Торжествуя, он удалился.

В подвале горбун изрядно напился. Он чокался сам с собой, желая успеха своим замыслам. С капитаном все получилось как нельзя более удачно. Остальное также должно получиться!

Он постоял немного у выхода, прислушиваясь, не слоняется ли кто перед дверью. Он, конечно, не думал, что кто-то осмелится, даже прознав о случившемся, обвинить его перед госпожой в расправе с пандурским капитаном. И все-таки действовать следовало как можно осмотрительнее.

Наточенный нож

Не слышалось ни шагов, ни шума, поэтому он спокойно вышел во двор. Тем больше он был удивлен, что нос к носу столкнулся с Павлом Ледерером.

— Что тебе тут надобно? — напустился он на него.

— Не наскакивай, Фицко, — остудил его Ледерер. — Или мы уже не добрые друзья? Ни тайн, ни опасений у тебя не должно быть относительно меня.

Горбун, прищурившись, поглядел на него. Что у слесаря на уме?

— Ну как, приятель, разделался с ним?

— С кем? Кого ты имеешь в виду?

— Ну того, с кем ты пошел в подземелье.

Фицко совершенно смешался. Он не знал, что и думать, как вести себя.

— Коли не считаешь меня другом, молчи и не говори ни слова. Но я считаю себя твоим товарищем, поэтому интересуюсь. Думаю, друзья должны быть откровенны друг с другом и ничего не утаивать.

— Ты следил за мной, когда я спускался с капитаном в подземелье? — спросил Фицко, удивляясь тому, какое он испытывает расположение к Павлу Ледереру и как ему хочется поделиться с ним тем, что произошло в подземелье.

— Следил. Но не за тобой — за капитаном. Этот человек с первой минуты стал мне противен, а когда он так излупцевал тебя, я и вовсе возненавидел его.

— Это ты из-за меня его возненавидел? — Непривычное тепло заполнило сердце горбуна.

— Только из-за тебя. — Павел видел, какое действие оказывают его слова. — И если бы ты с ним не сквитался, то это сделал бы я, чтобы отомстить за тебя!

Фицко был необыкновенно растроган. Вечно одинокий, всеми презираемый… Ему и в самом смелом сне не могло присниться, что однажды найдется человек, который из сочувствия к нему способен будет на месть его обидчику.

— Взгляни! — Павел Ледерер вытащил из-за голенища нож. — Вчера я целый час точил этот нож, чтобы острие было как бритва. Точил и думал, когда же подвернется случай воткнуть его в подлое сердце ратника.

Фицко с восторгом осмотрел блестящий нож.

— Хочешь доказать, что ты мой искренний друг? — спросил он, взволнованно сжимая его руку.

— Хочу.

— Слушай. — Фицко напряженно следил за выражением его лица. — Капитан еще жив, но его ждет голодная смерть.

Павел Ледерер едва подавил в себе взрыв радости и облегчения.

— Недолго ему жить! — вскричал он, размахивая ножом.

Горбун был вне себя от радости, что нашел такого удивительного подручного. Нетерпение толкало его тут же повести Ледерера в подземелье и доказать тем самым свою дружбу. Но все же он решил не поддаваться чувствам. Неудачи последних дней научили его осторожности.

— Торопиться не стоит, — проговорил он, к большому облегчению Ледерера. — Страх смерти удесятеряет силу человека. Не переоценивай свои мускулы, он может нас одолеть. А не одолеет, так может ранить нас, а у нас нет времени зализывать свои раны. Так или иначе он от нас никуда не денется. Пусть притихнет, ослабнет, подождем пока!

— А ты уверен, — прервал его Ледерер с напускным опасением в голосе, — что он не удерет оттуда?

— Змея и то из этой дыры не выберется!

— Забываешь, Фицко, что Ян Калина не змея, а все же смылся оттуда.

Фицко схватился за голову.

— И в самом деле я забыл, что там что-то не так и что надо быть начеку. У входа в подвал надо поставить стражу.

— Поставь ее ко всем трем входам!

— Отлично, ко всем и поставлю! — Фицко восторженно похлопал его по спине: — Однако ты здорово соображаешь, Павел!

А тот в ответ стыдливо улыбнулся…

Минутой позже Фицко направил гайдуков ко всем трем входам в подземелье.

