Радуясь тому, что свободна, попыталась подняться с постели, но не тут-то было. Мои руки так и оставались пришпилены невидимыми оковами к ложу и мое нелепое дерганье свободными ногами никак не помогало ситуации. Ладно, сбежал, может совесть включилась, но зачем оставил привязанной? Мучимая всевозможными догадками от "вернется" до "забыл"? извивалась как змея, пытаясь высвободиться, но ничего не получалось. Чернышевский со своим "Что делать?" витал невидимым духом в комнате, а выхода из ситуации как не было, так и не находилось.

  Красавец шатен стоял на крыльце дома и сжимал руками голову так, словно хотел, чтобы она треснула, как спелая тыква, от его усилий. Как оказалось, еще не все человеческое умерло в нем, поэтому так сложно было завершить начатое. Глаза девчонки, полные страха, стали тем стимулом, который выпустил на волю тщательно скрываемые от себя умение сопереживать, благородство и жалость.

  В мозгу крутился разговор с Инквизитором, который за столетия так и не был сломлен. Тот советовал идти путем ненависти и сейчас, Герман снова мысленно спорил с ним, пытаясь доказать что эта дорога не верна. Но Инквизитор как всегда был очень убедителен.

  Имени своего друга и оппонента, как ни удивительно, Герман так и не узнал. Тот представился Инквизитором когда-то и это наименование как ничто шло облику монаха: тонзуре, обрамленной редкими седыми волосами, старой, дырявой рясе, янтарным четкам, которые священнослужитель задумчиво перебирал во время разговора, и холодному, пронзительному, взгляду.

  Первое знакомство было не менее примечательно, чем сама личность Инквизитора. Измученный, голодный парень, заблудившийся в лесу, как раз присел на траву у дерева, вытянул уставшие, после похода на многие километры, ноги. Снял кепку, утер пот со лба, было жарко, очень жарко, скинул куртку и, прислонившись к покрытому грубой корой стволу, прикрыл глаза.

  - Пища земная, питая наше тело, подрывает чистоту нашего духа, - глубокомысленно заметил некто невидимый.

  Герман открыл глаза и собрался было вскочить, чтобы иметь возможность защититься от неведомой опасности, но, стоящий перед ним монах сказал:

  - Поспешность так же вредит духу, как и пища земная, сиди, сын мой, не стоит меня бояться.

  Тогда Герман не знал ни о реальном влиянии Инквизитора, ни о силе характера своего нежданного собеседника, поэтому поверил и расслабился. Священник ловко присел рядом с парнем, закрыл глаза и принялся перебирать ярко-желтые бусины. Минут пять продолжалось молчание, которое нарушил монах:

  - Вы очень хороший собеседник, мой юный друг.

  Герман развернулся лицом к мужчине и изумленно спросил:

  - Правда?

  - Помолчать в нужный момент может далеко не каждый, - философски заметил монах, так и не открыв глаз.

  Парень пожал плечами и вздохнул, потом вернулся к невеселым воспоминаниям, которые жгли раскаленным железом память.

  - Мне пора, - поднялся монах с травы. - У меня по расписанию костер, опаздывать никак нельзя.

  - Эй, не уходите! - очнулся от дум Герман, поняв, что нежданный собеседник собирается оставить его одного.

  До молодого человека только дошло, что странно и само появление человека в такой глуши и то, что сам парень так спокойно готов отпустить спасение в лице незнакомца.

  - Извини, мне нельзя опаздывать, - улыбнулся монах и развел руками.

  - Тогда возьмите меня с собой, - вскочил с места Герман и ухватил мужчину за рукав рванной рясы.

  - А выдержишь? - усомнился монах.

  - Конечно, - парень был готов на все, только бы выбраться из леса.

  - Тогда пошли, - высвободил рукав незнакомец.

  - А как вас зовут? - Герману пришлось догонять монаха, который уже успел сделать несколько шагов.

  - Мое мирское имя тебе незачем знать. Зови меня Инквизитор.

  Молодой человек не сразу понял, как сочетаются между собой слова "инквизитор" и "костер", а когда понял, все равно решил следовать за спасителем, выбора не было.

  Это потом, сам же монах, неоднократно повторял, что выбор есть всегда и многое зависит от того, что выберешь и Герман был вынужден согласиться. У него и в той ситуации была возможность выбирать, остаться, пойти с монахом, или же искать дорогу самостоятельно.

