— Да… Олег? Привет. Слушаю… Ясно. Ясно… Как и следовало ожидать… Но Цветков был в городе в день кражи?.. Постарайся, братец, постарайся. Кстати, следи, не появится ли он снова. И еще один вопрос: сестра кочегара, ее отношения с Цветковым.

Входит всегдашний помощник Томина — Аркадий.

— Саша, тобой интересовались в гостинице.

— Да ну?!

— Сегодня у дежурной справлялись. А у коридорного на этаже выясняли, живет ли рядом «юридический чин».

— Значит, сработал боборыкинский четверг. У кого-то там, стало быть, рыло в пуху! Передай спасибо Петру Сергеичу.

Томин отыскивает в записной книжке номер и звонит по городскому телефону.

— Добрый день, Сергей Рудольфыч. Извините, как всегда спешка, а вы сегодня работаете… По поводу книги вестей нет?.. Та-ак. И давно?.. У-у, отпадает. Я ищу ту, что появилась недавно… Да, у Боборыкиных есть, слышал. А у них когда?.. Вот и я не знаю. Скажите еще, Сергей Рудольфыч, вы видели две вещи Фаберже, их происхождение известно?.. А пресс-папье?.. Через старшего?.. Ах, через Альберта. Это любопытно, может пригодиться. Спасибо вам и всего хорошего, отдыхайте.

Томин оборачивается на голос Кибрит. Та вводит приземистого мужчину лет шестидесяти.

— Профессор Балиев. Крупнейший специалист по драгоценным металлам и по истории ювелирного дела.

Томин и Балиев знакомятся, обмениваются первыми общими фразами. Кибрит, заслышав свист чайника, достает кофе, открывает шкаф и восхищенно ахает:

— Откуда у тебя такая посуда?

— Это, Зинаида, не посуда. Это поповский фарфор. Я его выиграл в бильярд при исполнении.

— Шу-урик!

— Не было выхода.

Томин юмористически рассказывает о ситуации, в которую попал. Он обязан был выиграть — иначе плати деньги. А где взять инспектору три тысячи?

Гости смеются.

— Я просто не умею так играть, как я эту партию сыграл!.. Подал начальству рапорт — не знаю, что с этим выигрышем решат. Пока попользуемся.

Кибрит с удовольствием расставляет красивые чашки и заваривает кофе.

— Геннадий Осипович, я в пожарном порядке должен быть подкован по теме «Фаберже».

— Биографические данные? Творческий портрет?

— Нет, общие сведения.

— Карл Фаберже держал мастерскую в Петербурге — примерно с середины прошлого века, позже — в Одессе и Москве: Кузнецкий мост, 4. Фаберже был главой фирмы и, так сказать, ее художественным руководителем. Материалы использовались самые разнообразные: металлы, эмали, дерево, камни — от драгоценных до поделочных Ассортимент изделий перечислять бессмысленно, потому что Фаберже был мастером единичной вещи — двух одинаковых предметов из его мастерских не выходило.

— Одинаковых не было? — настораживается Томин.

— Нет. За исключением наградных портсигаров, которые делались по правительственным заказам в годы первой мировой войны. Некоторое время существовали филиалы фирмы в Париже и Лондоне. Отсюда лондонское издание книги Сноумена «Искусство Фаберже», отсюда и нынешняя мода на него — перекинулась к нам из-за границы. Впрочем, он вполне заслуживает своей славы… Что-нибудь почерпнули?

— Почерпнул. Стало быть, портсигары делались стандартными?

— По двум образцам, — офицерские и солдатские.

— А книгу Сноумена вы видели?

— Да, это богато иллюстрированный искусствоведческий и биографический очерк. В ведущих библиотеках она есть.

— А у частных лиц?

— Возможно.

— Так. Какова цена на изделия фирмы в сравнении с другими из того же примерно материала?

— Даже сравнивать трудно, цены астрономические. Еще вопросы?

— Пока все, профессор.

— Если набегут, Зинаида Яновна даст мой телефон. — Он встает. — Спасибо за кофе. Между нами: сервиз не поповский. Был такой промысел — подделка русского фарфора.

— Подделка?

— Прошу прощения, если огорчил.

— Ничуть. Напротив… Мне «зашла в голову мысль»… Еще одну секунду — как определяется принадлежность вещи Фаберже?

