Узнав об истинных намерениях казанцев, Иван Васильевич все же не отказался от переговоров о мире, предложил прислать полномочных послов. Но они так и не прибыли. Русским всего лишь морочили головы, ожидая крымцев и турок. Однако и царь не смог воспользоваться благоприятной ситуацией для удара по Казани. Нужно было изготовить новые пушки взамен утонувших. А Пушечный двор сгорел во время пожара, ливонцы не пропускали в Россию медь. Война требовала и денег, а они были нужны на восстановление Москвы. Очередной поход готовился два года. И… чуть не сорвался.
Армия собралась во Владимире в ноябре 1549 г., возглавил ее снова царь. Но воеводы, невзирая на его присутствие, принялись местничать, отказывались исполнять свои обязанности. Между прочим, факт показательный и яркий. Правительство Сильвестра—Адашева находилось у власти уже два года, но, как мы видим, порядка в стране отнюдь не навело. Наоборот, боярская анархия колобродила пуще прежнего. И Иван Васильевич, которого любят изображать крутым «тираном», на самом-то деле не мог унять распоясавшихся аристократов. В итоге начальники спорили, полки стояли без дела и терялось время… Царь был вынужден вызвать во Владимир митрополита. Святитель Макарий убеждал воевод послужить царю и Отечеству «в любви и братстве», прекратить свары. Уговаривал «ради христианства», грозил церковными карами. Кое-как уломал, и лишь тогда войска выступили.
Этот поход тоже выдался тяжелым. Ударили сильные морозы, были замерзшие, много обмороженных. Царь подбадривал людей, вдохновлял их собственным примером — он все время находился с воинами, разделял с ними трудности [49]. Полки осадили Казань 14 февраля. Государь предложил городу капитулировать. Архимандрит Новоспасского монастыря Нифонт писал, что у Ивана Васильевича была и иная надежда овладеть городом, в Казани имелись сторонники России, обещавшие открыть ворота. Но их обещания оказались пустыми, а сдаваться город отказался. Царь повелел строить туры — осадные башни, ставить батареи. Загремели первые залпы…
И тут-то сказалась задержка из-за боярских склок. Уже приближалась весна, таял снег. А осада в грязи и воде была бы гибельной для воинов. Иван IV попытался решить проблему единственным возможным способом, взять крепость до распутицы. Бросил войска на штурм. Но он не был как следует подготовлен, а казанцы во главе с Кощаком оказали ожесточенное сопротивление. Рубка длилась целый день, бойцы врывались на стены, но их выбивали. Атаки захлебнулись… А потом зарядили дожди. Пошло бурное таяние снегов. От влаги намок порох. Дороги залило морями грязи, нарушая подвоз продовольствия. И пришлось отступить.
Дело могло обернуться полной катастрофой. Казанцы, видя, что русские уходят, воодушевились, вывели из города все свои силы и двинулись в преследование, грозя смять, прижать к Волге и уничтожить измотавшиеся и растянувшиеся на марше русские полки. Но молодой царь проявил себя настоящим героем. Он лично взялся командовать арьергардом из легкой конницы, осаживал врага и сдерживал напор, пока ратники сумеют протащить по грязи тяжелые пушки и обозы, переправят их через Волгу. По набухшему, опасному льду, среди промоин, покинули левый берег последними…
Да, «четыре евангельских заповеди» св. Макария царь выполнял строго. Первой из них как раз и была храбрость. Но второй заповедью была мудрость. В общем-то после нескольких неудавшихся походов впору было задуматься: а стоит ли раз за разом повторять одно и то же? Или следует поискать другое решение? И Иван Васильевич нашел его. Он обратил внимание на Круглую гору у впадения в Волгу реки Свияги. Гору, с которой открывался обзор на десятки верст вокруг. Это было не только красивое, а стратегически важное место. Предание об основании Свияжска рассказывает, что царю явился во сне св. Сергий Радонежский и повелел строить на горе крепость.
