— Черт возьми! Уже шесть! — сказал он, услышав бой часов. — До свиданья, госпожа Жюно!

И, подойдя к моей кровати, он собрал все бумаги, ущипнул меня за ногу через одеяло и, с просветлевшим от улыбки лицом, ушел, напевая резким фальцетом:

Когда Бонапарт ушел, госпожа Жюно встала и принялась одеваться, продолжая думать об этом удивительном утреннем визите…

На другой день, утром, Лора Жюно снова была разбужена стуком в дверь, и Первый консул, как и накануне, пришел к ней с ворохом писем и газет. По привычке он разложил их на кровати и начал разбирать, обмениваясь с молодой женщиной шутками. После чего, как пишет госпожа д’Абрантес, «он ущипнул меня за ногу через одеяло, попрощался и спустился в свой кабинет, напевая какую-то песенку».

На протяжении уже более столетия эта история возбуждает умы историков, которые увлеченно ломают голову над вопросом, ограничился ли Бонапарт только тем, что щипал за ножку очаровательную госпожу Жюно или же пошел в своем ребячестве несколько дальше… Ниже мы увидим, как это следует расценивать. А пока предоставим госпоже д’Абрантес досказать эту историю. Она весьма интересна:

Я позвала горничную и сказала ей, не объясняя причин, что запрещаю открывать дверь, когда будут стучать в столь ранний час.

— Но, мадам, а если это будет Первый консул?

— Я не желаю, чтобы меня будили так рано ни Первый консул, ни кто другой. Делайте, как я вам сказала.

После обеда Бонапарт повел своих прекрасных гостей в павильон Бютар, который он приобрел для того, чтобы расширить Мальмезон. Поскольку усилиями горничных стало известно о том, для кого именно он хотел расширить поместье, а также о том, что Первый консул два дня подряд выходил в шесть часов утра из комнаты госпожи Жюно, во время прогулки царила довольно любопытная атмосфера. Молодая женщина получила право на особое к ней отношение со стороны остальных женщин. Все стали смотреть на нее, как на официальную фаворитку, ей уступали дорогу, здоровались с ней почтительно, да и Бонапарт подтвердил все подозрения, громко сказав госпоже Жюно очень длинный комплимент, и это притом, что он был очень скуп на похвалы.

Когда они пришли в Бютар, Бонапарт объявил о своем намерении организовать через день охоту и обед.

— Мне это пойдет на пользу, да, полагаю, и всех нас повеселит. Я назначаю вам всем свидание здесь послезавтра в десять часов.

В тот вечер, в Мальмезоне, госпожа Жюно долго не могла заснуть.

В шесть часов утра я услышала в коридоре шаги Первого консула. Он остановился у моей двери и постучал, но значительно тише, чем в предыдущие дни.

Немного подождав, он постучал снова. Моя горничная, вероятно, проснулась, и я услышала, как она сказала ему, что я забрала у нее ключ. Он ничего не ответил и ушел.

Госпожа Жюно сообщает нам, что она была настолько взволнована, что даже заплакала, представив, что должен был в тот момент чувствовать Бонапарт. Наконец, ей удалось заснуть. Но вскоре ее разбудил шум у двери. Первый консул, сходивший за вторым ключом, был уже в ее комнате.

— Так вы что же, боитесь, что вас здесь убьют? — со злостью спросил он.

Потом, даже не выслушав объяснений госпожи Жюно, он продолжал:

— Завтра мы отправляемся в Бютар на охоту. Выйдем рано утром, а для того, чтобы вы успели приготовиться, я сам разбужу вас. А поскольку вы здесь не в татарской орде, не стоит баррикадироваться, как вы это сделали. К тому же сами видите: ваши меры предосторожности не помешали вашему старому другу войти к вам. До свиданья!

И он удалился, но на этот раз ничего не напевая.

А в тот же вечер, когда все уже спали, в Мальмезон неожиданно прибыл Жюно.

Не имея возможности предупредить об этом Бонапарта, Лора ожидала рассвета с вполне понятным беспокойством.

Послушаем же, как она излагает свою версию этого происшествия:

Когда часы пробили половину шестого утра, я услышала в конце длинного коридора шаги Первого консула. Сердце мое отчаянно забилось. Я отдала бы жизнь за то, чтобы Жюно сейчас был в Париже. Мне хотелось сделать его невидимым, спрятать его куда-нибудь, но было уже поздно.

