Эту присказку он говорил всякий раз после выстрела.

У Смирки было шесть ружей, казацкие и турецкие, но стрелял он часто, и Нюрка с Пантелеймоном не успевали заряжать.

- Дяденька, никак! - крикнула в отчаянии девочка: у них шомпол застрял. Смирка выстрелил сразу из двух ружей и кинулся помогать. Тут на него и наскочило два турка. Смирка одного в ров сшиб, а второй успел дядю Смирку ятаганом насквозь проткнуть. А турки лезут. Сел Смирка на землю, поднял ружье и разнес пулей голову забежавшему на стену янычару. И умер.

- Ма-ма! - закричала Нюрка. - Ма-ма!

А сама не прятаться полезла. Выскочила из норки, схватила последнее заряженное ружье, подняла. А на нее изо рва Мехмед вылез. Вылез и одним глазом все увидал: казак с ятаганом в животе, мальчишечка в норке с ружьем, а прямо на него еще ружье, у девчонки в руках. Силится девчонка курок спустить - не может. Мехмед ятаган занес над ее головкой, а девчонка глаз не зажмурила. Синие те глаза, как само небо, и никакого в них страха, только обида перехватила девчонке рот - силенок нет из ружья выпалить перед смертью.

Выхватил у девчонки ружье Мехмед свободной рукой. Кинул его через себя в ров. А девчонка стоит пряменько, как молодая пальма, глаза так и не закрыла, в степь глядит, только чего видит - слезы из глаз, как два ручейка. Опустил Мехмед ятаган и сам, не ведая почему, погладил вдруг девчонку по голове. Головка русая, с косичками, волосы мяконькие. Повернулся Мехмед спиной к городу и нарочно упал на своих, сшибая со стены, а потом выбрался изо рва и пошел в отступление. Никто его не остановил. О мертвого казака или о своих, когда со стены сползал, кровью перемазался. Да и знали Мехмеда в войсках. Знали, что это герой без страха. Коли уходит с поля битвы - значит ранен. А Мехмеда и вправду ранило. В сердце. Девчонка, защитница Азова, глазами и слезами ранила.

“Аллах! Я же - калфа, я умею мять кожи. Зачем же я здесь?”

Сломался воин Мехмед. Умер воин, жаждущий тимаров, зеаметов.

“Если у них воюют малые дети, значит, наша победа близка, но я не хочу быть победителем детей”.

Так сказал себе Мехмед.

Мехмед не знал, что на сердце у его товарищей. Он замкнулся, но воины сами стали подходить к нему с одним и тем же: “Мехмед, не довольно ли нам подставлять головы под казацкие пули? Нас убивают, и наше добро переходит в казну паДишаха. Что мы получим в награду, если и возьмем эту кучу камней? Командиры не вправе держать нас в окопах. Уже истекают вторые сорок дней”.

Это было на восьмые сутки беспрерывного приступа. Полк, где служил Мехмед, отказался идти на Азов. Дели Гуссейн-паша послал свой пятнадцатый корпус на усмирение, но карателям преградил путь полк, только что вышедший из боя.

Воевать со своими же войсками Дели Гуссейн-паша испугался.

На десятый день отказались идти на приступ все четырнадцать полков.

В тот же день вернулся из набега хан Бегадыр Гирей. Хан Бегадыр проиграл. Не по своей воле взялся играть, потому и ставок не делал, в стороне хотел быть, но теперь, возвращаясь из набега, он понял вдруг, что его раздели неведомо когда и как, но догола.

Набег не удался. Сжег два пустых казачьих городка. Калгу с частью войска послал под Черкасск. Городок затворил ворота, три дня отбивал приступы, и на четвертый в спину татарам ударил отряд Михаила Татаринова.

Разводить долгие осады хан Бегадыр запретил, казачье войско Татаринова показалось огромным, и калга оставил осаду и ушел в степь.

Полчище хана Бегадыра докатилось до первой засечной линии русских новых городов, получило отпор. Не только осаждать города, слышать об осаде Азова татары не хотели, а потому покрутились по степям, пожгли беззащитные малые деревеньки, переловили табуны коней и вернулись к Азову.

Добыча огромного татарского войска была самая ничтожная, полону русского сотни две-три, да и полон самый худой - старики, старухи, детишки малые, мужиков и баб - пятая часть полона.

Лошадей, правда, собрали тысяч пять, да и то часть табунов Татаринов, поджидавший хана па сакмах, отбил и угнал.

