Говорили они довольно долго, минут десять. Судя по обрывкам фраз, долетавшим до меня, я поняла, что Жак действительно ничего не знал. И в данный момент Клаус просто умолял его помочь. Этой «помощью» являлась я. Я же молила, чтобы Жак ему отказал. Но в то утро боги не услышали мои молитвы... Клаус протянул мне трубку. Я выхватила ее и сунула к уху.
– Рита, дорогая моя, – пропел Жак, а я мысленно выругалась. Я уже знала, что сейчас последует. – Я, поверьте мне, сам ничего не знал. Но тут уж такое дело – помогайте. Конечно, ваша оплата резко возрастает.
– Хорошо, – сухо ответила я и, не прощаясь, сунула трубку обратно в сумочку.
Клаус стоял в ожидании и смотрел на меня, как на Деву Марию. Я смерила его с ног до головы не самым добрым взглядом, а потом сказала:
– Значит, так, мин херц. Теперь парадом командую я, вам ясно? С этого момента вы со мной не спорите, не пререкаетесь и делаете все так, как говорю я. Иначе я просто умываю руки.
– Хорошо. – Он кивнул и протянул мне руку.
– Да уберите вы руку. – Я оттолкнула его. – Джентльмен нашелся...
Сразу после того, как я закончила разговор с Жаком, мой мозг включился и бешено заработал. За ту минуту, которую мы шли по дорожке дома до подъезда, в моей голове пронесся настоящий ураган мыслей и идей. Тайник, подвал... Тайник, подвал... Думай, голова, думай... И, даже уже нажав пальцем на черную кнопочку звонка первой квартиры, я не была уверена, о чем сейчас буду «петь» жильцам. Но когда дверь распахнулась и на пороге возникла бабушка лет семидесяти, с пуховым платочком на плечах, мой план был относительно готов.
– Доброе утро. – Я расплылась в улыбке и сразу сунула бабульке руку для пожатия. Та машинально пожала мою ладонь, что тут же «сблизило» нас обеих.
– Тут видите, какое дело, – вроде как стесняясь, начала я. – Я вас не отвлекаю?
Как же я могла ее отвлекать? Конечно, я никого не отвлекала. А она, глядя на меня и Клауса, уже сгорала от нетерпения узнать, кто мы и что нам надо.
– Вы из собеса? – спросила бабулька, хмуря белесые брови.
– Нет, нет. – Я отмахнулась и тут же перешла в атаку: – Этот господин – немец. Здесь, в этом доме, до войны жил его дед. Он всю свою жизнь мечтал увидеть этот дом...
Бабулька на меня больше не смотрела. Она откровенно рассматривала Клауса.
– Ма, кто там? – раздался очень неприятный мужской голос откуда-то из недр квартиры. А потом явился владелец голоса – полупьяный, давно не бритый, еще дольше не мытый мужчина неопределенного возраста. Лицо у него было характерного землистого цвета, глаза мутные. На тощем торсе болтались растянутые спортивные штаны. Плечи прикрывала замызганная майка.
– Чё надо? – поинтересовался он, увидев нас на пороге квартиры.
– Иди, иди к себе. – Бабульке явно стало стыдно, и она принялась толкать сына в спину.
– Не, а кто такие и чё им надо? – Тот ловко вывернулся и уперся рукой в дверной проем.
– Здравствуйте, – радостно поздоровалась я. – Вот, товарищ немец. В вашем доме жил его дед...
– А. – Мужчина улыбнулся, оголяя редкие гнилые зубы. – Тут теперь много таких приезжает. Ты, мать, это, пусти людей-то...
И нас пустили. Пустили в темный, плохо пахнущий коридор, где под закоптившимся потолком висела одинокая лампочка, а в углу стоял видавший виды облупленный шкаф. Клаус обвел помещение взглядом, и мне показалось, что сейчас он потеряет сознание. Ему было тоскливо и печально, я это видела. Видела и понимала. Будь я на его месте, я бы чувствовала то же самое. Мне тоже было тоскливо, несмотря на то что мой дед здесь никогда не жил. Здесь было тоскливо по определению. И очень, очень грязно...
– Мать, ты на кухню людей приглашай, чего топчешься? – Мужчина, который носил царское имя Александр, взял дело в свои руки и принялся командовать.
– Да вы проходите, проходите, – засуетилась бабулька. – Чайку сейчас поставим.
– Что вы, – застеснялась я. – Зачем чай, мы только дом глянем – и все...