Положив голову на подушку, я решила ничего не предпринимать.

Дверь с шумом распахнулась:

— Как! Вы все еще спите, госпожа Жюно! В день охоты! Я ведь вас предупреждал, что…

Продолжая говорить, Первый консул прошел по комнате, чтобы приблизиться к кровати, приподнял полог и застыл в изумлении, увидев так хорошо знакомое ему лицо. Лицо самого верного, самого преданного друга!

Я почти уверена в том, что поначалу он подумал, что это ему привиделось.

В свою очередь и Жюно, не совсем еще отошедший ото сна, смотрел на Первого консула с тем удивленным видом, который поразил бы любого, кто мог бы присутствовать при этой необычной сцене.

— Боже, мой генерал, зачем это вы пришли к моей жене в такое время?

— Я пришел затем, чтобы разбудить госпожу Жюно на охоту, — ответил Первый консул, — бросив на меня тот долгий пронзительный взгляд, который я помню вот уже тридцать лет. — Но, я вижу, у нее есть будильник, который поднимает ее намного раньше, чем я. Я мог бы рассердиться на вас, господин Жюно, поскольку вы нарушили мой приказ.

После нескольких шуток, произнесенных наигранно веселым тоном, Бонапарт ушел, а Жюно, наивности которого можно только поражаться, тут же вскочил с кровати и сказал жене:

— Да, должен признаться, это — прекрасный человек! Какая доброта!.. И это вместо того, чтобы отругать меня, вместо того, чтобы погнать меня, как преступника, исполнять мои обязанности в Париже. Моя Лора, согласись, что он и впрямь удивительный человек, не вписывающийся в общечеловеческие рамки…

Через час все гости собрались на каменном мосту сада. Бонапарт сел в небольшую коляску, и подозвал к себе Лору:

— Госпожа Жюно, не соблаговолите ли составить мне компанию?

Молодая женщина села в коляску, и они выехали из замка. Некоторое время они ехали молча, пока, наконец, Первый консул не сказал:

— Вы полагаете, что вы очень умны?

Очень смущенная — как вспоминает она в своих "Мемуарах" — госпожа Жюно ответила:

— Я полагаю, что не намного выделяюсь среди других, но надеюсь, что и не совсем глупа.

— Конечно, не глупа. Вы просто дура!

И поскольку она молчала, добавил:

— Вы можете мне объяснить, почему это вы оставили у себя мужа?

— Объяснение настолько просто, что напрашивается само собой, генерал. Я люблю Жюно. Мы женаты, и я считаю, что нет ничего противоестественного в том, что муж проведет ночь со своей женой.

— Но вы ведь знаете, что ему это запрещено, и знаете также, что мои приказы должны выполняться.

— Меня они не касаются. Вот когда консулы начнут распоряжаться интимной жизнью семейных пар и определять, сколько времени и когда они должны видеться друг с другом, тогда я буду вынуждена подчиниться. Но пока, генерал, законом для меня, признаюсь вам, является только мое желание.

Вечером того же дня Лора Жюно покинула Мальмезон.

Правдива ли история, рассказанная госпожой д’Абрантес? Завершилась ли неудачей любовная атака Первого консула? Современные историки до сих пор отказываются верить в это.

Вся глава "Мемуаров", которую я вам сейчас вкратце пересказал, написана, как мне кажется, с одной лишь целью: объяснить приход Бонапарта в комнату Лоры в то утро, когда там находился Жюно.

С другой стороны, следует обратить внимание на один примечательный факт: приключение в Мальмезоне произошло летом 1801 года. А 6 сентября Бонапарт, у которого после описанной Лорой сцены явно не было никаких оснований быть любезным с семейством Жюно, вручил им тридцать миллионов франков (триста тысяч современных французских франков).

Кроме того, — уточняет Жан Саван, — бригадный генерал Жюно был произведен, без особых на то оснований, в чин дивизионного генерала. Позднее, уже во времена Империи, он ежегодно получал семьдесят пять миллионов старых франков.

Вряд ли мужчина будет так щедр с женщиной, которая его отвергла. А посему мы можем допустить, что Бонапарт приходил по утрам к госпоже Жюно не только для того, чтобы разбирать там почту, но и для того, чтобы начинать день с занятия более приятного, чем разработка планов предстоящих баталий…