Темнота. Тишина. Холод.

Художник оказался прав, на смену надежде пришло отчаянье, опустошенность. У нас не было шансов на спасение, и с этой мыслью приходилось мириться. Я знала, что должна бороться с отчаяньем, но когда над твоей головой многометровая толща земли, оставаться оптимистом довольно сложно.

Где–то капала вода. Полновесные капли со стуком разбивались о бетонный пол…

Я медленно уходила в прошлое, вновь переживая события предыдущих, полных риска и приключений жизней. Одним из самых ярких воспоминаний был наш с Еленой неожиданный приезд в Поэнари, разговор с Дракулой.

«Нельзя сдаваться, как бы трудно не было. На слабость нет права. Бороться до конца, вопреки всему и… победить».

Больше пяти веков минуло с той встречи, а мне казалось, что она произошла только вчера. Всякий раз, вспоминая Влада, я становилась сильнее. Невероятная внутренняя сила этого человека даже спустя столетия вытягивала из бездны отчаянья, возвращала к жизни. Однажды, благодаря Дракуле. я уже сделала правильный выбор, бросила вызов тени. И теперь у меня не было права на слабость.

— Мы провели в этой дыре всего несколько часов, но уже успели впасть в абсолютное уныние, — заговорила я, нарушив гробовое молчание. – А вот один человек четырнадцать лет отсидел в темнице, но все же нашел в себе силы выстоять и, выйдя на свободу, победить своих врагов.

— Воспоминания прошлых жизней? – спросили из темноты.

— Мы с Сестрой хорошо знали этого человека. Однажды он сказал: «У нас нет права на слабость». Он всегда побеждал.

— Хорошие у тебя были знакомые, — Зизи включила фонарик. – После продолжительных размышлений, я тоже поняла – надо что–то делать. От сидения на одном месте никому легче не станет.

— Знаете, как меня звали в прошлой жизни?

— Великолепной Амандой. Могу еще раз пять повторить, если это поможет.

— Не только, Зизи. Еще меня называли Летающей Амандой, Принцессой воздуха, и я хочу вновь оправдать это прозвище.

***

Батарейки в фонариках потихоньку «садились», но все уже было рассчитано до мелочей. Теперь все зависело только от моей ловкости и удачи. Покончив с расчетами, я отошла в сторонку, закрыла глаза, стараясь сосредоточится. В памяти всплыли знакомые картины – залитая ярким светом арена, восторженно галдящая публика, серебряная молния раскачивавшейся трапеции… А до того – долгие, мучительные тренировки, во время которых оттачивалось каждое движение, каждый вдох и выдох. Да, я была способна на многое, но для того чтобы сделать этот номер, мне понадобился почти год напряженных репетиций.

Я понимала, что все должна сделать с первого раза — вряд ли у меня хватило бы сил на вторую попытку. После концентрации последовала небольшая разминка, возвращавшая силу и гибкость находившемуся в неподвижности телу…

— Трос в седельной сумке. Думаю, его хватит, — на переносице Зизи появилась маленькая складочка, круглые глаза были серьезны. – Когда взлетишь к солнцу, не забывай о нас, грешных.

— Там видно будет, — усмехнулась я, передавая фонарик Игорю.

— Не сломай мне шею, Акулиничева, — попросил обладавший самой крепкой и широкой спиной Костик. – Она хоть и короткая, но меня вполне устраивает.

— Акулиничева? – переспросила не знавшая моей фамилии Зизи. – А со Светкой ты случайно не знакома?

— Это моя старшая сестра.

— Бессмертная?

— Обычная. У нас один отец.

— Так вот почему твое лицо мне знакомо! Ты же вылитая Светка, только темненькая. А я–то думала…

Болтовня ребят проскальзывала мимо сознания, не оставляя следа. Вся моя воля, мысли, чувства, все было сконцентрировано на одной цели. Слабый свет двух фонариков выхватывал из темноты черное отверстие трубы – спустя несколько мгновений я должна была оказаться там, и в этом сейчас состоял смысл всей моей жизни.

— Готовься, Костик.

