Хозяин продолжал развлекать, щекоча шесть огрубевших, но чисто вымытых пяточек. А женщина (ее татуированное лицо уже было не молодым, а глаза смотрели зверем), держала наготове громоздкое ружье и тихо шипела, на местном наречии:
— Кто засмеется, сразу же пристрелю!
Было видно две девушки и мальчик прилагают неимоверные усилия, чтобы сдержать смех, угрозу они, похоже, воспринимали всерьез, тем более что ложе и пол были густо заляпаны кровью, и это видно далеко не первые жертвы. Елена Соколовская покрутила пальцем у виска:
— Хорошие шутки у господ!
Хозяину похоже надоела щекотка, и он схватил вяло чадящий (непонятно зачем, в комнате светло) факел, и подул на него. Пламя разгорелось сильнее. Изверги разом хихикнули. Истязатель поднес пламя к босым ножкам девушки. Оранжевый язычок, хищно лизнул голую, девичью пятку. На стопе много нервных волокон, и боль сильна, видно: как личико девушки перекосилось, а из прошеной губы полилась тоненькая струйка крови. Она держалась неимоверным усилием, дуло ружья целило в гладкий лобик рабыни, пусть и с парой мелких царапин лишь подчеркивающих ее красоту. Елена решила, что дальше медлить нельзя:
— Равнодушие самый страшный порок, оно слишком легко входит в привычку!
Воительница метнула самке-бинару в затылок кинжал. При этом почувствовала легкий укол совести: неприятно убить почти человека и женщину с атлетической, почти совершенной фигурой. Укол впрочем, был слабый, как прикосновение тополиной пушинки к лицу. После чего она прыгнула на хозяина, краем глаза отметив, что лезвие бумеранга-кинжала, легко срезало голову, и мягко вернулась в раскрытую ладонь воительницы. Ну, а девичья ножка с силой всадила в колено. Хозяин охнул, попробовал ответить, но был парализован, точным ударом, указательного пальца в нервный узел. Воительница оскалилась, она двигалась намного быстрее, чем грозные бинары и у двух застигнутых врасплох субъектов: просто не было шансов!
Соколовская произнесла:
— Удар! Удар! Еще удар! Еще удар и вот! Не надо извергая срам, заквасить бутерброд!
Воительница рассмеялась собственной шутке. Быстрыми ударами освободила рабынь от веревок, и улыбнулась:
— Вот теперь ваши мучения закончились!
Девушки простонали:
— Что ты наделала! За убийство господина, нас всех распнут на колесах! Все рабов без исключения!
Соколовская недоверчиво прищурилась:
— А что есть такой обычай? И кто вас распнет?! Я перебью всю вашу стражу!
Девушка, которая выглядела из-за высокого лба более умной, объяснила:
— Тут не одно такое бунгало, а много и целые отряды бойцов. Ты одна наверняка, ведь не справишься с большим войском. Или ты Бог?
Елена рассмеялась:
— Это как еще сказать! Может и Бог! Но, ни в одной религии, Бог не бывает Один! У него, как правило, полно слуг и помощников. Вот вы, например, вполне можете стать армией!
Девушка глубоко вздохнула:
— Мы не умеем стрелять! Мы всего лишь рабыни!
Доселе молчавший мальчишка неожиданно вмешался:
— Я умею стрелять!
Елена ехидно усмехнулась:
— Из рогатки!
Мальчик возразил:
— Я служил старшим полковником офицером в армии короля Артура!
Соколовская удивилась:
— Такой маленький и уже полковник-офицер? Или у вас есть детская гвардия?
Ребенок покачал головой:
— Я не маленький! Мне уже семьдесят девять лет! Из них сорок девять лет я служил в армии сначала короля Григория, а затем и Артура, а последние двадцать лет просто ничтожный военнопленный и раб!
Соколовская кое-что стала соображать:
— Ты хочешь сказать, что тебя уменьшили до размеров ребенка!
Мальчик горячо кивнул и воскликнул:
— Да! Черт меня раздери да! Я, уже, будучи взрослым даже немолодым человеком, подвергся магическому воздействию и стали ребенком не старше десяти-одиннадцати лет. И пока меня не убьют, остаюсь им!
Елена тихо спросила:
— А остальные мужчины?
Пацан потер сбитой, босой ножкой, об ковер:
— Все рабы стали мальчишками! Некоторые впрочем, родились в рабстве! Бинары боятся взрослых мужчин и предпочитают детей-невольников. — Мальчонка, оглянувшись нервно дернул подбородком. — Или может у них религия такая странная… Не знаю….