  Вот и сейчас, мужчина мысленно спорил со старым другом, который еще несколько дней назад повторял: "На любовь с первого взгляда, лучше не рассчитывать, страсть тебе даст временную привязанность, а вот ненависть, ее хватит надолго. Так что иди этим путем". Герман не согласился тогда, и сейчас совсем не хотел вызывать у девушки ненависть, особенно тяжело было смотреть в полные слез глаза и знать, что более сильные страх и боль для нее еще впереди. Но Лера не захотела, ни влюбиться с первого взгляда, ни уступить по-доброму, а отпущенное время было уже на исходе.

  Приняв окончательное решение, мужчина зашел в дом, прошел в комнату, в которой осталась пришпиленная к кровати девушка, закрыл за собой дверь и решительно снял куртку.

  Моральный урод и мой личный кошмар вернулся. Ничего-то он не забыл и намерений не поменял. Скинул с себя куртку, стянул футболку и направился ко мне. Присел рядом и снял с меня куртку, с которой за все это время так и не решилась расстаться. Оковы на моих руках ему не помешали разобраться и с моей блузкой. Медленно расстегивал он мелкие пуговички, медленно распахивал полы одежки, потом так же медленно стянул шелковую блузку с меня. После нежно провел пальцами по щеке и сказал: "Прости".

  Он долго гладил меня по волосам, словно успокаивая, водил рукой по щеке, спускался кончиками пальцев по шее и каждый раз останавливался у бюстгалтера, не двигаясь дальше, потом путь повторялся. Мужчина добился своего, страх постепенно сменялся томлением в низу живота. Потеряла счет времени, поэтому не смогу сказать точно, сколько минут прошло, прежде чем стала жаждать того, чтобы его рука спустилась ниже. Уловив мое настроение, мужчина скользнул пальцами в бюстгалтер, задев сосок, который сразу же затвердел.

  Оторвавшись на время от груди, он склонился надо мной и легко чмокнул в губы. Немного разочаровалась, что поцелуй такой целомудренный. Но, Герман, не стал останавливаться на платоническом времяпровождении и впился в мои губы более страстным и требовательным поцелуем. Ответила, забыв уже, что нахожусь в незавидном положении. Мое тело, в не зависимости от моей воли, все еще остро реагировало на мужественность и сексуальность липового идеального любовника.

  Мы долго и страстно целовались, а его руки блуждали по моему телу, вызывая приливы и отливы из чувственных, приятных и нежных волн, которые накатывали на меня. Обняла мужчину за шею, даже не удивившись тому, что руки свободны. Из головы вылетели все здравые мысли, осталось только порочное наслаждение, в которое хотелось окунуться с головой.

  Он ловко освободил меня от бюстгалтера и принялся терпеливо ласкать губами и руками, спускаясь ниже и ниже. Брюки и его и мои, скоро оказались ненужными деталями туалета. Не заметила, в пылу страсти, как он освободил меня и от этой детали и от обуви, когда же он скидывал с себя остатки одежды, только испытала короткое разочарование, что сладкие ощущения на время прекратились. Была рада тому, что он быстро вернулся ко мне и продолжил начатое. Крышу сносило от каждого прикосновения к коже, от каждого движения такого близкого, но все еще далекого мужского тела. Герман прижимался ко мне все сильнее, но пока так и не переступил грани, словно ожидал чего-то. Дождался, не выдержала, сама прижалась бедрами к нему сильнее, потеряв всякий стыд. Поняв, чего хочу, он больше не стал медлить.

  Мужчина закрыл мне рот поцелуем, приглушая крик боли. Дискомфорт, даже не смотря на то, что любовник остановился, пережидая мое разочарование от вторгнувшихся в удовольствие диссонансных ощущений, рушил наслаждение. Поэтому Герман вернулся к моим губам, груди, животу. Оставаясь во мне, он руками терпеливо возвращал сладкие волны, которые не сразу, но стали снова накатывать, лишая меня всякой способности критически мыслить, а значит и сопротивляться, и бояться, что боль повторится. Только после того, как снова забылась в чувственном угаре, мой любовник продолжил двигаться во мне, медленно, осторожно, давая возможность привыкнуть и распробовать то новое, что сейчас довелось прочувствовать.