«Это подарок тебе».

Ждана шагнула за порог, поражённая размерами рыбины… Жарить – не пережарить, печь – не перепечь! Но едва ноги девушки ступили на доски площадки перед домом, как из-за двери к ней шагнула княгиня – в тёмно-красном суконном плаще, застёгнутом золотой пряжкой с жемчугом. Завладев руками Жданы и тепло их сжав, Лесияра проговорила:

«Ждана, прости меня за обман… Ты так спешила, что забыла свои ягоды».

Небо, спрятавшееся от смущения за полог туч, дышало на землю порывистым ветром, трепля волосы княгини и полы её плаща. Следовало отнять руки, высвободить их из нежного пожатия, но Ждана была не в силах… Застыв столбом, она беспомощно смотрела в ясное, одухотворённое лицо княгини и понимала: нет, никуда не деться ей от этих глаз – мудрых, ласковых, спокойных. Даже если она убежит от них на край света, они всё равно будут вечно заглядывать ей в душу. Их взгляд гладил ей сердце, как тёплая ладонь, от него Ждане становилось и страшно, и горько, и радостно.

«Мне не за что прощать тебя, государыня, – пробормотала она. – Я могу только благодарить за оказанную мне честь…»

Что слова? Пустые звуки, опавшие листья, жалкие и мёртвые. Они не способны передать всей красоты и величественной тишины горного восхода, с которым Ждане хотелось бы сравнить улыбку княгини. Этот свет, царственно-гордый и вместе с тем сердечный и щедрый, согревающий всё, вплоть до самой мелкой травинки, лился из глаз Лесияры, навеки покоряя каждого, на кого падал её взгляд.

«Прошу, не откажись принять мой небольшой дар, – сказала княгиня, кивая в сторону великолепного осетра. – Я сама добыла этого красавца… Богатый сегодня улов выдался, хочу поделиться им с тобой».

Расшумевшийся в соснах ветер холодил сердце Жданы, пронзённое нежной болью. Гордость, чопорная старуха, призывала отвергнуть подарок, но душа была иного мнения.

«Спасибо, государыня… Щедр твой дар!» – почтительно склонила голову Ждана.

Лесияра взглянула на свою дружинницу, и та выпрямилась, готовая выслушать распоряжение.

«Занеси рыбу в дом, Ясна, – сказала княгиня. – Да выпотроши сразу, чтоб хозяйке с требухой не возиться и ручек не пачкать».

Руки Жданы всё ещё находились в ласковом, невыносимо сладком и тёплом плену, из которого она не могла, да и не хотела освободиться. Следовало проводить Ясну в кухню, но княгиня не отпускала Ждану, с улыбкой заглядывая в глаза. В итоге княжеская дружинница с осетром под мышкой нырнула в дом, а девушка засмеялась, залившись смущённым жарким румянцем. Правительница дочерей Лалады засмеялась тоже… Это вызвало под рёбрами девушки щекотное эхо, и она, отворачивая пылающее лицо, покатывалась, фыркала и хихикала без остановки. Глядя на неё, Лесияра развеселилась ещё пуще. Пытаясь заглянуть Ждане в лицо, она искрящимся и переливающимся смешинками голосом спрашивала:

«Чего? Ну, чего ты? Что потешаешься? Смешно тебе надо мною, да?»

Ждана и сама не знала, что тут такого забавного, но остановиться не могла, как бы глупо это ни смотрелось со стороны. Но умолкнуть всё же пришлось – когда губы княгини обожгли её щёку поцелуем. Будто ледяной водой окаченная, Ждана ахнула и круто повернулась к ней спиной, закрыв пальцами лицо, от которого с холодком отливала кровь…

Может быть, Ясна, вышедшая из дома, чтобы выкинуть требуху, что-нибудь и подумала, только Ждане было не до того. Княгиня тоже хранила подозрительное молчание.

«Хозяюшка, лопатку бы, – обратилась Ясна к девушке, держа в руках миску с рыбьими внутренностями. – Прикопать всё это дело…»

Ждана кивнула в сторону заднего двора.

«Там… в сарайчике».

«Ага».

После того как всё было сделано, Ждана наконец опомнилась – пригласила княгиню и Ясну в дом, чинно подала последней воду для мытья рук и полотенце. Лесияра, взявшись за край полотенца, чтоб лучше рассмотреть, с улыбкой любовалась вышитым узором.

«Славная ты рукодельница», – похвалила она.

Выпотрошенный осётр лежал, вытянувшись на весь стол – княжеская рыба, ничего не скажешь… Если такого запечь целиком – дюжину гостей можно накормить, если не больше. Кстати, о гостях: у Жданы даже попотчевать их оказалось нечем, кроме мёда на ягодах, сделанного ею собственноручно.

«Уж простите, обед я ещё не готовила», – смущённо объяснила она, поднося княгине и её дружиннице по чарке напитка.

В это время в дом вошла Млада со связкой сёмги – четырьмя крупными рыбинами, нанизанными на верёвку. Она весьма часто заходила домой среди дня с какой-нибудь свежей добычей, чтобы Ждане было что приготовить на ужин. Увидев столь высокую гостью, она на мгновение замерла, а потом низко поклонилась и поприветствовала – впрочем, с надлежащим достоинством и без показного раболепия. Княгиня ответила небольшим наклоном головы и приветливой улыбкой.

«И тебе доброго дня, Млада. Я твою родительницу, Твердяну, хорошо знаю и очень уважаю… Нет ей равных среди мастеров».

«Благодарю, государыня… Но чем же мы обязаны такой честью?» – спросила Млада, бросая вопросительный взгляд также и на Ждану.

Поймав этот взгляд, княгиня отвечала с улыбкой:

«Думаю, это наилучшим образом объяснит твоя прекрасная невеста».

Ждане, помертвевшей под взглядом Млады, оставалось только усилием воли спрятать как можно глубже тот свет, которым её душу зажгли глаза цвета летних сумерек, заковать своё сердце в железный панцирь и, изобразив на лице подобие смущённой улыбки, рассказать, как было дело. Она поведала о том, как чуть не потеряла волшебное кольцо и как Лесияра достала его, как она забыла лукошко с ягодами, и как княгиня любезно вернула его, присовокупив к нему ещё и подарок – красавца-осетра. Млада по достоинству оценила княжеский дар:

«О, вот это рыба! Государыня, вот уж воистину – нет в Белых горах ловца искуснее, чем ты! Но такой дар мы не можем принять, если ты не соизволишь сама разделить его с нами. Не откажись отужинать у нас сегодня, не побрезгуй скромным приглашением».

Глаза цвета летних сумерек неотрывно смотрели на Ждану с задумчивой лаской и восхищением. Губы девушки оставались скромно сомкнутыми в любезной полуулыбке, но сердце в груди то падало умершей в полёте птицей, то, встрепенувшись, принималось стучать, как копыта загнанного оленя. Оно продолжало биться с всаженным в него клинком отчаяния, хотя уже давно должно было остановиться и погибнуть под взглядом глаз-мучителей.

«С радостью принимаю приглашение», – сказала княгиня, вскидывая подбородок.

Пропадать, так пропадать, – стукнуло умирающее сердце Жданы. Принимая вызов, она с обречённым спокойствием сказала:

«Государыня, я своими руками запеку этого осетра и подам на стол. Только приходи не в этот дом: он тесен и не приспособлен для приёма гостей. Пожалуй к нам в Кузнечное, в дом мастера Твердяны».

«Как скажешь, прекрасная хозяйка, – улыбнулась Лесияра, блеснув глазами. – Ну что ж, мне пора… Но не прощаюсь надолго. Увидимся вечером».