— Смотрите в оба, отвечаете своей головой! — кричал он. — Чтобы никто не прошел вниз. В случае чего тут же уведомите меня. А если кто вылезет из подземелья, хватайте его и вяжите, пусть это будет даже сам Господь Бог. И тем, что сменят вас на ночь, скажите, что я проверю, и головы им не снести, если только увижу, что дрыхнут!

Когда вооруженные гайдуки встали у входа в подземелье, Фицко повел Павла Ледерера в конюшню, где находился любимый конь Батори.

— Теперь за любимчиком графини буду следить я, — прошипел он. — Уж постараюсь, чтоб он поскорее откинул копыта!

И со всей силой пнул Вихря.

Неожиданность в пещере

После победы над пандурами и гайдуками дружина Дрозда скрылась в своем убежище на Большом Плешивце.

Андрей Дрозд понимал, что разъяренная графиня, Фицко и пандурский капитан, как только придут в себя после постыдного поражения, устроят на разбойников настоящую облаву. Вот почему он решил укрыться со своими молодцами в пещере на южном склоне Плешивца.

Он обнаружил ее прошлым летом, спеша укрыться от проследования гайдуков. У подножия горы он приметил могучий столетний трухлявый дуб. И тут же решил поразить гайдуков своим мгновенным исчезновением. Взобравшись на широко разветвленный, гудящий пустотой ствол, он спустился в его полую утробу, словно в яму. И дико испугался, когда не почувствовал под ногами твердой почвы. Не успев ухватиться за края дупла, он рухнул вниз, точно в пропасть. Когда же встал на ноги и высек огонь, то не поверил собственным глазам. Он обнаружил, что находится в пещере, длинной и просторной. Судя по закопченным стенам, старым, наполовину изъеденным ржавчиной заступам, мотыгам и глиняной посуде, было ясно, что пещера не природная, а рукотворная. Должно быть, чахтичане, прослышав о вторжении татар в Венгрию, вырыли в земле это убежище, чтобы спастись от диких орд. Андрей Дрозд с благодарностью стал вспоминать о старых чахтичанах времен татарского набега, ибо понял, что эта пещера не раз сможет сохранить жизнь ему и его товарищам и предоставить безопасное укрытие от преследователей. Он благодарил также природу, что она не засыпала вход, и дуб, что вырос как раз на краю пропасти, а затем не противился древоточцам, пожиравшим его внутренности.

Разбойники расположились с запасом провианта в пещере, и тут же, изнуренные трудным боем, повалились на постланный слой листьев и уснули, словно на перинах.

Один Андрей Дрозд продолжал бодрствовать. Вскочив на коня, выпряженного из похищенной и спрятанной в лесу телеги, он поскакал в Чахтицы. Его беспокоила судьба Яна Калины, опасался он и за Вавро: не схватили ли его там, в этом волчьем логове графини. Но ему не пришлось пробираться в Чахтицы, чтобы узнать, что произошло в замке… Немного времени спустя до него донесся свист Вавро, безмерно обрадованного встречей. Долго смеялись они, вспоминая ночные события, и смех эхом отдавался в ночи. Потом, успокоившись, стали думать о будущем.

— Нелегко нам придется, — выругался Вавро. — Пандуры и гайдуки ринутся на нас стаей псов, но это еще не все: придут еще и ратные отряды! — Андрей Дрозд молчал. — Подождем Яна Калину, а там подумаем, как быть.

Под Плешивцем они спрятали лошадей в лесных зарослях и пешком поднялись к пещере. Немного погодя они уже лежали среди товарищей, намереваясь отдохнуть и набраться новых сил.

В пещере царило тягостное настроение. Вавро, посланный на разведку, принес весть о поездке Алжбеты Батори в Прешпорок. Андрей Дрозд им об этом не сказал ни слова. Не обмолвился он и о том, что, бесцельно бродя по лесу, встретился с кортежем графини. Его охватывало бешенство, когда он вспоминал об этой встрече. Ни говорить об этом, ни думать не хотелось.

Тягостное настроение немного развеялось, когда явился Ян Калина, веселый, беззаботный. Спасение сестры и невесты подействовало на него самым чудесным образом. Он избавился от угнетавших его кошмарных опасений. Он шутил, был само остроумие. А когда вернулся в Чахтицы, дружина снова приуныла.