Опережая свою огромную армию, хан Бегадыр прискакал под Азов для встречи с Василием Лупу. Ему нужен был добрый совет.

- Хан мой любезный, - сказал господарь печально. - Эта война, если мы и возьмем Азов, проиграна. А если не возьмем, то проиграна позорно. Проиграли ее турки, но волны гнева падишаха отхлещут и нас с тобой… У тебя, мой любезный хан, одно спасение: из набега ты должен вернуться с большой победой.

Они сидели в маленькой бедной солдатской палатке, один на один, поставив вокруг верную стражу.

Хана мучила изжога и отрыжка, он пожелтел лицом, порастряс брюшко.

- Мои воины будут под Азовом завтра. Добыча, которую я взял в русских украйнах, ничтожна. Русские сильно укрепились, а мои воины не хотят воевать.

- У меня есть казачьи кафтаны, - сказал Лупу. - Я дам тебе сотню моих людей. Молдаване похожи обликом на казаков. Мы их переоденем, и ты проведешь этих “казаков” под стенами Азова. Пусть это будет твой “полон”. Прогони под стенами табуны своих лошадей. Пусть это будет твоя “добыча”.

- О, господарь! Как благодарить тебя за твой мудрый дружественный совет?

- Мы, поставленные над народами, должны помогать друг другу, о великий хан Бегадыр!

- Я сжег одну небольшую русскую крепость. Она была еще не достроена, и людей там было не больше двух десятков. Русские стрельцы сражались, покуда не были убиты. Но двух воинов я взял в плен. И оба они на пытке сказали: московский царь с большим войском идет к Азову.

- Русские лгут, - сказал Лупу. - Но если мы хотим уберечь себя от гнева своих же воинов, надо показать этих русских Дели Гуссейн-паше. Скоро грянет осень, воевать будет невозможно. Спасая свою голову, главнокомандующий может погубить все войско, и свое, и твое, хан.

Играла вся турецкая музыка. Хан Бегадыр возвращался из победоносного набега. Гнали пленных казаков, гнали полон, гнали многие тысячи лошадей, несли опрокинутые кресты распятием к земле. Весь Азов был на стенах. Пленных “казаков” поставили перед Азовом. Казаки эти приняли ислам.

- Братья, - говорил Осип Петров, обходя свое воинство. - Оттого мы и помираем здесь, чтобы проклятые басурмане не рыскали по русской земле. Коли устоим, братья, то эта ханская добыча последняя. Много мы с вами постояли, постоим еще.

- Постоим! - отвечали казаки и плевали в сторону предателей, принявших ислам.

Дели Гуссейн-паша собрал большой военный совет. Собравшимся даже простой воды не подали.

- Воля Убежища веры, величайшего падишаха Ибрагима для нас священпа, - сказал Дели Гуссейн-паша. - Мы должны взять Азов, чего бы нам это пи стоило. Хан Бегадыр совершил весьма удачный набег. Его победы вселили в войска радость и уверенность в силах.

Все молчали. И вдруг смешок. Смеялся евнух Ибрагим.

- Мы знаем, какова истинная победа хана. Представление обмануло казаков, но зачем мы хотим обмануть себя?

Хан Бегадыр вскочил.

- Да, да, это правда. Мой набег был сорван. Степи набиты казачьими войсками. В русских пограничных городах сидят сильные полки. А на помощь Азову идет сам царь Михаил.

Хан махнул рукой, и в шатер втолкнули двух стрельцов.

- Говорите! - крикнул хан.

- Говорите! - перевел толмач.

- Не надо! - топнул ногой Дели Гуссейн-паша, - Убрать их! Я приказываю взять город, взять!

Стрельцов вытолкали из шатра. , - Может быть, мы и возьмем город, но как мы его удержим, если нас осадит царь Михаил? Все укрепления Азова уничтожены! - воскликнул Пиали-паша.

- Но ведь казаки держатся! - ответил Жузеф. - Не царь нам страшен. Страшно другое. Близится Касимов день. В Касимов день море замерзает.

- До Касимова дня еще сорок дней! - крикнул Дели Гуссейн-паша.

- Только сорок! - хихикнул скопец Ибрагим.

- Войска перестали подчиняться! - Канаан-паша сидел, закрыв руками лицо. - Если мы простоим под Азовом хотя бы еще две недели, янычары кинутся не на казаков, а на своих командиров.