Эльдира тогда шутку своего мужа не поддержала:

– У нас по-другому нельзя. Каждый фрол всегда и везде должен помнить в каком опасном мире он живет.

«Эльдира…» − больно резануло в сердце.

Лю мгновенно понял состояние Андрея.

– Андрей, давай поедим, а потом будем обсуждать твои дела, − мягко предложил он.

Землянин молча кивнул головой.

Поднос тут же трансформировался в стол. Возле него, как по волшебству, возникли два стула. Землянин и мнем сели.

Обед или что там по времени больше подходило, Кедров давно уже сбился со счета времени, прошел в молчании. Того радостного подъема, с каким Андрей проснулся на мнемовском звездолете, не было. На землянина навалились, отброшенные ранее мощным эмоциональным порывом: «Жив!», вопросы: что случилось с Матеей, что случилось с Эльдирой, где он и самое главное − что дальше делать?

– Что ж, теперь можно отвечать на твои вопросы, − Лю улыбнулся. − И не сиди такой хмурый. Просто подумай, ведь все могло закончиться гораздо хуже.

– Да, ты прав, Лю. Все могло закончиться гораздо хуже. А ты, получаешься, все время наблюдал за мной?

– Ну, не льсти себе так, − Лю вновь рассмеялся. − Мы следим за всеми более-менее значительными событиями, которые происходят у челов, кроков и мнемов. И, естественно, такую заварушку около Матеи мы пропустить никак не могли.

– Заварушка… заварушка, в которой могли погибнуть десять миллиардов фролов, десять миллиардов человек. Или для вас десять миллиардов не цифра?

– Ладно, не злись. Я может неправильно выразился. Не совсем то употребил ваше слово.

– Что с Матей? − спросил Кедров и почувствовал, как у него мгновенно просохло во рту.

– Не волнуйся, все в порядке. У кроков была одна гиперпространственная бомба. После того, как ты ее так эффектно разрядил, им ничего другого не оставалось делать, как покинуть окрестности Матеи.

– Сделают еще, − Андрей вздохнул.

– Не сделают, − неожиданно он услышал в ответ. − По крайней мере, не сразу.

– Почему?

– Их ученый, который, собственно, и сделал это страшное оружие, покончил с собой. А без него кроки отброшены на пару лет назад. Так что пару лет, а то и больше у челов и фролов есть.

– Покончил с собой? Почему?

Лю на мгновение задумался.

– Если коротко, то неразделенная любовь, − наконец ответил он.

– Неразделенная любовь, − медленно за мнемом повторил землянин, словно пробуя на вкус это горькое, жесткое слово, − а что с Эльдирой? − и снова в его рту пересохло.

– Находиться на Матеи. Вместе с Главным Судьей СакВоком управляет государством. Пытаются помирить разбушевавшихся фролов. Вроде это у них получается, через паузу добавил он.

– А этот человский генерал Рахад Виргул где сейчас?

– Он на Матеи, − тут же прозвучал ответ. − Помогает Эльдире в наведении порядка.

– И все? − через силу выдавил из себя землянин, кляня себя за этот вопрос.

Мнемы отлично понимали все недомолвки. В сущности, с ними вообще можно было не разговаривать. Стоило только подумать, и мнем все понимал. Кедров не раз в этом убеждался, еще там, на Гамеде.

– Я не знаю, близки они или нет. Мы, без необходимости, не вторгаемся в частную жизнь.

– Ну и не вторгайтесь! Я и так знаю! − Кедров вскочил из-за стола. − Конечно близки! Они были близки, когда я еще был на Матеи! А сейчас, когда я для них погиб, тем более!

– Успокойся! − слово больно хлестнуло в голове, словно бич. Как говорят у вас, еще не вечер. Любишь женщину − борись за нее!

Андрей медленно сел на стул.

– Ты можешь меня вернуть назад, на Матею?

– Могу, − тут же, без колебаний ответил мнем. − Если захочешь − верну.

– Если захочу… Лю, я еще и сам не знаю, чего я хочу.

