Вам, наверное, трудно понять, как мы были рады отыскать хотя бы одно место, полностью свободное от плесени, и где мы тут же выгрузили свои пожитки. Затем мы вернулись на корабль за теми вещами, которые могли бы нам понадобиться. Среди всего прочего я смог перевезти на берег один из корабельных парусов, из которого соорудил две палатки. Они, хотя и оказались весьма грубо скроены, вполне выполняли свое предназначение. В них мы жили и хранили различные припасы. Четыре недели прошли без особых происшествий и неприятностей. Я даже могу утверждать, что мы были счастливы – ведь... мы были вместе.
Но потом на большом пальце ее правой руки появилось пятно плесени. Поначалу то было лишь маленькое круглое пятнышко, похожее на серую родинку. Боже, каким страхом переполнилось мое сердце, когда она мне его показала. Мы вместе счистили его и промыли это место карболкой и водой. Но на следующее утро она показала мне руку, где снова появился серый бородавчатый нарост. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Затем, так же молча, опять принялись его счищать. Тут она внезапно заговорила:
– Что это у тебя сбоку на лице, дорогой? – высоким от тревоги голосом произнесла она. – Я поднял руку и пощупал. – Вот здесь. Под волосами возле уха. Чуть ближе к лицу.
Мой палец коснулся этого места, и я все понял.
– Давай сперва закончим обрабатывать твой палец, – сказал я. И она подчинилась, но лишь потому, что боялась прикоснуться ко мне, пока палец не будет чист. Когда я промыл и продезинфицировал ее палец, она занялась моим лицом. Покончив с этим, мы сели рядом и долго говорили о разном, потому что в нашу жизнь внезапно ворвались ужасные мысли. Мы неожиданно начали опасаться нечто худшего, чем смерть. Мы стали обсуждать, не стоит ли загрузить лодку провизией и водой и выйти в море. Но мы были во многих отношениях беспомощны, а плесень уже успела нас заразить. И мы решили остаться, отдавшись на волю Господа. Мы будем ждать.
Прошел месяц, второй, потом третий, пятна на наших телах подросли и появились новые. Но мы столь упорно перебарывали в себе страх, что он нарастал в нас относительно медленно.
Время от времени мы делали вылазки на корабль за необходимыми припасами. Было заметно, что плесень упорно разрастается. Один из наростов на главной палубе вскоре стал размером с мою голову.
К этому времени мы оставили всякие надежды покинуть остров. Мы поняли, что, заразившись тем, от чего сейчас страдали, мы уже не сможем жить среди нормальных людей.
Когда это решение определилось и отложилось в нашем сознании, мы сообразили, что нам следует экономнее тратить запас еды и воды, – ведь мы могли прожить на острове много лет, хотя в то время мы еще не могли этого знать наверняка. Помните, я говорил, что я старик. По возрасту этого не скажешь, но... но...
Он внезапно умолк, потом столь же внезапно заговорил вновь:
– Как я уже сказал, мы осознали, что нам нужно экономнее расходовать еду. Но тогда мы еще не имели представления, как мало еды у нас осталось, и. лишь неделю спустя я обнаружил, что остальные ящики с хлебом, которые я считал полными, на самом деле пусты, и (не считая нескольких жестянок с овощами и мясом, и немногого другого) нам нечего есть, кроме хлеба из уже вскрытого ящика.
Узнав об этом, я постарался сделать все, что было в моих силах, и попробовал ловить рыбу в лагуне, но без особого успеха. Поначалу это привело меня в отчаяние, но потом мне пришло в голову ловить в открытом море, а не в лагуне.
Там мне время от времени удавалось поймать нескольких рыб, но настолько редко, что это почти не помогало отодвинуть угрозу надвигающегося голода. И я стал приходить к выводу, что умрем мы от голода, а не от овладевшего нашими телами несчастья.
К концу четвертого месяца мы в этом почти не сомневались. И именно тогда я сделал ужасное открытие. Однажды утром, незадолго до полудня, я вернулся с корабля с последними оставшимися сухарями. И увидел, что моя невеста сидит в палатке и что-то жует.
