Поскольку мать целыми днями пропадала на работе, Барбара, движимая страхом и любовью, сочла своей обязанностью заниматься домом. Дело в том, что через несколько недель после развода родителей соседи пригласили ее в туристическую поездку. Но как только домик на колесах достиг конца квартала, Барбара расплакалась и стала проситься домой: она смертельно испугалась, что за время ее отсутствия мама тоже уйдет, как это сделал отец. И маленькая девочка претворила свой страх оказаться покинутой в неустанную деятельность. Она кормила и поила кошек, убирала их поддоны для туалета, убиралась в комнатах, готовила еду в микроволновой печи и мыла посуду после обеда со Скоттом. Прежде чем лечь спать, она проверяла, все ли в доме в порядке, чтобы маме не приходилось снова трудиться, когда она ночью вернется с работы. Если шел снег, девятилетняя Барбара надевала куртку и расчищала дорожку, чтобы мама могла въехать прямо в гараж. Она старалась по-своему поддержать их совместную жизнь, работая так же усердно, как и ее мама.

О подарках они и не мечтали, даже на Рождество. В первый год после ухода отца они поехали покупать елку только в сочельник, когда цена на них опустилась до минимума. По дороге домой Барбара и пятнадцатилетний Скотт (старшему брату Марку было восемнадцать, и он редко бывал дома), которые сидели на заднем сиденье, подрались. Когда они свернули на подъездную дорожку к дому, мама замахала рукой, чтобы они прекратили возню.

– Тише! – крикнула она.

Они продолжали толкаться.

– Я кому говорю! Тихо!

Дети испуганно затихли и вместе с матерью стали смотреть на дом с темными окнами. Сначала они слышали только завывание ветра и шуршание снега по стеклу. Затем послышалось тоненькое мяуканье. Эвелин выскочила из машины и зашагала по глубокому снегу. Ее слава «леди, помешанной на кошках» уже разнеслась по всему Фентону, и если кто-то хотел избавиться от кошки, то подкидывал ее во двор Ламбертам. В течение нескольких следующих лет, сворачивая на подъездную дорожку, семья множество раз обнаруживали подкидыша, грустно смотрящего на их автомобиль. Если он оказывался собакой, они отвозили его в офис общества «Прими животное». Если кошкой, то забирали себе… просто потому, что это было делом Ламбертов – помогать попавшим в беду кошкам.

В конце концов Скотт нашел кошку. Люди наверняка хотели подбросить котенка к дому «кошачьей» леди, но, видимо, ошиблись адресом, потому что мокрый и дрожащий малыш оказался в сугробе на другой стороне улицы. Барбара живо помнит своего брата в теплых наушниках со счастливой улыбкой на лице, который приближается к ней по подъездной дорожке, а свет из гаража падает на искрящийся снег и на крошечного дрожащего котенка, чья черная мордочка высовывается у него из-за пазухи.

Она вынула котенка, прижала его к щеке и сказала: «Он пахнет как «Гамбургер Хелпер».

И радостно улыбнулась. В то Рождества она не ждала подарка, и вдруг он чудом появился.

Она назвала котенка Смоки. Из обитавших в доме Ламбертов кошек некоторых забирали быстро, а другим приходилось ждать этого месяцами. Со Смоки получилось иначе. Как только Барбара взяла его на руки, он обнял ее за шею лапками и уткнулся ей в щеку своей холодной мордочкой. Барбара сразу почувствовала, что этот малыш станет ее котенком. Мать Барбары с усмешкой называла его Черный Спагетти, потому что при ней он был как вареная лапша. Смоки так полюбил свою маленькую хозяйку, что позволял ей вытворять с ним что угодно. Она надевала на него кукольные платья, катала его в детской коляске, укачивала, как новорожденного, уложив себе на сгиб локтя вверх животиком. Как любая девочка, она обожала наряжаться в разные платья и укладывала Смоки себе на плечи, где он изображал пышный меховой воротник. В ее руках он делался мягким и послушным. Тогда как другие кошки спали на первом этаже или в подвале, Смоки каждый вечер сворачивался клубочком рядом с Барбарой у нее на кровати.

Других кошек она тоже любила. Они помогали ей скрасить дневное одиночество, когда мама была на работе, а подруги пренебрегали ее обществом. Но ее самым близким и верным другом стал Смоки. С ним она делилась своими проблемами, не желая обременять ими маму, у которой и без нее их хватало. Они усаживались рядышком в ее комнате с закрытой дверью, и девочка шептала ему: «Сегодня мне очень-очень грустно» или «Мне страшно и одиноко. Я не знаю, что будет дальше». Если мать ругала Барбару за то, что, моя посуду, она забрызгала пол водой, Смоки понимал, что она не виновата, она еще маленькая и очень старается. Когда она возвращалась домой после очередного тягостного визита к отцу, к которому уже не испытывала дочерней любви, Смоки прижимался к ней и успокаивал громким мурлыканьем. Он позволял ей гладить себя по головке и играть со своими лапками. Ничто так не развлекало Барбару, как эта незатейливая игра: слегка ударив его по подушечке на лапке, она с восторгом наблюдала, как он выпускает и втягивает когти, выпускает и втягивает. И только смотрит на нее, сонно помаргивая, как это свойственно кошкам, и громко урчит, никогда не капризничая и не жалуясь.

Барбаре было десять лет, когда отец ошеломил ее новостью. К этому моменту он завел себе новую подружку, с которой роскошно жил в фешенебельном пригороде Детройта: модная одежда, превосходные вина, увлекательный отпуск. Однажды в выходной день он повел Барбару и Скотта в кино, чего мать не могла себе позволить. Когда они уселись на свои места, он повернулся к Барбаре и сказал:

– А я женился.

– Не может быть!

– Да, Барбара, женился, в прошлом месяце.

Барбара сидела в темном зале и плакала. Она сама

не знала, чего ожидала и почему так расстроилась. Ее отец женился на другой женщине. Все кончено! Это уже произошло. Она не понимала, почему это так ее взволновало. Ведь она давно знала, что папа никогда к ним не вернется.

Она не рассказала об этом Смоки, просто прижимала его к себе и плакала. А он ласково тыкался ей в плечо мордочкой и мурлыкал.

Для ее матери это известие тоже стало ударом. Тяжело было сознавать, что ее муж ведет роскошный образ жизни и при этом совсем не заботится о детях (по словам Барбары, он крайне редко покупал им вещи, которые не могла приобрести мать); тяжело было сознавать, что он нашел свое счастье с другой женщиной. В конце 1970-х во всей стране ощущалось резкое падение экономики; Флинт, Мичиган, испытал на себе все тяготы спада. Производство сокращалось, горели брошенные дома, уровень безработицы достигал 20 процентов и выше. Когда «Дженерал моторе» закрыл сборочные цеха, это стало настоящей катастрофой, и рабочие часто устраивали забастовки. Однажды, когда вся семья уехала за покупками в «Куртленд Молл», кто-то украл у них запасные шины. Одно это показывает, насколько отчаянной и безнадежной была ситуация во Флинте. И в это тяжелое время мать Барбары училась в местном колледже, чтобы получить профессию повара, при этом продолжая работать полную смену и заботиться о детях. Она хотела стать поваром, а не просто кухаркой, но ее мечтам добиться повышения помешали частые увольнения, острая конкуренция даже за менее престижную работу, а также закрытие одного за другим домов престарелых.

Мать Барбары не испытывала сочувствия к рабочим автозавода. Она не одобряла управляющих «Дженерал моторе», которые срочно перенесли работы в Мексику, но и рабочие не вызывали у нее горячего сочувствия. Она получала всего 3,35 доллара в час за каторжную работу, начинавшуюся до рассвета, без выходных дней. Служащие «Дженерал моторе» получали в пять раз больше плюс медицинскую страховку и пенсию. В городе ходили слухи о рабочих, которые к началу смены появлялись на работе, потом отправлялись на охоту и возвращались на завод только к концу смены, чтобы им зачислялся для оплаты полный рабочий день. Люди говорили, что инспекторы нередко находили в не до конца собранных автобусах и грузовиках пустые бутылки из-под водки. Каждый раз, когда рабочие автозаводов выходили на забастовку, половина жителей поддерживали их криками. Но вторая половина населения, куда входили и бессердечные управляющие, но в основном состоявшая из безработных или тех, кто получал за свою работу жалкие гроши, испытывали такие же чувства, что и Эвелин Ламберт, которая частенько говорила: «На что им жаловаться?!».