Соколовская пожала могучими плечами:
— Да не надо было проигрывать! А вообще я не ожидала, что войдя в бархан, попаду в новый, ранее не изведанный мир! Воительница-полководец, честно говоря, в затруднении!
Мальчишка с надеждой предложил:
— Я барон де Гизз, давно хотел сбросить иго раба! Мне надоели побои и унижения. Давайте лучше освободим все невольников и устроим большое восстание, против бинаров и этих уродов гадюфиров, что служат им!
Елена поколебавшись (Не хотелось опять лить кровь, на её совести и так Эвересты трупов!), резко стукнула себя кулаком по колену:
— Идет! Я согласна! В детстве меня очень привлекала идея, стать народным вождем! Только вот жаль мечты… Впрочем мне грех жаловаться на свою карьеру! Быть Гипермаршалом — не каждому дано!
Воительница подхватил ружье, и стала его осматривать, затем быстро разобрала, цокая языком. Мальчик-барон объяснял:
— Бинаров не так уж и много. Главные их слуги, и сила — это гадюфиры, ты их, наверное, видела?
Елена кивнула:
— Скорпионовые медведи в чешуе и древней лампочкой вместо носа! Уродцы — бред наркомана!
Мальчишка, приложив мозолистый пальчик к губам, продолжил:
— Войско гадюфиров под командование бинаров вторглось в наши земли. У нас много хороших, солдат, рыцарская конница, храбрые паладины в броне. Но у противника оказались особые ружья. Они выпускали по много взрывающихся зарядов пробивающих латы и калечащих храбрых рыцарей. Они победили нас, хотя тоже были смертными. Правда, гадюфиры довольно живучие твари, их убить сложнее, чем человека! Нужно поразить стрелой точно в голову, и они это знали, надевая прочные шлемы. Но были умельцы, что убивали и их, или умудрялись прорваться на ближнюю дистанцию. Я бы никогда не попал в плен, но противник применил сонное заклинание, сморив остатки наших войск и дружины короля Артура. После чего наша страна была покорена.
Соколовская заметила:
— Покоряет только любовь, а не насилие! Кстати у вас пороха не было?
Барон де Гизз пожал худенькими, в шрамах от плетей и заживших ожогов плечами:
— Честно говоря, я где-то слышал, что в далеких заморских землях, есть такой чудо порошок, способный взрываться, но мы его не знали! Да и бинары тоже!
Елена улыбаясь, заметила:
— Это хорошо! Хотя порох — это самый примитивный элемент на войне! Но между прочем, в свое время, именно он помог монголо-татарам одолеть мощнейшие твердыни, включая неприступный Киев! Интересно вас всех превратили в мальчишек?
Барон де Гизз кивнул:
— Мужчин всех! Женщин оставили прежних! Вернее нет, например старухи помолодели! Это может единственные, кто был хотя бы на первых порах доволен рабством. Какое чудо, моя дряблая мама стала такой красивой!
Елена немного удивилась:
— У вас уже были старухи?!
Барон де Гизз кивнул:
— К сожалению да! И старики, и старухи! Да я сам стал лысеть и бороду посеребрило. Признаться честно, став маленьким мальчиком, я почувствовал себя намного лучше, все старые шрамы исчезли. Правда нам сразу сказали, что дряблые рабы трудятся плохо и часто сами умирают от непосильной нагрузки, так что пускай не слишком радуются. — Мальчишка поднял с пола оружие бинара, его маленькие бицепсы напряглись и заострились. — Так что это не ради вас людишек. Потом меня и других мальчиков бывших мужчин отправили трудится, в каменоломни. А это очень тяжело, под босыми детскими ножками острые камни, ты тащишь неподъемный груз, а плеть постоянно гуляет по спинам. Все время голенький, даже набедренную повязку дают раз в десять лет, а летом в каменоломнях страшная жара, зимой сыро и холодно, кормят два раза в день. Побои или иногда даже огонек к коже. И истязающая работа. Поначалу я так уставал, что после отбоя сразу же отрубался, а тело испытывало адскую боль. Не осталось ни кровинки, не жилки не тронутой болью. Она охватило все существо, и стала частью бытия. — Барон-мальчишка округлил рот и тряхнул ручонкой. — Но потом все ощущения притупились, через несколько месяцев новое тело привыкло к нагрузкам. Многие мальчики умерли впервые же недели рабства, но кто пережил период адаптации, уже жили долго, не смотря на адский труд. Кормили нас скудно, но организм как-то перестроился, довольствоваться малым, хотя чувство голода и не покидает меня. Двадцать лет я провел в каменоломнях, лишь в последние две недели, меня пару раз привозили сюда, чтобы поиздеваться. Странно, но щекотка как-то превратилась в особо изощренный способ пытки.
