– Направили. Говорят, вы умеете располагать к себе людей. Говорят, владеете тактикой допроса. И вообще.

– Мало ли что говорят. Старший лейтенант, не при­нимайте на веру чужих высказываний, – Пал Палычу смешна его ершистая поза.

– А вас я сумею расположить?

– Целиком зависит от мастерства.

Не чувствует Курков пиетета к старым кадрам и скры­вает иронию лишь в пределах вежливости.

– Гриша, – говорит Знаменский в переговорное уст­ройство, – кто там у тебя на очереди? – Некоторое время слушает. – А поинтересней нет? Мне надо показа­тельный допрос провести, – он косится на лейтенан­та. – Ну, давай Ивакина.

Кладет трубку и поясняет Куркову:

– Следственно-оперативная группа, которую мне по­ручено возглавлять, собрала разные дела по наркотикам. Сталкивались с наркоманами?

– Лично – нет.

– Схема такая: покупатели, розничные торговцы, оптовики, – Пал Палыч отмеряет в воздухе ладонью как бы ступеньки, – а те получают товар по своим каналам. Ивакин – рядовой потребитель. Полмесяца назад мы аре­стовали его «кормильца» – человека, который снабжал. Надо выяснить, от кого он получает зелье теперь. Тактика допроса будет такая: ни о чем не спрашивать.

– То есть? – поднимает брови стажер.

Входит Ивакин, небрежно бросает:

– Наше вам.

Без приглашения усаживается. На вид ему не больше двадцати, развязный, возбужденный, глаза колючие, де­лает массу ненужных непроизвольных движений.

– На вопросы не отвечаю! – заявляет он.

– Естественно, – и Пал Палыч притворяется, что испуган чем-то увиденным за его спиной.

Ивакин вскакивает, оборачивается, загораживаясь стулом… и обнаруживает, что позади пусто. Не сразу он оправляется от пережитой паники. Сообразив, что просто купили, злится.

Курков озадачен тем, насколько легко человек под­дался воображаемому страху, что как раз характерно для наркоманов.

– Шалят нервишки, – замечает Пал Палыч.

– Это мое дело! Как хочу, так живу! – агрессивно выпаливает Ивакин и, пытаясь утолить двигательный зуд, качает за спинку стул, пристукивая на полу перед­ними ножками; стук попадает в такт речи, и под его аккомпанемент он выкрикивает: – Седого посадили! Луч­ших сажаете! Лучших! Гады!

Он валится на стул, невнятно бормоча какое-то руга­тельство, отвернувшись от Знаменского.

– Разговаривал я с Седым, прохвост, как и все.

– Врете! Он был хороший мужик! Если кто на мели, даже в кредит давал!

Пал Палыч не верит:

– Да ну-у?

– Давал, я вам говорю! – снова вскакивает Ивакин.

– Значит, ваш Седой был исключением. А вообще-то все торговцы наркотиками – лютые волки, – Знаменс­кий вынимает фотографии и по одной кладет на стол лицом к Ивакину, – что этот, что этот…

При виде третьей фотографии Ивакин повторяет:

– На вопросы не отвечаю!

– Я и не задаю. Идите обратно в восемьдесят пятую комнату.

Ивакин, не прощаясь, выходит.

– Гриша, – сообщает Знаменский в переговорник, – Ивакина возвращаю. Знаешь, на кого он среагировал? На этого рыбака, на дядю Мишу. Но дядя Миша оптовый торговец. Видно, взял Ивакина низовым сбытчиком.

Закончив разговор, Знаменский вспоминает о стаже­ре. Тот отмалчивается.

– Вы бы допрашивали иначе, – ухмыляется Пал Па­лыч, похлопывая фотографией дяди Миши по столу.

– Я бы допрашивал, – нажимает голосом Кур­ков.

– Наркоманы своих поставщиков редко выдают. И с ними невозможны психологические поединки. Они как студень, им все равно.

Курков перебирает стопочку фотографий на столе, интересуется:

– Арестованы?

– До этого далеко. А вот на дядю Мишу нацелились. Ему везут партию наркотиков, будем брать вместе с поставщиком.

Толстощекий мужчина средних лет ранним утром оди­ноко стоит с удочкой на набережной.

Приближается зябкая фигура, ненадолго задержива­ется – отдать деньги, сунуть за пазуху сверток – и торо­пится прочь.