– Андрей, на тебя слишком много свалилось за последнее время. Слишком много. Ведь еще два года назад ты был обычным молоденьким лейтенантом российской армии, а теперь ты летаешь на гиперпространственных звездолетах и для тебя проткнуть сто тысяч световых лет даже проще, чем съездить к матери в Воронежскую область. Раньше ты видел атомный взрыв только в кино, а сейчас ты уже спускался на подвергшуюся атомной бомбардировке планету и сражался там с кроками. Это все равно, что с ходу запрыгнуть на проносящийся мимо экспресс. Так можно и покалечиться. Твой мозг просто запутался и хочет одного − покоя.

– Да, на Матеи я покой получу, − произнес Андрей с горькой иронией.

– В таком состоянии ты на Матеи покой не получишь. А хочешь, я сделаю так, что все свои неурядицы в личной жизни ты будешь воспринимать спокойно?

– Это называется психокоррекцией?

– Да. Ты все будешь помнить, но эмоции будут сглажены. И все.

– Нет, Лю, спасибо. Моя жизнь − это моя жизнь. И никаких коррекций мне не надо. Я никакой ни алкаш или наркоман, которым надо внушать что-то.

– Да причем тут это!

– Повторяю, Лю, не надо. Я мужчина и я со всеми своими проблемами справлюсь сам.

– Ну, как знаешь.

– Знаю, − землянин твердо взглянул в серые глаза мнема. − И я знаю то, что я больше не хочу на Матею, − сказал Андрей и удивился, как легко он произнес эти слова. В любом случае, я им чужак. И даже хорошо, что все так закончилось. Для Эльдиры я мертв, и ее не будет мучить совесть, что она мне изменяет.

– Изменять можно и мертвым, − тихо произнес мнем. − А тем более тем, кто спас тебя. Ты изменяешь его памяти. А это бывает похуже, чем изменить живому человеку. Живой человек еще может тебя простить, мертвый же никогда. Он будит мстить тебя своей памятью.

«А ведь точно, − Андрею вспомнилась его прабабушка. − Бабушка Вера так и не вышла замуж после войны. Все ждала своего мужа, моего прадеда, погибшего в Белоруссии, в сорок четвертом. Хотя красивая была женщина, − Кедров вспомнил фотографию, висевшую в хате его прабабушки. Девушка и парень, она в каком-то темном платье с большим белым отложным воротником, он в черном костюме, белой рубашке, поверх которой виднеется какой-то одноцветный галстук − черно-белая фотография и истинных цветов, поэтому не понять. Лица спокойны и выразительны. Его прабабушка Вера и прадед Андрей. Фотография сделана сразу после их свадьбы в июне сорок первого…

Кедрову нравилось смотреть на старые фотографии. Было в лицах людей, запечатленных на них, нечто такое, чего не было на современных фотографиях. Была какая-то торжественность, величавость. Было в лицах что-то роднившее их с ликами на иконах. Это Андрей заметил еще в хате бабушки Веры. Очевидно, фотография тогда еще была редкостью и люди, позируя фотографу, что называется, выкладывались, будто инстинктивно понимая, что смотрят не только в объектив фотоаппарата, но и в вечность.

«Сейчас уже совсем не то. Люди фотографируются мимоходом, словно на ходу перекусив бутербродом. Щелк и побежали дальше. Какая уж тут торжественность. И еще эти голливудские, широкие, больше похожие на оскал, улыбки, будто отштампованные с одного клише. Конечно с одного. Все ж сейчас говорят: «Чиз», когда фотографируются. Так и хочется иногда засунуть в этот рот этот самый чиз. Просит же».

– Все равно не хочу на Матею, − Андрей тряхнул головой, отгоняя детские воспоминания. − Чужой я им. Знаешь, все же глупо погибать за чужую страну.

– Но она много тебе дала эта страна.

– А я, по-моему, сполна расплатился за это, − быстро парировал землянин.

– А то, что у тебя будет там ребенок?

Кедров несколько секунд молчал, обдумывая услышанное от мнема.

– Да, у меня будет там ребенок. Но знаешь… − землянин замолк, пытаясь поточнее подобрать слова для своей мысли.

– Ты мужчина и твое дело завоевывать мир, − Лю за Кедрова сформулировал его мысль.

– Ну, может не так пафосно… но в целом верно. Если честно, то я ощущаю себя сейчас варягом, случайно вынесенным на чужой берег и которого местные жители приютили. Дали кров и пищу.

– И который честно за это сражался с их врагами. А местные девушки выражали восхищение чужеземному герою, способами, им доступными! − Лю рассмеялся.