У нас в холодильнике было несколько пакетов этой блядской, в оранжевых же пакетах, «Рыгуши», и я, в общем-то, умел кипятить всякие авентовские бутылочки и кормить из них Ксеню. Умел я их и подогревать. В общем, откровенно говоря, конечно, в общем-то, я умел всё… кроме главного: молока с меня самого как с козла! J

Как только я начал было засыпать, Ксеня, разумеется, проснулась. Я взял её на руки, объяснил, что случилось; заверил, что мама наша скоро поправится и вернётся; что так бывает и что во всём этом нет ровным счётом ничего страшного, как, собственно, и вообще во всём остальном. Моя храбрая по юности лет дочерь взялась было за бутылочку с мерзкой «Агушей», но быстро раскусила обман и попыталась заплакать, но, как ни странно J, мне всё-таки удалось со второго раза объяснить ей весь пиздецовый расклад, да и выбора, честно говоря, у неё не было. Она попыталась было потянуться к моему соску, но я же говорю, с меня, как с козла, молока. Конечно, я и сам об этом жалел в ту ночь.

В конце концов она поела. Для верности я, как и полагается, поносил её вертикально минут аж 15, чтобы она уж точно отрыгнула весь лишний воздух. Потом я положил её в нашу постель рядом с собой, и мы оба в итоге как-то всё же уснули.

В следующий раз Ксеня проснулась в начале седьмого, как это, впрочем, порой и сегодня ей свойственно J. Мы снова поели мерзкой «Агуши», и я позвонил своей матери, которая была в этот момент на даче со всеми остальными бывшими обитателями Материнского Склепа, за исключением, понятно, покойной бабушки.

Я объяснил весь расклад. Мать сказала, что приедет. Я спросил, когда. Она сказала, что надо дождаться, пока проснутся Ириша и её муж дядя Серёжа и соизволят, блядь, отвезти её на машине на станцию. Я и поныне охуеваю. Бедная глупая Рыба-мама моя! Это ж надо – пустить родную сестру на СВОЮ дачу и вежливо ждать, пока та проснётся, в ситуации, возникающей, прямо скажем, раз в жизни! Да уж. Я ж говорю, Материнский Склеп!..

В конце концов, ближе часам к трём-четырём дня, то есть уже после прогулки и очередной «Агуши», матерь всё же явилась, и я сразу же не то, чтоб пожалел, что её позвал, но лишний раз подивился мудрости Отца, частенько создающего для меня поистине безвыходные ситуации. Впрочем, я вместе со всеми внутренними кучами прочего, знал и то, что после того, как я вернул себе своё Настоящее Имя, за мной числится ещё один некий инициатический должок, а к описываемому времени я уже знал, что от долга Отцу отвертеться не удавалось ещё никому, да и все жизни свои мы живём, в сущности, в долг, в долгосрочный кредит – это бесспорно.

Конечно, в мамином визите было и море позитива – в конце концов, обнимались же на Лабе наши солдаты с американцами, даже не зная друг друга лично – а тут как никак мама родная! J

Она сразу посоветовала мне немедленно вызвать врача из детской поликлиники. Это было разумно. Ведь то, что случилось с полуторомесячной Ксеней, питавшейся до вчерашнего дня исключительно грудным молоком, вследствие того, что случилось с Да, вполне можно сравнить, с поправкой на возраст ребёнка, с тем, когда меня в шесть лет ошпарили кипятком, а потом и вовсе наградили сепсисом, или с тем, когда Да в четыре года нечаянно сломала себе позвоночник.

Конечно, у Ксени, толком ещё не научившейся даже по-человечески какать, из-за этой безвыходной ситуации с резким переходом на искусственное кормление, резко начался запор. И эта грёбаная «Агуша» совершенно очевидно у неё не усваивалась. Короче говоря, тётенька дохтур реально весьма подсобила с полезными советами.

А самое главное, благодаря приезду моей маменьки, мне весьма, как выяснилось, своевременно удалось навестить мою Да.