Он поспешно отошел туда, где должен был стоять, проворчал что–то, наклонился, замер, выжидая. Я отошла в самый дальний угол нашей темницы, разбежалась, сделала сальто, оперлась руками о Костикову спину, резко распрямилась и стрелой взмыла к потолку. Это был совершенно невероятный полет, похожий на те, что порой происходят во время сна. Он занял доли секунды, но я прекрасно запомнила все его подробности.

Черное отверстие трубы стремительно приближалось. Его освещали тусклые пятна электрического света. Фонарики в руках ребят немного подрагивали. Усилием воли я замедлила движение, на долю секунды зависла в воздухе, а потом, резким толчком послала свое тело узкое, меньше метра в диаметре отверстие.

Сил хватило ровно настолько, что бы влететь в него примерно по пояс. Я растопырила руки, отчаянно пытаясь удержаться в этой скользкой, будто маслом намазанной трубе. Удалось. Мои ноги болтались в пустоте, а я, извиваясь, как червяк на крючке поползла вперед.

Подъем оказался невероятно сложным. Но жаловаться на жизнь не приходилось – надо было любой ценой выбраться из этой отвратительной, растянувшейся, как мне казалось, на много километров трубы. Ноги скользили по гладкому металлу, приходилось буквально вдавливать свои конечности в стенки, тело отчаянно болело, а далеко впереди виднелось сероватое пятно света…

Наконец, я оказалась в подвале барака. Над головой зияло отверстие, в которое меня и столкнула Маринка, вокруг была почти полная темнота. Только сверху просачивались прозрачные холодные лучи лунного света – в остальном мире давным–давно наступила ночь.

Я заглянула в трубу, окликнула притихших ребят.

— Все о`кей, сейчас сбегаю за тросом.

Снизу раздались восторженные крики, но я почти не обратила на них внимания – теперь мне предстояло найти выход из подвала. Искать предстояло в полной темноте и без фонарика, но после недавнего полета это показалось мне пустяком.

***

Мы на бешеной скорости мчались по шоссе. Конечно, жалко было оставлять ребят в этом глухом месте, но я не могла ждать ни минуты, все еще надеясь застать Художника. Спасательная операция по вызволению пленников заняла много времени и сопровождалась большими сложностями, но теперь все это осталось позади – Зинаида стремительно приближалась к городским окраинам. Рев двигателя в клочья рвал спокойствие ночи…

Зизи прислонила мотоцикл к дереву, раздвинула ветви кустов, внимательно осматривая стоявший неподалеку особнячок. Его окна блестели, отражая огромную желтую луну, из–за приоткрытой двери выбивалась полоска света.

— Ты уверена, что этот псих там?

— Скорее всего. Я мало что помню о привычках Художника, но в одном уверена – он очень трепетно относится к своим куклам. Скорее всего, он осыпает мою голову проклятьями и пытается собрать то, что уцелело после погрома.

— Погрома?

— Я немного подпортила экспозицию.

— Понятненько.

Мы крадучись приблизились к особняку, прошмыгнули внутрь. Разгромленные залы и подсобные помещения были пусты. Похоже, я ошиблась – Художник не стал задерживаться в разоренном музее и поспешил покинуть его.

— Твой приятель знал, что ты выберешься. Потому и смотался, — негромко заметила Зизи.

— Похоже на то. Он знает меня лучше, чем я сама.

— А вообще–то здесь прикольно.

Теперь, когда опасность отступила, Зизи позволила себе глазеть по сторонам. От экспонатов мало что осталось, но и эти обломки произвели на неунывающую байкершу сильное впечатление.

— Клево, — она подняла чью–то восковую голову. – Представь ситуацию – дарят тебе на первое апреля коробку, а там…

— Тихо, — я прижала палец к губам, напряженно прислушиваясь. – Здесь еще есть подвал…

Зизи хотела идти следом, но я велела ей ждать наверху.

— Как скажете, шеф, — она недовольно скривила губы. – Только не думай, что в одиночку сможешь решить все проблемы.

Интуиция подсказывала, что эту проблему могу решить только я. В подвале скрывалась потерянная душа. Не знаю, откуда взялась такая уверенность, возможно, это чутье вырабатывалось столетиями, но у меня не было ни малейших сомнений. Оставив Зизи разглядывать обломки восковых фигур, я торопливо пошла вниз по железной лесенке.