– Нет.

– Лжешь. – И Джулз продолжил: – Знаешь, не случайно ведь многие продали бы родную бабушку, чтобы стать частью вашей команды. Сэр, вы не просто сверхспециалист – и ваша маленькая речь ко мне лишь подтверждает это. Вы пугаете нас до смерти, потому что мы боимся, что не соответствуем вашим высоким стандартам. Но у вас такая крепкая спина, и вы всегда, так или иначе, умудряетесь вести нас за собой, даже когда мы сомневаемся. Некоторые люди этого не видят, они на самом деле тебя не понимают – знают лишь, что без колебаний отправятся в ад, если ты отдашь приказ. Но, видишь ли, я знаю, что ты будешь там, в первых рядах, а им придется бежать, чтобы не отстать от тебя.

Ты никогда не отступаешь. Ты никогда не колеблешься. Ты никогда не отдыхаешь.

Немигающий взгляд Макса впечатается в эти стены навеки.

– Что, по-твоему, случится, – тихо спросил Джулз, – если ты отдерешь от рубашки эту гигантскую «S» и поспишь? Если позволишь себе провести час, вечер, черт возьми, да целые выходные просто дыша и получая удовольствие от прожитого момента? Что произойдет, Макс, если – после того, как все закончится – ты позволишь себе действительно насладиться компанией Джины? Сидеть в ее объятиях и разрешить себе быть счастливым. Не обязательно быть счастливым всегда – лишь на этот короткий промежуток времени.

Макс промолчал.

И Джулз продолжил:

– А потом, может, ты позволишь себе побыть счастливым и в следующие выходные.

Не слишком счастливым, – быстро добавил он, – этого мы не хотим. Но немножечко, потому что эта невероятная женщина – часть твоей жизни, потому что она заставляет тебя улыбаться и, вероятно, фантастически трахается, и… Видишь? Ты слушаешь. Не убивай меня, я лишь хотел убедиться, что ты не отключился.

Теперь Макс наградил взглядом его.

– Ты закончил?

– Ох, сладкий, нам некуда идти, и до рассвета уйма времени. Я только начал.

«Черт», – закатил глаза Макс. Но не поднялся и не ушел. Просто сидел.

На той стороне площади и прежде не было ни малейшего движения, и сейчас ничего не изменилось. Но Макс снова принялся наблюдать.

Джулз помолчал целых полторы минуты.

– Просто на случай, если я неясно выразился, – сказал он, – я всем сердцем верю, что ты полностью заслуживаешь всего счастья, которое можешь ухватить. Не знаю, какой ущерб нанес тебе твой отец, но…

– Я не знаю, смогу ли… – перебил Макс. – Ну знаешь, то, что ты говорил. Просто приходить с работы домой и…

Святые угодники, Макс действительно заговорил. Об этом. Или, по крайней мере, говорит. Джулз подождал еще, но Макс лишь покачал головой.

– Знаешь, что случается, когда работаешь задницей? – наконец спросил Джулз и сам же и ответил: – В следующий раз ее просто не будет. И тогда тебе придется задействовать другую жизненно важную часть тела. Ты должен дать себе время отрастить новую, перезарядиться. Когда ты в последний раз был в отпуске? В тысяча девятьсот девяносто первом или девяносто втором?

– Ты чертовски хорошо знаешь, что я был в реально долгом отпуске как раз…

– Нет, сэр, не считается. Госпитализация и восстановление после почти смертельного ранения – не отпуск, – взорвался Джулз. – Разве в отделении интенсивной терапии ты не думал время от времени, почему совершил ту глупую ошибку, результатом которой стала пуля в твоей груди? Может, это случилось из-за сильной усталости, вызванной вечным шилом в заднице, которое заставляло тебя работать без продыху семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки?

Макс вздохнул, затем кивнул.

– Знаю, я облажался, в этом нет сомнений, – он помолчал минуту. – И делал это неоднократно в последнее время. – Он бросил взгляд туда, где Джоунс притворялся спящим, прикрывая глаза поднятой рукой. – Я слишком часто изображал Бога. Не знаю, может, я уже начинаю верить в судьбу, и она воздает мне по заслугам.

– Но не по заднице, – вставил Джулз.

Макс улыбнулся, но улыбка быстро пропала.

– Да, похоже, что по горлу. – Он потер лоб, а Джулз сидел и смотрел на него. – Это всегда в моей голове, – тихо продолжил Макс. Джулз едва его слышал. – Все, что я должен сделать. Все, что не сделал. Я не могу избавиться от этого, как от документов на моем столе, и просто пойти домой налегке. – Он взглянул на Кэссиди, и в глазах отразилась сильная боль. – Как я вообще мог ожидать, что кто-то вроде Джины смирится с этим?