Конечно, «высококультурные» историки постарались не обращать внимания на легенду, заменили ее собственными домыслами, что идею внушил государю «кто-то» из воевод. Хотя тут позволительно усомниться. Ведь те же самые воеводы, которые сопровождали Ивана IV в походе — Дмитрий Бельский, Семен Микулинский, Шах-Али, Курбский и др., уже неоднократно бывали в здешних краях. И Круглую гору видели, но не придавали ей значения. А государь был здесь впервые. Гору заметил и понял, насколько выгодно ее положение. Что ж, он наверняка посоветовался и с воеводами. Это полное право главнокомандующего, взвесить все плюсы и минусы. Но кардинальное решение принял он сам. Даже и результат четко предугадал: «Стесним Казань; Бог даст нам ее в руки». И в этот раз, несмотря на неудачу, он вернулся в Москву не «с великими слезами», а «с веселым лицом». Поход 1549–1550 гг. имел еще одно следствие. Царь впервые увидел боевые качества казаков. И, судя по всему, высоко оценил их — именно с этого времени казаков начали широко привлекать ко всем боевым операциям русских войск.
20. ВРЕМЯ РЕФОРМ
Преобразования в России начались в 1549 г., через полтора года после того, как к власти дорвались Сильвестр и Адашев. Такой промежуток сам по себе ставит под сомнение, что реформы инициировались «избранной радой». Но ведь царь и сам взрослел, многое видел, общался в походах с воинами, смотрел на жизнь подданных, когда ходил в паломничества. Несмотря на старания советников «монополизировать» государя, заметное место при нем занимали родственники жены — Захарьины, Морозовы. Не забывал Иван Васильевич и своего учителя, митрополита, против него Сильвестр выступать не рисковал.
Один из серьезных политических шагов царь сделал на переговорах с Литвой. Там скончался король Сигизмунд, а его наследник Сигизмунд II Август опять проигнорировал Москву, не известив о смерти отца. Это было уже дипломатическим хамством, и королю напомнили в резких тонах, а заодно указали, что истекает семилетний срок перемирия. В январе 1549 г. паны все же прислали делегацию. Как обычно, возникли территориальные споры. Добавилось нежелание Литвы признавать за Иваном IV титул царя. В ответ и он не признал за Сигизмундом II титулы «короля русского и прусского». А после традиционных препирательств сошлись на том, чтобы продлить перемирие на 7 лет. Но выяснилось, что в прошлом договоре, заключенном при Шуйских, литовским евреям предоставили право свободно торговать в России. Царь самолично исключил из соглашения этот пункт.
Сигизмунд II всполошился — он слишком много был должен евреям. И теперь-то он в молчанку не играл, сразу отписал царю, просил, требовал. Видимо, и многие бояре были не против дать разрешение, они же его дали в 1542 г. Но царь остался непреклонен, въезд евреев в Россию категорически запретил. А королю ответил, что «сии люди провозили к нам отраву телесную и душевную: продавали у нас смертоносные зелья и хулили Христа Спасителя; не хочу об них слышать» [49]. Под душевной отравой, очевидно, понималась ересь, и в принятии решения, скорее всего, сыграл роль святитель Макарий, ученик св. Иосифа Волоцкого. Но нетрудно понять, что шаг царя был важен и для российской экономики: от свободной торговли евреев страдали отечественные купцы, ремесленники, интересы казны, утекали за границу золото и серебро.
А в феврале–марте прошел ряд мероприятий, в организации которых тоже явно участвовал митрополит. В них было много общего с торжествами 1547 г. — и попытка достичь общего примирения и согласия, и Освященный Собор с канонизацией святых. Но два года назад центральным событием было венчание на царство, а теперь впервые в русской истории был созван Земский Собор. В Москву было велено приехать всем чинам Боярской Думы, государева двора, иерархам Церкви, представителям разных сословий от других городов. «Избранная рада» в таком широком собрании была абсолютно не заинтересована. Она-то уже находилась у власти. Но царь осознал, что смена боярских группировок у руля государства никаких перемен к лучшему не дает, и решил обратиться ко «всей земле». У историков этот Собор получил название «собор примирения» — целью ставилось объединить разные слои населения, забыть взаимные счеты и общими усилиями выработать меры для укрепления и оздоровления державы.