– Чайку, – усмехнулся Александр. – Гостям с мороза нужен твой чай...
Наблюдая за хозяевами квартиры, я мысленно про рабатывала тактику поведения. Ну конечно! Водочка и закуска! В данной ситуации они решали полдела.
Мы прошли на кухню, такую же тусклую и тоскливую, как коридор. Шторка, которую я видела снаружи, висела здесь и вблизи выглядела еще хуже, чем на расстоянии.
– Присаживайтесь к столу, – сказала бабулька, топчась и, видимо, туго соображая, что ей стоит делать дальше.
– Значит, так, – обратилась я к Клаусу по-немецки. – Теперь мы с вами говорим по-немецки, по-русски вы почти не понимаете.
– Поче...
– Потому что я так сказала, – оборвала я его. – И вы будете делать вид, что ничего не понимаете, что мы тут говорим, ясно? Сейчас вы пойдете в магазин, что на углу. Купите бутылку хорошей, дорогой водки, какой-нибудь колбасы, тоже до рогой, пачку «Мальборо» и коробку конфет для бабули.
– Я? В магазин? – Клаус изумился так, словно я посылала его на Луну. – Я там никого не знаю!
– Я там тоже никого не знаю, – тихо сказала я и пристально посмотрела ему в глаза. – Вы хотите, чтобы я помогла вам отыскать ваш тайник? Значит, молчите и делайте так, как я говорю.
– Ой, как вы хорошо говорите по-немецки! – Бабулька была поражена, меня зауважали.
– Да что там. – Я, вроде как смущаясь, махнула рукой. – Товарищ сейчас в магазинчик сходит быстренько...
– Что вы? Зачем?
– Мать, ну что ты лезешь, – буркнул на бабульку сын. – Раз надо человеку, пусть идет.
Конечно, подумала я, почувствовал, что сейчас будут наливать на халяву...
Когда Клаус скрылся за дверью, я начала зондировать почву.
– И давно вы тут живете? – осматриваясь, спросила я.
– С сорок шестого, – ответила бабулька, наливая воду в чайник. – Я чайку поставлю.
– Мать, ты это, рюмки лучше принеси. – Александр выудил из шкафа бутылку водки, в которой на дне плескалось совсем немного огненной жидкости. – И огурчиков давай...
За двадцать минут, которые Клаус ходил в магазин, я узнала следующее: на первом этаже было две квартиры. В одной, где я и находилась в данный момент, проживала бабуля, Вера Петровна, и сын ее – Александр. Вера Петровна проживала в доме с самого «начала», с сорок шестого года, ранее тут был настоящий улей, но потом людей как-то расселили... Саша, сын Веры Петровны, насколько я могла видеть, был алкоголиком со стажем и, кажется, нигде не работал. Причем уже очень давно...
Во второй квартире на первом этаже жила одинокая дама по имени Таня. Даме было сорок пять лет, она давно развелась, детей не имела, работала на каком-то овощном складе, заводила много ухажеров и проживала в доме с восемьдесят третьего года. Слушая даты, я искренне поражалась четкой памяти Веры Петровны. Я бы, например, ни за что не вспомнила, в каком именно году к нам в дом переехала Наташа Меркулова или, скажем, чета Барсуковых. Вера Петровна помнила все досконально.
На втором этаже, как выразилась Вера Петровна, жили «буржуи». Буржуев звали Оля и Рома Додохины. Почему буржуи? Потому что они купили аж две квартиры и сделали из них одну, теперь у них целых три комнаты и две кухни!!! Этот факт очень беспокоил Веру Петровну, было видно, что с Додохиными они не в особо дружеских отно шениях.
– Ворюги, – зло сказала она, ткнув пальцем в потолок.
– Да ладно те, ма, завела пластинку, – довольно грубо оборвал ее сын. – Ну купили, ну две кухни, тебе-то что?
Вера Петровна еще что-то буркнула, но потом стихла.
– Вот так-то лучше, – заметил Саша и разлил остатки водки по стопкам. – Ну, за знакомство.
Я с ужасом взглянула на водку. Я? Утром? Водку? Но деваться было некуда. В данном случае, если я хотела завязать с Сашей теплые отношения, нужно было пить. Глубоко вздохнув, я подняла стопку и быстрым движением отправила ее в рот.
– Огурчик, огурчик, – засуетилась Вера Петровна, подсовывая мне тарелку с огурцами.
– Спа... спасибо, – чуть закашлявшись, поблагодарила я. А потом добавила для Саши: – Хорошо пошла!