– Что это, дорогая? – спросил я, выбравшись из лодки. Но услышав мой голос, она смутилась, отвернулась, и что-то украдкой выбросила. Предмет упал неподалеку. Во мне зародилось смутное подозрение, я подошел и поднял его. То был кусок серого гриба.
Когда я подошел к ней с грибом в руке, она сперва смертельно побледнела, потом сильно покраснела!
Я был странно ошеломлен и испуган.
– Боже мой! Боже мой! – выдавил я, не в силах произнести ничего другого.
Услышав это, она бросилась ничком и зарыдала. Когда она успокоилась, я узнал от нее, что она попробовала гриб накануне и... он ей понравился на вкус. Я заставил ее поклясться, что она никогда больше к ним не прикоснется, какой бы голодной ни была. Пообещав, она рассказала, что подобное желание пришло к ней внезапно и что прежде она не испытывала к плесени ничего, кроме сильнейшего отвращения.
Позднее, в тот же день, ощутив странное беспокойство и сильно потрясенный сделанным открытием, я пошел по одной из извилистых тропинок из белого, напоминающего песок грунта, которые пересекали плесневые заросли. Однажды я уже ходил по этой тропинке, но не забредал далеко. На этот же раз, погрузившись в запутанные размышления, я ушел гораздо дальше.
Внезапно я пришел в себя от донесшегося слева странного скрипучего звука. Быстро обернувшись, я увидел, что рядом с моим локтем шевелится гриб необыкновенной формы. Он неуклюже покачивался, точно живой. Когда я его разглядывал, мне внезапно пришло в голову, что гриб обладает гротескным сходством с человеческой фигурой. Едва эта мысль вспыхнула у меня в голове, как раздался негромкий, отвратительный, рвущийся звук, и одна из веткоподобных рук отделилась от серой массы и потянулась ко мне. От неожиданности я оцепенел, и зловещий отросток скользнул по моему лицу. Вскрикнув, я отбежал на несколько шагов. На губах, там, где их коснулась серая масса, я ощутил сладковатый привкус. Я облизнул губы, и меня тут же переполнило безумное желание. Я вернулся, оторвал кусок гриба и проглотил. Потом еще, и еще... Я был ненасытен. И тут, когда я предавался безумному обжорству, в моем изумленном мозгу всплыло воспоминание об утреннем открытии. Оно было ниспослано Богом. Я швырнул на землю уже оторванный кусок, а затем, жалкий и несчастный, переполненный ощущением непоправимой вины, вернулся в наш маленький лагерь.
Должно быть, благодаря той удивительной интуиции, которой одарила ее любовь, моя невеста все поняла, едва увидев меня. Ее спокойное сочувствие облегчило мою душу, и я рассказал ей о своей внезапной слабости, но не упомянул о необыкновенном событии, ставшем причиной всему. Мне не хотелось пугать ее.
Но для меня же это мучительное осознание последствий добавило свою долю к давно уже овладевшему мною непрекращающемуся ужасу. Я не сомневался, что увидел конец одного из тех людей, которые сошли на остров со стоящего в лагуне корабля, и что такой же чудовищный конец ожидает и нас.
С тех пор мы сторонились сей мерзкой пищи, хотя желание отведать ее уже проникло в нашу кровь. Но мрачное наказание стало неотвратимым – день за днем и с чудовищной скоростью плесень прорастала в наших телах. Мы оказались не в состоянии сделать что-либо, дабы остановить ее, и поэтому мы, бывшие когда-то людьми, стали... Впрочем, с каждым днем нас это волнует все меньше и меньше. Только... только когда-то мы были мужчиной и женщиной...
И с каждым днем нам все труднее становится сдерживаться и не наброситься со страстью голодающих на чудовищные грибы.
Неделю назад мы съели последний сухарь, и с тех пор мне удалось поймать лишь три рыбины. Этой ночью я снова вышел в море ловить рыбу, и из тумана на меня выплыла ваша шхуна. Я закричал. Остальное вам известно, и пусть Господь, сердце которого великодушно, благословит вас за вашу доброту к... двум несчастным отверженным душам... Весло плеснуло раз, другой. Затем голос послышался в последний раз, призрачный и скорбный в окружающем нас тумане: