Мягкий, урчащий смешок коснулся её сердца пушисто и согревающе, как кошачий хвост, прогнав страх. А через мгновение опора снова исчезла: они летели с сосны вниз. За краткие секунды полёта рука Млады подхватила девушку под колени, и когда сильные ноги горной прыгуньи приземлились на огромные камни, Дарёна даже краешком одежды не коснулась берега. Рывок – и Млада пружинисто соскочила на более ровное место, белозубо улыбаясь.

Когда ноги Дарёны ощутили твёрдую опору, она глянула наверх… Старая сосна нависла над ними, шатром раскинув ветки, а край обрыва был так далеко, что под коленями защекотал холодок. Трава на его краю, достававшая Дарёне почти до колена, отсюда казалась не длиннее мха. Обычный человек за два прыжка не мог преодолеть такую высоту, не разбившись.

– Это озеро Синий Яхонт[3], – сказала Млада, нагибаясь и зачерпывая пригоршней воду. – Погляди, какая синяя!

Озёрная вода в её ладони и правда лазорево блестела, не прозрачно-бесцветная, а с голубым отливом – того же оттенка, что и глаза Млады. Сама же обладательница этих дивных очей стояла перед Дарёной, выпрямившись во весь свой богатырский рост, но от её внушительной силы не веяло угрозой – наоборот, рядом с ней Дарёне было спокойно и радостно.

– Пойдём, я покажу тебе такую красоту, что ты забудешь свой страх.

Девушка вложила ладонь в протянутую руку Млады. Она хотела сказать, что совсем не боится, но все слова разбежались шустрыми букашками, осталось только желание просто любоваться безмолвным, задумчивым великолепием здешней природы, с наслаждением пить огромными глотками пронзительно-чистый, пропитанный осенью воздух и разбираться в хитросплетениях чувств, которые вызывала у неё её спасительница. Тёплое пожатие её руки заставило сердце девушки нежно содрогнуться в предчувствии чего-то неизбежного.

Карабкаться по камням вдоль кромки воды оказалось для Дарёны весьма непростым делом, чреватым ушибами. Девушка завидовала звериной ловкости своей новой знакомой и изумлялась летучей, кошачьей лёгкости, с которой та перескакивала с одной глыбы на другую. По бокам вдоль кожаных штанов Млады покачивалась бахрома из тоненьких полосок, а нижний край короткой шерстяной безрукавки лишь наполовину нахлёстывался на широкий, ярко вышитый кушак, перетягивавший её тонкую талию. Горной жительнице то и дело приходилось задерживаться и ждать пыхтевшую позади Дарёну, наблюдая за её неуклюжими движениями с тенью снисходительно-ласковой усмешки в уголках глаз.

– А долго ещё идти? – прокряхтела Дарёна, пытаясь вскарабкаться на камень особенно неудобной формы.

Взобравшись на гребневидную вершину глыбы, девушка покачнулась и едва не упала, но успела упереться в камень руками, удержавшись в неловкой позе на всех четырёх, задом кверху.

– Ох, етить… – вырвалось у неё. Окончание ругани Дарёна едва успела поймать зубами.

– Тут близко, – рассмеялась Млада. – Но этак мы и к вечеру туда не доберёмся, да и ты вся в синяках будешь. Непривычны твои ножки к горам. Держись-ка.

Не успела Дарёна ахнуть, как снова очутилась у неё на руках.

– Так-то скорее будет, – проговорила Млада.

Более надёжных объятий, чем эти, Дарёна в своей восемнадцатилетней жизни не знала. Лесная сказка, наконец-то воплотившись, со скоростью ветра несла её по каменистой береговой кромке, и это была песня, а не бег. Хор стремящихся в небо сосен разливался в ушах девушки величественной гармонией голосов, богатой, чистой и возносящей душу к звёздам, а не знающие усталости ноги Млады задавали ритм трещоткам, бубнам и барабанам, звучавшим в сердце и висках Дарёны. Старые, умудрённые жизнью сосны гудели глубокими могучими басами, тёмными, как ночное небо, и гулко отдававшимися в самых недрах земли; сосны помоложе, с прямыми стройными стволами, выводили мелодию более высокими, но зрелыми, сильными, бархатными голосами; совсем юные сосенки оттеняли и украшали хор нежными девичьими трелями, мягкими и серебряными, как ручейки. Вся земля пела, разбуженная сильными толчками ног Млады, и её песня лилась светло и празднично, прославляя и приветствуя рождение чего-то нового и прекрасного.

– Какой это дивный край, – вырвалось из души Дарёны, когда бег окончился, и её ноги снова почувствовали каменистую твердь. – Желала бы я любить его хотя бы вполовину так же сильно, как его любишь ты, да боюсь, моё сердце не вынесет и разорвётся…

– Твоё сердце больше, чем ты думаешь, – сказала Млада, окутывая девушку теплом задумчивого взгляда.

Они стояли у входа в пещеру – небольшой и неширокой дыры, окружённой душистыми можжевеловыми зарослями. Озеро синело далеко внизу: тропа, по которой бежала Млада, увела их вверх по скалистому береговому склону. Гулкая таинственная глубь пещеры заставила Дарёну робко замереть на пороге, но пожатие руки Млады успокаивало и ободряло, и она следом за обитательницей Белых гор шагнула внутрь.

– Всё, что ты увидишь, трогать нельзя, – предупредила Млада. – Только смотреть.

Сначала пришлось идти по наклонному проходу. Сперва Дарёна то и дело оступалась, и от падения её спасала поддерживающая рука Млады. Потом её глаза начали привыкать и приноравливаться видеть в сумраке, который, как оказалось, был неглубоким: стены зеленовато мерцали. Приглядевшись, Дарёна поняла, что они испещрены самоцветами, а сверху их покрывал тонкий соляной налёт, который, собственно, и излучал свет.

Потом проход расширился, и они попали в пещеру с головокружительно высоким потолком, с которого свисали бороды из длинных каменных сосулек – и прямых, и причудливо изогнутых, а по центру возвышалась группа исполинских величавых колонн. Пространство пещеры пронизывали лучи света, проникавшего в отверстия, ведущие на поверхность. И бороды из каменных сосулек, и колонны, и пол, и стены завораживающе переливались блеском самоцветов… Дарёна с открытым ртом озиралась. Сокровищам не было числа. Если извлечь все эти земные звёзды, на них, наверное, можно было купить целое княжество; впрочем, вещелюбивые мысли гасли в зародыше перед лицом этой подавляющей своим великолепием красоты.

В соседнем гроте потолок снизился, но так же роскошно сверкал. С каменного кружева сосулек падали с остро-раскатистым звонким бульканьем капли, наполняя ярко-голубое озерцо. В его мутноватой воде, видимо, содержалось много светящейся соли, и когда Млада склонилась над ним, на её лице заплясал бирюзовый колышущийся отблеск. Бродя по гроту, Дарёна приблизилась к холодно переливающейся стене. Забыв о предупреждении, она зачарованно протянула руку…

– Нет, Дарёнушка, не трогай! – воскликнула Млада.

Но слишком поздно: кончики пальцев девушки коснулись бесстрастных горных богатств. Услышав оклик Млады, она тут же испуганно отдёрнула руку, но из расселины, черневшей поблизости, на неё дохнуло морозным веянием: в обращённую к дыре сторону тела точно разом вонзились тысячи тончайших ледяных игл. В зловещей темноте что-то ожило, задышало, зашевелилось, воздух мглисто затрепетал, и Дарёну охватил необъяснимый, запредельный ужас. Он сомкнулся холодным коконом вокруг её сознания, облепил сердце, паутинными нитями проскользнул в лёгкие, оплёл ноги и приклеил их к полу грота. Крик бился внутри пойманной бабочкой, не находя выхода: горло окаменело. Сердце, давясь загустевшей кровью, разбухало, надувалось, а безжалостная рука ужаса стискивала его, чтобы раздавить, как печёное яблоко…