– Минут пять, наверно. Сумку какую-то вынесла.

– Пока она ходила туда и назад, вы оставались своей вахтерке?

– Там. Чтоб ей пройти, сигнализацию отключил, по­том врубил обратно. Потом чуток радио послушал – и вдруг начало меня морить… Да ведь как уснул-то – замертво! Рядом огонь ревет, крыша рушится, от дыму не продохнуть, а я сплю! Вы только подумайте!

– Гуторская термосом не интересовалась? Не брала, например, в руки?

Сторож таращится в изумлении: экую нелепицу спра­шивает следователь!

– Да что вы, на кой?! – И возвращается к прежней теме: – Прям наваждение! Вот вы отправляли на алко­голь проверять. Трезвый же я был?

– Трезвый.

– Видите как. Не иначе судьба! Мне юрист – рядом живет – сказал, статья есть. – Он тяжко вздыхает. – Статья сто.

– Да, статья есть… Вспомните, пожалуйста, куда вы отлучались до того, как сон сморил.

– Никудашеньки!

– Ошибаетесь.

– Нет, точно! Заступил на дежурство, пошел доло­житься Евдокии Михайловне…

– Где она была?

– В конторке с Гуторской. И больше ни с места. Только, конечно, замок на склад навесил, когда бабы на автобус собрались.

– Уходили они поодиночке?

– Нет, гуртом проводил.

– А раньше, пока докладывались Стольниковой, вах­терку запирали?

– На пять-то минут?!

– Так. Пять минут она была безнадзорной!

– Ну к чему вы это, товарищ следователь?.. Знаю, виноват, сам себя казню. Да еще суд добавит! Старухе каково? Дочерям? Чего уж теперь задавать зряшные-то вопросы!..

– А того, что остатки вашего чая отданы на анализ. И в них обнаружено крепкое снотворное.

У ошеломленного сторожа глаза лезут на лоб.

– Пока об этом никому ни слова, поняли? И давайте думайте, кто мог подсыпать.

– На кого ж я такое подумаю?!.. Что вы!..

Томин прохаживается у ворот небольшого завода. От­туда появляется группа людей, среди них зевака.

– Привет огнепоклоннику! Не узнаете?

– Почему? Узнаю.

– У меня два-три вопроса.

– Хоть двадцать три!

– Как вы очутились на пожаре?

– От приятеля домой чапал. Гляжу – полыхает! По­нятно, завернул.

– С какой стороны вы приближались?

– Да там сзади тропка на дорогу выводит. Я по ней.

– Никого рядом не видали? Не встретили?

– Откуда? Позднотища же?.. Только подлюга одна подъезжала из интереса. Поглазела, развернулась и уехала. Даже из машины не вылезла! А я вижу – окошко светится, давай в дверь барабанить. Еле сторожа добудился! Начали пожарным звонить, потом барахлишко таскали, боялись – на хибарку его перекинется…

– Ну-ка поподробней, что за машина, – прерывает его Томин.

У Знаменского собрались Кибрит, Томин и Томилин. Кибрит вооружена актом экспертизы и схемой склада, размеченной сотрудниками пожарной службы.

– Зинаида, не углубляйся в дебри! – просит Томин.

– Тебе неинтересно, а я увлеклась. Пожарно-техническая станция меня прямо заворожила!.. Ну ладно, изложу попросту. – Она откладывает акт. – Сначала думали, что пожар в месте наибольшей степени обгорания. Но когда учли все условия, влиявшие на распространение пламени, мнение изменилось. Первоначальный очаг оказался здесь. – Она обводит небольшой участок на пла­не. – Судя по черепкам, тут стояли ящики с посудой и, следовательно, было много упаковочной стружки.

– Совершенно точно, – поддакивает Томилин, све­ряясь со своей схемой. – Номер семь – чайные сервизы «Весна».

– А хоть какие-то данные, отчего загорелось, – не терпится Пал Палычу.

– Кое-какие есть, – небрежно произносит Кибрит, чтобы поэффектней подать новость. – В том месте на бетонном полу найдены следы бензина, – она загибает пальцы, – осколки бутылки и свечной парафин.

– Так это ж умышленный поджог! – восклицает Зна­менский.

– Молния… окурок… – вспоминает Томилин в сердцах.

– Нет, погодите. Получается, плеснули бензину, чир­кнули спичкой и пошли? Заперли горящий склад – и по домам? А сторожа усыпили? Такой вот дружный общий сговор… Как-то странно, братцы!

