20. Ф. Фогг. Очарованный странник.
С Вячеславом Платоновичем мы встретились в том же кафе. При своей, мягко говоря, непритязательной внешности вел он себя истинным джентльменом. Ну, знаете, всякие милые пустячки — недорогой цветок при встрече, отодвинуть стул, налить даме воды. И выглядело у него все это не ухаживанием, а как-то мило, по-домашнему — так вежливый хозяин оказывает внимание гостье.
— Вячеслав Платонович, а вы знаете, что звонок, после которого Дина заторопилась к Челышову, был сделан из его квартиры?
— Да-да. Мне когда Валечка про этот звонок рассказала, я сразу память их аппарата посмотрел. В пятнадцать восемнадцать был звонок с того номера. После этого Дина сразу убежала. А Гордеев говорит, что к Челышовской двери она подошла в двадцать две, двадцать три минуты четвертого. Как раз добежать. Надо бы с Гордеевым как следует поговорить, да я его застать никак не могу. Вы не знаете, он никуда уезжать не собирался?
— Нет вроде. Я так поняла, что он большую часть времени дома проводит, — я проглотила просившееся на язык «за подглядыванием».
— Да, и у меня такое же впечатление сложилось, — покивал мой собеседник. — А сейчас звоню, звоню — телефон не отвечает. Сегодня даже заходил к нему перед тем, как с вами встретиться. Думал, может, с телефоном какие-то неполадки. Минут пять и звонил, и стучал — в квартире тихо. И телефон у него в порядке. Я пока у двери стоял, набрал его номер с сотового — все нормально, его телефон звенит, мне на площадке слышно было.
— Странно.
— Очень странно, — Вячеслав Платонович нахмурился. — Я ведь почему хотел поскорее с ним поговорить. Он вчера звонил Вале, звонил из дома. Не то он что-то вспомнил, не то понял — она не очень хорошо расслышала, да и волновалась сильно. Но что-то в пользу Дины. Вы ведь с ним разговаривали?
— Да, конечно. И мне показалось, что он сам переживает от того, что по его показаниям все на нее указывает.
— Вот-вот. А тут он что-то вспомнил — или понял, что-то он вроде про посетителей говорил и про время. Или про дверь, Валя не расслышала. Она еще помнит, что он хотел все точно обдумать и потом к следователю пойти.
— А ей зачем звонил?
Он вздохнул:
— Это моя ошибка, я ему свой телефон забыл оставить. Вале звонил — меня искал. Хотел Дине помочь.
— И после этого пропал? Может, передумал?
— Тогда почему он на звонки не отвечает? У него-то телефон без определителя.
— Вот еще некстати! — рассердилась я. — Не хочется о плохом думать, но может, он в больницу попал? Пожилой человек, разволновался, да еще душно который день, грозы эти… прихватило сердце…
— Я в «скорую» звонил — не выезжали они к нему.
Вячеслав Платонович восхищал меня с каждой минутой все больше и больше. И номера телефонные посмотрел — Валентина Николаевна, между прочим, этого сделать не догадалась — и домой к Гордееву успел заехать, и исправность телефона сообразил проверить, и о «скорой» подумал… И зачем тут я, когда вот он, готовый сыщик?
— А если на улице прихватило?
— Ни одного Гордеева за вчера и сегодня вообще «скорая» не забирала.
Я тем не менее не сдавалась. Раз уж идея родилась, ее надо довести либо до естественной смерти, либо до какого-нибудь вывода. Идеи должны плодоносить, иначе зачем их вообще на свет производить, правда?
— Но мог ведь он выйти из дому и без документов? Лето, класть их особо некуда…
Вместо ответа мой собеседник достал свой сотовый. Быстро соображает, однако…
— Вячеслав Платонович, быть может, мне удобнее будет? Вроде внучка беспокоится о пропавшем дедушке? Или племянница о дяде?
Он протянул мне телефон. Номер справочной несчастных случаев я помнила наизусть — как аварийные горгаза и водоканала — всякое в жизни бывает.
