Макс залез на стол и улегся лицом вниз, положив голову на согнутые руки.
Джоунс откинул край халата и…
– О мой бог, – выдохнула Джина.
Под халатом оказалась вовсе не царапина. Доставать пулю будет больно, а затем рану необходимо вычистить.
– Вот уж точно «О мой бог», – восторженно подхватила Молли. – Отличная задница, Багат.
– Эй! – отозвался Джоунс, преимущественно потому, что она этого ожидала. Как обычно, женщина, у которой, вероятно, рак, поддерживала всеобщий оптимизм.
Конечно же, она посмотрела на него с выражением невинной девочки из фильма категории Джи про воскресную школу.
– Тут же действительно просто царапина. В смысле, останется небольшой симпатичный шрам… – Молли развернулась к Джонусу. – Дорогой, у тебя тоже отличный зад.
– О мой бог, – повторила Джина более слабым голосом, и Дейв быстро взглянул на нее. Она позеленела, оправдывая полученную в Кении репутацию. Стоило Джине войти в больничную палатку, чтобы помочь, как сестра Двойная-М начинала бормотать:
«Держите наготове кровать для Виталиано».
– Мол, – бросил он.
– Ага, вижу.
– Джина, иди сюда, возьми меня за руку, – произнес Макс сквозь зубы, а Молли усадила девушку на стул и пригнула ее голову к ногам. – Джоунс, не мог бы ты, черт возьми, сказать ей, что я буду в порядке?
– Джина, он будет в порядке – повторил Дейв. Вторую часть предложения он относил и к себе. При условии, что в армии снаружи нет эксперта-подрывника, который придумает, как пробить дыру в стене крепости Эмилио.
*
Джулз услышал голоса.
Вполне вероятно, это были хорошие голоса реальных людей, а не те, что звучали в его голове и убеждали всего лишь на мгновение закрыть глаза, отдаться, хотя бы ненадолго, темноте.
Он решил, что безопаснее поддержать беседу с голосами в голове. «Все мы знаем, если я закрою глаза, все будет кончено».
Разве не лучше, чтобы все закончилось? Это называется вечный покой по причине…
«Заткнись, заткнись, заткнись, заткнись», – твердил он как мантру. Или, может, скорее как походный марш. Выставить правый локоть на первом «Заткнись», упереться, подтянуться на следующем. Иногда Джулз мешал короткую версию с более длинной: «Заткнись нафиг, заткнись нафиг».
Но теперь голоса, которые он слышал, исходили извне. Если, конечно, голоса в его голове не приобрели больше полномочий, объединившись с двоящимся зрением и непрекращающейся болью, и не заставляют его галлюцинировать.
В таком случае он в пролете.
Ладно, это было так не по-джулзовски.
Один из голосов имитировал самого Кэссиди. Он не в пролете. Он отказывается быть в пролете. Просто продолжит их игнорировать.
Потому что вечный покой – это слишком скучно. Он не хотел вечного покоя. Он хотел вечных каникул в Провинстауне с парнем его мечты. Он хотел быть бесконечно любимым, даже женатым. Завести двух детей и собаку.
Но такая любовь просто миф. На самом деле он хотел бесконечного секса.
«О, заткнись, – подумал Джулз, продолжая ползти. Солнце теперь пекло ему в макушку. – Это не миф. Бесконечный секс – это бонус к бесконечной любви».
Ага, точно. Он же не верит в это по-настоящему?
«В Стивене это было. Черт, я собирался сказать Джине про Стивена, про феерический визит к нему…»
Вернувшись из последней поездки в Лос-Анджелес, Джулз наконец-то собрался с духом пойти и позвонить в дверь очаровательного, но уже не только что переехавшего соседа Стивена.
– Я собирался позвать его на ужин, – поделился Джулз. – На свидание, понимаешь?
Типа «Привет, как поживаешь? Давно не виделись. Хотел спросить, свободен ли ты вечером…»
Вот только дверь открыл не Стивен, а Брайан. Полицейский Брайан, который выглядел странной мускулистой копией Джулза. Крепко сбитый, симпатичный, темноволосый и кареглазый. Забавный и дружелюбный. И со всей очевидностью по уши влюбленный в Стивена, который в свою очередь был так счастлив, что просто сиял.
