— Но беда в том, что я никогда не переставала любить его. Неважно, что он делал, но я продолжала любить его и люблю его сейчас.
Полина грустно улыбнулась и сказала:
— Я знаю, моя дорогая, я знаю.
— Я была уверена, что ты будешь единственной, кто поймет мои чувства, — с благодарностью произнесла Патриция.
Полина с удивлением посмотрела на нее и спросила:
— Но если ты все еще любишь его, почему ты убежала от него?
— Потому что я боюсь того, что он узнает о моей беременности. Живота еще не видно, но вскоре...
— Ты думаешь, что он такой бессердечный, что выбросит тебя за это на улицу? — спросила Полина.
— Я, право, не знаю, что он сделает. Он очень часто сердится, и я не знаю, почему. Порой он обвинял меня в связях с другими мужчинами...
— Сразу было видно, что он неуправляем! — воскликнула Полина.
— Да, он часто бывает невменяем в гневе, — продолжила Патриция, — но иногда он кажется таким одиноким, как человек, выброшенный на берег после кораблекрушения; и бывает таким нежным, что я забываю обо всем на свете. Он, возможно, отречется от меня, а возможно, женится на мне и даст имя ребенку. Я сейчас ничего не знаю, что будет дальше. Но я не вынесу, если он пожалует мне небольшой домик и содержание как квартеронке! — сказала Патриция.
Полина сочувствующе пробормотала:
— Что ты говоришь! Конечно же, ты останешься здесь. Нам будет так хорошо с тобой. Мы будем каждый день беседовать, помнишь, как раньше, в монастырской школе?
— Тебе будет трудно со мной. Я скоро раздуюсь, как воздушный шар, вот увидишь, не пройдет и нескольких месяцев, — сказала, чуть улыбнувшись, Патриция, а затем добавила:
— Спасибо тебе, Полина! Спасибо тебе за все!
* * *
Сначала Эмиль не понял, что Патриция ушла из дома. Он уже твердо решил, что вечером сделает ей предложение выйти за него замуж.
Он хотел это сделать, и ему очень важна была ее реакция — обрадуется ли она, или, как всегда, придет в ярость.
И когда, вернувшись, он не обнаружил ее дома, то с облегчением вздохнул. Так волновавший его разговор откладывался. Но когда Патриция не появилась к ужину, Эмиль начал серьезно беспокоиться. Где она могла быть? Он ведь знал, что она практически не выходила на улицу. Эмиль еще раз в волнении обошел дом, но Патриции нигде не было. И Марта, и Мэй в один голос уверяли, что не видели ее выходящей из дома. Но голос Мэй показался ему подозрительным. Он понял, что она что-то знает, а может быть, и видела, куда ушла Патриция.
И Эмиль добился у нее признания, что та видела, как Патриция, собрав немного вещей, ушла из дома.
— Куда она пошла? — гневно набросился он на Мэй.
— Я не знаю, — ответила Мэй. — По правде, я действительно не знаю. Мисс Патриция не рассказала мне, так как опасалась, что вы силой развяжете мне язык.
— Ты хочешь сказать, что она убежала от меня? Что она не хочет, чтобы я пошел за нею?
Мэй кивнула, и Эмиль в сердцах всплеснул руками.
— Но почему? Ты знаешь? Ради Бога, объясни мне! Она собиралась встретиться с другим мужчиной?
— Сэр! — воскликнула Мэй. — Как вы можете так говорить? Вы должны знать — она никогда не была неверной вам.
— Я не знаю ничего, — вторил ей Эмиль. — А вот ты знаешь все. И я умоляю тебя, лучше мне расскажи все — иначе, ты знаешь, меня ничто не остановит.
Мэй с опаской поглядела на Эмиля. Она знала, что он может быть неуравновешенным человеком, к тому же он ее откровенно припугнул, и она дрожащим голосом сказала:
— Я... Я думаю, что она ушла из-за...
— Из-за чего же? Господи! Ну, говори же!
— Из-за младенца... — нерешительно сказала Мэй.
— Младенца? Какого младенца? — ничего не понимая, спросил Эмиль.
Мэй многозначительно посмотрела на него.
— Вашего, конечно, младенца. Того, которого носит под сердцем мисс Патриция.
Эмиль побледнел и застыл на месте.
— Э... Патриция? Патриция носит моего ребенка?
Мэй утвердительно кивнула головой, а Эмиль, не говоря больше ни слова, опустился в кресло. Руки его дрожали. Он думал об исчезнувшей Патриции, которая была беременной от него, и очень испугался. Вдруг он резко поднял голову и спросил у Мэй:
— Но почему же тогда она сбежала? Сейчас, именно сейчас, когда она так во мне нуждается?
Мэй пожала плечами.
— Она, возможно, подумала, что вы не хотите иметь ребенка, а может быть, даже и не захотите слышать о нем.
— Да это какое-то безумие! — произнес ошеломленный Эмиль.
— Возможно, — продолжала Мэй, — она подумала, что вы выгоните ее и не захотите быть с нею после того, как она растолстеет.
— Бред какой-то! — воскликнул Эмиль.
Мэй снова пожала плечами и произнесла:
— А может быть, она просто захотела уехать куда-нибудь, где ее никто не знает и где ее ребенка не будут считать ублюдком и незаконнорожденным.
— Ублюдком? — вне себя от гнева закричал Эмиль. — Неужели она действительно думала, что я не женюсь на ней?
Он так стиснул свои челюсти, что на лице его желваки заходили ходуном.
«Впрочем, почему бы ей так не думать? — рассуждал Эмиль. Ведь я был непростительно жесток с нею, унижал ее, сделал ее своею любовницей гораздо раньше, чем женой».
Обратившись к Мэй, он произнес вслух:
— Мне нужно отыскать ее! Скажи мне, Мэй, куда она отправилась? Я должен найти ее и жениться на ней. Я не позволю, чтобы мой ребенок был незаконнорожденным. Где она, Мэй?
— Я сказала вам правду. Патриция ничего не сказала мне, куда идет.
Эмиль ударил кулаком по стене. Он поверил Мэй. Она действительно больше ничего не знала. Эмиль теперь твердо знал, что Патриция сделала так, чтобы защитить свою служанку от его гнева, даже ценой своей безопасности. Но куда же она ушла? Нет, конечно, не к своей матери и не к своим друзьям. Вчера она говорила, что все ее друзья отвернулись от нее. Тогда куда же она ушла? Ну, конечно! Куда же еще она могла пойти, кроме монастыря. Ведь она рассказывала, что ее обучали монахини!
В одно мгновение Эмиль был уже на улице. Он направился в женский монастырь урсулинок.
Сестры сказали, что Патриция не приходила в монастырь. Они не могли соврать ему. Он сказал им о ее беременности. Они очень любезно выслушали его и сообщили, что очень хорошо знали Патрицию и помнят ее, но, к сожалению, в монастыре ее не было.