Ух ты.

Ладно. Они сейчас не просто болтали, они разговаривали.

– Отчего же ты ждал, что Алисса смирится с этим? – парировал Джулз. – Ты ведь попросил ее выйти за тебя замуж.

Тишина затянулась, и Джулз уже готов был врезать себе за то, что упомянул Алиссу.

Локке – его подругу, бывшего напарника и, очевидно, ахиллесову пяту – когда Макс заговорил.

– Она проводила на работе еще больше времени, чем я, – сказал он. – Иногда я чувствовал себя просто бездельником.

Джулз и сам с этим сталкивался: когда бы он ни пришел на работу, не имеет значения, насколько рано, Алисса уже была там.

– Какое-то время я даже считал, что она экономит на арендной плате, живя в офисе, – коротко рассмеялся Кэссиди. – Но шутки в сторону, ты же знаешь, что она работала, чтобы отвлечься, правда? В смысле, сейчас, когда она работает в гражданском секторе – к слову, то, чем она как раз любит заниматься – то даже берет выходные. Отгулы. Они с.

Сэмом только что купили новый дом – целиком нуждающийся в ремонте. И собираются проделать всю работу самостоятельно.

– Это… – улыбнулся Макс, – как сказал бы Сэм? Поверить, мать твою, не могу.

– Она очень счастлива, – сказал Джулз.

– Я рад, – кивнул Макс. – Она сделала правильный выбор, не выйдя за меня.

– Потому что… ты на самом деле ее не любил?

– Иисусе, я не знаю, – ответил Макс. – Любовь заставляет чувствовать, что тебе может понадобиться серьезное лечение? Словно ты вот-вот взорвешься, потому что одновременно хочешь и девушку, и защитить ее – и получить можно либо одно, либо другое, а сделать ничего не можешь, отчего твои внутренности завязываются узлом, заставляя действовать, как чокнутый безумец, и в итоге проигрывают все? Черт.

Подперев пальцем щеку, Джулз притворно задумался.

– М-м, я приму это за «нет». Что ты действительно не любил Алиссу, потому что говоря «девушка», ты на самом деле имеешь в виду Джину, и – сладкий, очнись! – Джина, которую я знаю, стопроцентная женщина. Для начала, ты должен превратиться в настоящего человеческого мальчика[34] и действовать менее безумно, лады? Пожалуйста, перестань называть ее той, кем она не является.

Макс окатил его ледяным взглядом.

– Так все, что нужно сделать, это перестать называть Джину девушкой, и все будет хорошо? Вот так запросто мы заживем долго и счастливо.

– Ты не станешь счастливым, пока не разрешишь себе быть счастливым, – возразил Джулз. – Пока не примешь тот факт, что не можешь спасти каждую жизнь в этом мире.

Люди умирают, Макс. Каждый божий день. Ты не можешь спасти их всех, но кое-кого можешь. Если не убьешь себя слишком тяжелой работой. Тогда вот чем для тебя дело кончится… давай-ка подсчитаем, простая арифметика: получается – никого не сможешь спасти. Число, как я понимаю, равно нулю.

– Что если Джина одна из тех, кого я хочу спасти? Что если я хочу для нее чего-то…

Я не знаю … «Лучшего», черт побери, не то слово.

Но Джулз уже вцепился в него.

– Лучшего, чем что? – с отвращением фыркнул он. – Лучше, чем разделить свою жизнь с мужчиной, который, по твоим же словам, становится от нее «чокнутым безумцем»? С мужчиной, который заслужил уважение и восхищение каждого человека, с которым когда-либо работал, включая трех американских президентов? Мужчиной, который сексуален даже тогда, когда от него плохо пахнет? Макс, да брось, насколько еще лучшим тебе надо быть? По моему мнению, тебе нужна серьезная, серьезная психотерапия.

– Нет, – сказал Макс. – Не… я имел в виду другое. Менее… не знаю, трудно. Менее… – Он закрыл глаза. Выдохнул. – Я представляю будущее и вижу, как делаю ей больно. И… боже, я вижу, как она делает больно мне. Это неизбежно. Но я не могу держаться от нее подальше. Я собираюсь пойти туда. – Он ткнул во все еще тихий домик на площади. – Собираюсь вызволить ее, собираюсь отвезти ее домой и собираюсь никогда ее не отпускать. Сколько смогу. До неизбежного разбитого сердца.