– Так что я остался и поужинал с ними обоими, – сказал Кэссиди Джине, вот только, стойте – ее же не было рядом.
И все же она не ошиблась насчет Стивена. Он был идеальным. Джулз мог бы быть на месте Брайана. Упаковывать вещи, собираясь в Массачусетс на свою свадьбу.
– Я имею в виду, он идеально подходит Брайану, – просветил Джулз голоса.
Черт, как жарко. Почему внезапно стало так ужасно жарко?
И почему внезапно голоса принялись кричать на него на непонятном языке?
Множество голосов, и все говорили одновременно, обращались друг к другу – довольно впечатляющий дешевый трюк, ведь голоса были частью Джулза. Темной стороной, правда, но когда это его темная сторона успела записаться на курсы повышения образования, а светлая сторона ни сном ни духом?
«Эй, – возмутился Джулз, – если вы не заговорите по-английски, я продолжу вас игнорировать».
Но, ух ты, вдруг его голоса обрели ноги. Много ног. Голых, обутых в поношенные сапоги и сандалии.
Ступни и ноги, и… Джулз попытался разглядеть, но солнце светило слишком ярко.
Один из голосов наклонился, превратившись из расплывчатой тени в мутное, раздвоенное лицо.
Азиат: темные волосы. темные глаза, убийственные скулы, усы Фу Манчу над говорящим ртом.
– Прости за рубашку.
Но его губы продолжали двигаться, как в плохо дублированном фильме.
– О`кей, – сказал Джулз. – Ты определенно не существуешь.
Появилось другое лицо – лица.
– Избегай этой гадкой Пегги Райан.
– Не смешно, – заявил Джулз. Очень, очень не смешно. Именно это Робин, который был ему так дорог, сказал вместо «Прощай», когда они в последний раз были вдвоем. – Убирайся!
Вернулось первое лицо.
– Надеюсь, когда-нибудь мы сможем быть друзьями.
Достаточно значит достаточно.
– Уйдите к черту от меня! – выпалил Джулз, и они все убрались. Он потянулся за оружием, неуклюже пытаясь вытащить пистолет из этой духовки – кожаной куртки.
Одна из ног примерилась к его голове, словно та была футбольным мячом. Джулз не мог пошевелиться, но что с того? Галлюцинация не могла ему навредить…
Хрясь.
Джулз и услышал, и почувствовал удар, ощутил, как его отбрасывает назад, а тело следует за головой. Что, вероятно, было хорошо.
Новая боль смешалась со старой. Вспыхнули и поплыли зведочки. Но прежде чем серость сменилась чернотой, в поле зрения опять появился Фу Манчу, склонился ближе.
– Цель! – заявил он, словно комментатор международного футбольного матча.
Джулз пытался заговорить. «Американец», – хотел он сказать. И «посольство». «В Дили». Но мир погрузился в черноту.
*
– Может быть больно, – предупредил Джоунс.
Может быть? Может?
Словно все, что было до этого, не причиняло боли.
Макс лежал с закрытыми глазами и стиснутыми зубами, обливаясь потом.
Иисусе, Мария, Иосиф.
– На три, – заявил Джоунс. – Готовы? Один, два…
– Держись, – мягко проговорила Джина около его уха. – Макс, ничего страшного, если ты закричишь.
– Нет, – с трудом выдавил Багат.
– Да. И открой глаза. Я где-то читала, что если открыть глаза, то меньше болит. Когда глаза закрыты, ты сосредоточен на боли и…
Макс открыл глаза. Джина была прямо перед ним – ее глаза, ее лицо. Она сидела на стуле, который приволокла Молли, держала его руки в своих ладонях и выглядела немного бледной, – Мне нет нужды кричать.
– Я поспорила с собой, что ты не закричишь. Не позволяй мне выиграть.
Что?
Макс попытался убрать ладонь из ее рук – он слишком сильно их сжимал, – но она не позволила.
Он многое испытал в жизни, а последние пять минут были просто адскими. Но даже они не шли ни в какое сравнение с последними днями.
– Три, – сказал он Джоунсу. – Просто сделайте это.
Матерь божья! Макс не удержался и зажмурился.
– Открой глаза, – убеждала Джина. – Давай, Макс, кричи.
– Давай, Макс, – вмешалась где-то рядом с источником его боли Молли. – Мы все закричим вместе с тобой.