– Не обязательно сговор, Пал Палыч, – возражает Кибрит. – В заключении об этом не сказано, но мы много обсуждали… И по расчетам – конечно, предполо­жительным – до ящиков пламя добралось не сразу. Не стану утомлять Шурика подробностями, но могло и двад­цать минут пройти, и даже тридцать, а тогда уже начало разгораться всерьез.

– То есть можно было чиркнуть спичкой и удрать? Причем еще до конца работы? И при опломбировании ничего не заметили?

– Да, Пал Палыч.

– Если расчеты достоверны, снимаю шляпу! – гово­рит Знаменский.

– Я б в пожарники пошел, пусть меня научат!.. Как будем дело делить? – произносит Томин, обращаясь к коллеге. – Тематика вроде бы хозяйственная – карты в руки БХСС. На чужое мы не посягаем!

– Мы тоже, – в тон отзывается Томилин. – Если хищение – область моя. Но если воры посторонние – раскланиваюсь и исчезаю со сцены.

– Пока всем работы хватит. – Пал Палыч хочет, чтобы Томин остался вести расследование. – Давайте малость порассуждаем. Сторож прибыл без четверти семь, как всегда. Тотчас отправился к начальству. Это един­ственные пять-семь минут, когда термос был без при­смотра. Но все это время Гуторская и Стольникова нахо­дились в конторе. Кто подсыпал снотворное?

– Икс, – говорит Томилин.

– Он же поджигатель?

– То ли он, то ли неведомый сообщник.

– Еще, значит, игрек, – замечает Томин. – Не ис­ключен, между прочим, и зет. Зевака на пожаре – по­мните его? – видел загадочные «Жигули». Подкатили к складу, постояли и умчались. За рулем сидела женщина. Нет-нет, – отзывается Томин на оживление слушателей, – приметы неизвестны. Но сдается мне, сия особа являлась проверить, хорошо ли горит.

– Шурик, не разводи хитростей на пустом месте! – урезонивает Кибрит. – Женщина помчалась звонить по ноль один.

– Если бы, Зинаида, если бы! У пожарных четко: все сообщения дежурному параллельно пишутся на магнитофон. И там зафиксирован только звонок сторожа. Этого самого Николаши!

– Какая модель «Жигулей», твой зевака не разглядел? – спрашивает Томилин.

– Светлая «двойка», универсал.

– У складских ни у кого «двойки» нет, – задумчиво произносит Томилин. – А любопытно бы познакомиться с этой дамой.

– Сомневаюсь, – пожимает плечами Кибрит. – Ну, мне пора.

– Зиночка, подожди, пожалуйста, – останавливает Знаменский. – Есть одно соображение…

– Сомневаться вольно во всем, – продолжает между тем Томин. – Я вот возьму и не поверю, что Николашу усыпили!

– И что предложишь взамен? – живо оборачивается Пал Палыч.

– Сам намешал дряни в чай. И набивался потом со своим термосом: проверьте, мол, что за жидкость, меня споили, я чистенький!

– Ты серьезно? – удивляется Кибрит.

– Нет. Но только потому, что очень он непритворно зевал! А вообще-то ничего нельзя скидывать со счетов. И даму в «Жигулях» тоже. Пламя было яркое, а сколько темного! Каламбур на скорую руку…

– Не столько темного, сколько пока не доказанно­го, – возражает Томилин.

– И темного хватает, – поддерживает Томина Пал Палыч. – Я не зачисляю сторожа в иксы и игреки, однако… Предположим, он скрыл визит какого-нибудь дружка. Дружок в тот вечер просто заглянул проведать. Но у него дурная репутация, поэтому лучше умолчать. Между тем дружок незаметно сыпанул в термос сонных порош­ков, потом под храп Николаши появились прочие друж­ки, вывезли со склада все, что понравилось, а для маски­ровки следов учинили пожар. Опровержения будут?

– Нет, – отвечает за всех Томин. – Правомерная вер­сия. И – благо это по моей части – начинаю изучать Николашину биографию и круг знакомств.

– Пал Палыч! – Кибрит постукивает по циферблату наручных часов. – Время бежит – что ты хотел?

– Прежде всего услышать твое личное мнение. – Зна­менский слегка «подлизывается» к ней ввиду предстоя­щей просьбы.

– Если с женской колокольни, я бы сказала, что этот склад – маленькое бабье царство. Возможны интриги, острая вражда.