Да, это правда, что мои родственники – мегакрутые и известные в медицинском мире светила. Это действительно объективно так. И действительно, отец Да – мегакрутой журналист, один из основных людей в «Российской газете», а когда-то, опять же, далеко не последний человек в главной газете СССР «Правде». Да, это всё объективная правда. Но правда так же и то, что даже работая полотёром у Ильича, Николай II всё равно остаётся царём и божьим помазанником, то есть Первым Кшатрием своей Родины, что приравнивается к брахманам, для которого Честь превыше всего, и, таким образом, клянчить у какого-то там самозванца лишний сухарик ему не пристало, даже если он и голоден. Поэтому мы с Да сразу категорически отмели саму идею использования семейных связей. Следствием этой нашей с ней веры в людей немедленно стал полный пиздец. Что вы хотите – весь мир перевёрнут! J

Да сдала свои вещи в приёмном покое, и её повезли на операцию. Когда она уже в палате пришла в себя, выяснилось, что медперсонал больницы № 7, не зная, что Да – супруга Царя Мира J, спиздил у неё из кошелька каких-то несчастных 500 рублей и… обручальное кольцо. Как вы знаете, делать хирургические операции с кольцами на руках, равно как и с крестом на шее, не рекомендуется. Поэтому Да и сняла кольцо, не предполагая, разумеется, что в такой ситуации его могут спиздить.

Ну что тут скажешь? Не знаю, конечно, кто это сделал конкретно, но, ясен хуй, этому роду обеспечены труднорешаемые проблемы на пару-тройку поколений.

Я пришёл к моей Да где-то в районе 6-7 вечера. Ксеня в этот момент находилась со своей так называемой теперь бабушкой Лёлей, то бишь с моею матерью.

Я пришёл к Да и увидел, что она еле живая. Что из живота у неё торчит пластиковая трубочка, к которой прилажена обыкновенная резиновая перчатка, раздувшаяся до предела от наполнившей её крови, вытекающей непосредственно из брюшной полости моей супруги.

Да стала уверять меня, что всё нормально и так, мол, и должно быть; что ей, де, всё объяснили. Я всё-таки пошёл к дежурной медсестре и сказал ей дословно следующее: «Девушка, вы меня извините, пожалуйста. Я понимаю, что вас замучили родственники. Я сам работаю в медицинском центре. Но вы всё-таки не посмотрите, всё ли нормально у моей жены, которой сегодня ночью вырезали аппендицит? Не слишком ли там много крови?».

Девушка-медсестра, не прошло и пяти минут, пришла в палату к Да, осмотрела перчатку с кровью и сказала: «Да, в общем, не очень нормально. Многовато. Я сейчас позову дежурного врача». Пришёл дежурный врач. Посмотрел. Ничего особо не сказал. Сказал только, что сейчас придёт, и вышел.

Ещё через минуту он вернулся, да не один, а ещё с пятком приятелей. Они все наморщили свои лобики, почесали свои ленивые репки, сходили за каталкой, да и снова повезли Да в операционную. Стало ясно, что они «элементарно» проебали пеританит. Как-то было им минувшей ночью не до того, чтобы внимательно разобраться, в чём дело.

На этот раз операция длилась уже два с лишним часа. Я позвонил матери и объяснил ситуацию.

Далее я стал ждать у операционной. У меня были с собой две книжки: «Велесова книга» с комментариями Асова и что-то Дёмина; как всегда о Гиперборее. Я попытался читать, но не смог. А Да всё не вывозили и не вывозили. Время от времени я спускался на лифте в подвальный этаж, где можно было курить. Через каждые 15 минут мне попеременно звонили то дядя Игоряша, то тесть, а то и вовсе матерь. Я спокойно и внятно каждый раз говорил, что пока никаких новостей нет.

Короче говоря, это был один из редчайших по своему пиздецу вечеров моей жизни. В конце концов, где-то уже ближе к одиннадцати, Да вывезли из операционной и увезли в реанимацию. Ещё через полчаса со мной соизволил поговорить её лечащий врач. Общим лейтмотивом его выступления было нечто, типа того, что, мол, вырезание аппендицита – с одной стороны, самая простая операция, а, блядь, с другой – самая трудная. Да уж, ёпть, я в этом убедился.

В районе половины двенадцатого вечера я, после довольно долгого путешествия по подвалам больницы № 7, поскольку все нормальные выходы были уже закрыты, в конце концов оказался на улице и поспешил домой, где меня ждали наша полуторомесячная дочь и моя матерь, она же с той поры – бабушка Лёля.

И, типа, потянулись довольно странные дни. В принципе, Да не было с нами всего чуть более трёх недель. Первую неделю с нами была моя мама, но потом, к моему же удивлению, выяснилось, что так только хуже.