Через пять минут я тихонько положила телефон на столик. Вячеслав Платонович очень спокойно попросил официантку принести две рюмки коньяку. Ни думать, ни даже дышать не хотелось. Информация не оставляла и крошечной щелочки для сомнений: мужчина лет шестидесяти пяти с большим родимым пятном на левой щеке был вчера сбит машиной, от полученных травм скончался на месте. Место это находилось в пятнадцати минутах ходьбы от гордеевского дома, на улице Карьерной. Знаю я эту улочку — пустыри, гаражи да бродячие собаки. Ни одной человечьей души. Машину, совершившую наезд, не нашли. Впрочем, этого отвечавшая мне девушка точно не знала.
Вячеслав Платонович бросил в рот какую-то таблетку, запил коньяком.
— Но почему… А может, это не Гордеев? — он посмотрел на меня растерянно и с непонятной надеждой. — Наверное, нужно на него посмотреть…
— Может, и не придется.
Я снова взялась за телефон.
— Ильин, сделай одолжение, выясни у гаишников — не знаю, по какому протоколу у вас вообще это делается, и кто на какие происшествия выезжает — кто занимался вчерашним наездом на Карьерной. Там неопознанный труп. Вероятно, Гордеев.
Я сообщила ему номер адвокатского телефона и отключилась.
По-моему, Никита там у себя уронил телефон. Или сейф. Или письменный стол. Или все сразу.
— Кой черт понес его на эту Карьерную?! — слишком злобно рявкнула я и — видимо, в наказание — поперхнулась — ладно бы коньяком, все не так обидно, а то кофе. Вячеслав Платонович тактично переждал мой кашель и деликатно предположил:
— Может, у него там приятель какой живет?
— Это Ильин выяснит. Только, по-моему, вряд ли. Не верю я в таких приятелей.
— Или с кем-то встретиться договорился? — предположил Вячеслав Платонович.
— Вот это мне больше нравится. Для полного счастья не хватает свидетеля, который сообщит, что Гордеева переехала белая «пятерка».
Та-ак. Кажется, я что-то не то сказала. Вячеслав Платонович выглядел совершенно ошарашенным. И коньяк, видать, не помог. Я пододвинула ему свой, он выпил его, по-моему, даже не заметив, что делает.
— Почему?.. У Вали белая «пятерка»…
— Номер? — едва не завопила я.
— Леонид триста двадцать пять Ульяна Семен.
Я облегченно вздохнула и покачала головой — ничего похожего, только двойка в середине.
Воля ваша, можно еще представить, как мать убивает любовника дочери — хотя бы ради сохранения остатков «чести». Но чтобы при этом дочь же за это еще и села — это уже материал для психиатров.
Хотя и такое бывает. Помню, года три назад мы писали об истории, достойной если не Шекспира, то как минимум Софокла или Расина. Дама в одиночку вырастила дочь и решила, что пора уже и о себе подумать. Нашла себе мужа и принялась наслаждаться семейным счастьем. Но недолго. Поздняя любовь, как детские болезни у взрослых, — протекает тяжело и со всякими осложнениями. Стало даме страшно, что счастье ее недолговечно. Далеко ходить она не стала, приревновала долгожданного возлюбленного к дочери. И недолго думая, накормила кровиночку крысиной отравой. Был к тому повод, нет — сказать трудно. И ошарашенный муж, и дочь, которая, к счастью, выжила, уверяли, что никогда друг на друга даже не взглянули неподобающе, но кто их там разберет. Я, кстати, думаю, что если бы в этой истории у дочки «кто-нибудь» был, никакими шекспировскими страстями там бы не запахло.
— А у Вадима этого, ну, Демина, есть машина?
Вячеслав Платонович кивнул. Все-таки потрясающий он источник информации! О чем ни спроси — все знает. Откуда?
— Тоже белая «пятерка», — сообщил он совершенно убитым голосом. — Ему отец отдал, когда себе новую купил.
— Номер! — на этот раз меня едва хватило на придушенный шепот.
— Сейчас-сейчас, — Вячеслав Платонович лихорадочно листал громадный черный блокнот. — Нашел. Георгий семьсот восемьдесят три Николай Олег.
— Тоже не то, — совсем расстроилась я. — Только семерка и Олег совпадают.
— А какой номер нужен?
— Антон семьсот двадцать шесть Харитон Олег. Только такой машины в природе не существует.
— Как это?
— Под этим номером зарегистрирован темно-синий фольксваген. Ездит на нем некая Ольга Григорьевна Кравцова, которая никаких Челышовых и Гордеевых никогда в глаза не видела. Валентину Николаевну, правда, знает, но постольку-поскольку. Причесывается у нее.