Не успевает он отойти, как подкатывает «рафик» с надписью «Скорая психиатрическая помощь». Из нее вып­рыгивает та троица, что орудовала в туалете дискотеки. Когда уже нет сомнений, что нацелились на него, муж­чина пытается отбиваться удочкой.

– Э! – вскрикивает он. – Я нормальный! Это вы не в своем уме!.. Караул!

– Дядя Миша, не разводи гласность! – И молодчики в белых халатах волокут его в машину.

– Бандиты! – в отчаянии вопит дядя Миша. – Помо­гите же!

В сторонке стоит побитый Боря из дискотеки, фило­софски наблюдает происходящее: н-да, такова жизнь.

Те же молодчики – уже на обычной «Волге» – подъез­жают к небольшому двухэтажному, стоящему особняком дому с вывеской, на которой значится какое-то «КСИБЗ-6». Выходят, соблюдая синхронность движений, как в парном катании.

Обмениваются приветственными жестами с вахтером в форме военизированной охраны, поднимаются по ведущей на второй этаж лестнице с ковровой дорожкой, прихваченной медными прутьями.

Стучатся в дверь с цифрой «2».

Это кабинет Хомутовой, где, кроме положенного минимума обстановки, стоят в ряд три сейфа и холодиль­ник. На стене – увеличенная фотография то ли мальчика, то ли юноши со странным одутловатым лицом.

– Сделано, Любовь Николавна, – докладывают ей по-свойски, но уважительно.

Хомутова раздергивает шторки, скрывающие черно-белую схему Москвы и области, на которой выделяются десятка два красных кружков.

– Котельническая, да? – переспрашивает она и жир­но перечеркивает крест-накрест соответствующий кру­жок, с удовлетворением приговаривая: – Основной по­ставщик дискотек… И где он?

– По справедливости в Москву-реку на корм рыбам пошел.

– Чистый несчастный случай.

– Спасибо, мальчики, отдыхайте, – ласково улыба­ется она, вынимает для них три пачки купюр из сейфа, раздает. – Кто у нас следующий? – прикинув по схеме, опускает палец на кружок в районе ВДНХ. – Пусть будет вот этот, который обслуживает гостиницы.

Томин экзаменует своего стажера Всеволода Сажина.

– Как называется пойло из мака?

– Кокнар.

– Курьеры, которые возят наркотики?

– Мулы, верблюды.

– Цена килограмма гашиша?

– Тысяча рублей.

– Опия?

– Тридцать тысяч. Дорожает с увеличением расстоя­ния от места сбора.

– Наркоман тебе предлагает укол. Как будешь выкру­чиваться?

– Варианты ответов: уже укололся. Деловое свида­ние, нельзя балдеть. Я за рулем. Уколюсь позже со своей бабой.

– Молодец. Еще неплохо: никогда не колюсь чужими иглами. Чистюля такой.

– Ага, СПИДом брезгую.

Звонит телефон, Томин снимает трубку.

– Да, Паша, приветствую… – берет ручку, что-то записывает под диктовку Знаменского. – Ясно… Да вот парня из Академии подкинули, натаскиваю… И тебе?.. Нет, мы, похоже, нашли язык…

Его прерывает городской телефон. Томин говорит:

– Минутку, – и прижимает трубку ко второму уху. – Томин… Что? Подробнее!.. – Чей-то короткий доклад вызывает у него ярость: – У, дьявол! – Он разъединяет городской телефон и сообщает Знаменскому: – Дядя Миша на встречу с курьером не пришел! Тот ищет другого покупателя!.. Не могли мы спугнуть, мы около него дышать боялись!.. Да, за курьером присматривают. Пока.

Томин делает крут по кабинету, жалуется Сажину:

– Видал?! Полтора месяца готовили задержание, и все кошке под хвост!

Неподалеку от станции автозаправки, рядом с уце­левшим массивом двухэтажных немецких коттеджей, что на Беговой улице, в машине Томин и Сажин. Перед ними вделан в панель небольшой телевизионный экран, на котором изображение человека, быстро идущего между коттеджами. Это Снегирев.

Ту же картинку наблюдает Знаменский, сидящий в дежурной части МУРа перед пультом, и слышит голос Томина:

– Сева, обрати внимание на походку. Идет стреми­тельно, очень широким шагом. Паш, видишь? – обраща­ется он к Пал Палычу по рации.

– Вижу-вижу, – подтверждает тот.