— Для профессионального глаза — это прежде всего безупречность, почти фантастическая безупречность изделия со всех точек зрения. Рассказывают, что старик Фаберже обходил по утрам мастерскую с молоточком и, если замечал малейший изъян, вдребезги разбивал вещь. На любой стадии работы. Ну, а вообще принадлежность определяется по клейму. Оно встречается в различных вариантах: «Фаберже», «К. Фаберже», просто инициалы «К.Ф.». Для вещей на вывоз употреблялся при этом латинский шрифт. Но тут уже начинаются тонкости для гурманов. И, наконец, доказательством подлинности являются фирменные коробочки.

— То бишь упаковка? Неужели они сохранились?

— В хороших руках сохранились. Ну, мне пора.

Он прощается, уходит. Томин в задумчивости вертит чашку.

— Значит, мне всучили лимпопо… Большое спасибо за профессора, Зинуля.

— А почему «лимпопо»?

— Погоди, не сбей смысли… — Томин набирает номер. — Алло, Сергей Рудольфыч?.. Снова я, что приобретает уже хронический характер. Два слова: те вещи, о которых мы говорили, — они были в коробочках?.. А пресс-папье — нет?.. Все. Еще раз до свидания.

Кладет трубку, подпирает щеку кулаком.

— Как мне быть, да как мне быть… В бильярд Фаберже не выиграешь, купить не могу, время жмет… Зинуля, кипяток остался? Налей-ка еще. Что воды в рот набрала?

— Сам же велел молчать.

— Слушай, есть безумная идея. Что, если я попрошу задержаться попозже вечером и подыграть мне в маленьком спектакле?

— Хорошо попросишь — соглашусь. А в каком?

— По жанру это будет водевиль. Конечно, при условии, что начальство позволит.

Поздним вечером на Петровке, когда из лифта выходят Томин и Руднева, в пустынных коридорах нет никого, кто бы мог сказать: «Привет, Саша» или «Добрый день, товарищ майор». Спокойно можно чувствовать себя «Сашей с юга».

— Мы люди доверчивые, — говорит он, размашисто жестикулируя. — Но гордые. Покупаем настоящую вещь — не торгуемся. А хотят обмануть — из-ви-ни-те!

— Правильно, Саша! — воинственно поддерживает Руднева.

— Я за сервиз не обижаюсь, ладно. Но где один раз надули, там и второй раз могут, правильно?

— Еще как!

— Поглядел я на ваш портсигар и загорелся два заказать. Себе и старшему брату. Хоть я человек не бедный, однако это уже сумма!

— Я тоже не нищая, но такие деньги на ветер кидать — пусть другую дуру найдут!

Томин стучит в дверь:

— Кажется, сюда.

Слышен голос Кибрит: «Входите».

Они входят в криминалистическую лабораторию.

— Ты слишком долго ехал, милый. Я уже начала ревновать. — Кибрит окидывает Рудневу «женским» взглядом. — Здравствуйте. Меня зовут Зина.

Руднева энергично пожимает протянутую руку.

— Альбина.

Томин осматривается: батюшки, сколько тут всяких мудреных приборов! — написано на его лице.

— Значит, здесь ты и работаешь? — восхищается он.

— Присаживайтесь, Альбина. Что стряслось?

— Понимаете, приобрела портсигар Фаберже. Клеймо есть, вроде все на месте… — Она показывает Кибрит портсигар. — Но напало сомнение: вдруг что не так? Саша сказал, вы можете проверить.

— Давайте подумаем… Время обработки металла выяснить несложно. Попрошу девочек — проведут спектральный анализ. Я только возьму соскоб.

— А вещь не попортится?

— Нет, нам требуются буквально пылинки. Но как быть с проверкой клейма? Его ведь надо сравнить с подлинным.

— Зинуля, Фаберже есть в музеях.

— В Эрмитаже, в Историческом и Оружейной палате, — бойко цитирует Руднева.

— Тогда не проблема. Делаем фотографию клейма с вашего портсигара и сличаем с оттисками на музейных вещах.

— Академик! — восклицает Томин. — Лобзаю тебя!

Кибрит едва сдерживает смех.

— Шурик, перестань!

— Альбиночка не осудит.

— Чего там, дело житейское, — снисходительно улыбается Руднева.

— Если опасаетесь за него, — говорит Кибрит Рудневой о портсигаре, — пойдемте, будете присутствовать.

— Н-нет… уж понадеюсь на вас.