Алексей Петрович опасности не учуял, начал свое гнуть, слова про прежних тысяцких обидные говорить, вот и поплатился. Убили его посредь Москвы, когда звонили к заутрене. Кто? Бог весть, только все в один голос твердили, что Вельяминовых рук дело. Бояре и сами не отказывались, мол, за честь родовую постояли, как иначе?

Москва притихла. Что в городе беда, княгиня Александра поняла только утром, когда вдруг сказали, что Вельяминовы бегут из города с семьями и всем скарбом.

К княгине зашли княжичи, пока отца нет, оба льнут к матери. Старший Дмитрий плотный, коренастый, крепко сбитый, младший более тонкий и нежный, как девочка. Руки Александры легли на их головки – погладить, пока никто не видит, рыжеватые волосики. У старшего темнеть начали, а ведь были во младенчестве оба рыжими, что твое солнышко! Мальчики чуть прижались к ее плечам, но Дмитрий тут же отпрянул. Ванюша запоздал и попался на глаза вошедшему быстрым шагом молодому боярину Ивану Васильевичу Вельяминову.

Боярин склонил голову перед княгиней, приветствуя, и не обратил никакого внимания на княжичей, но Иван тоже осторожно выбрался из-под материнской руки, все же не пристало даже маленькому льнуть к женскому плечу. Дмитрий уже стоял чуть поодаль, внимательно вглядываясь в лицо молодого Вельяминова. У Александры мелькнула мысль: неужто знает о ночном? Выходило, что знает и чего-то ждет от прихода боярина. Сама княгиня только головой покачала:

– Пошто влетел как на пожаре? Детей пугаешь!

Вельяминов недовольно мотнул головой: хотя и великой княгиней стала, а все тетеха! Была Санька дурехой, дурехой и в князьях осталась.

– Наши люди Хвоста убили, про то ведаешь?

Александра кивнула, вдруг с испугом прижав руки к груди. Маленький Иван спешно подвинулся ближе под материнскую защиту. Вельяминов бочком заметил, что Дмитрий, наоборот, весь напрягся, ноздри курносого носа раздулись, в глазах огонь. Ого! Этот никак и впрямь князь? Неужто в деда Ивана Калиту удался?

Но у боярина только мелькнула эта мысль, постарался отбросить, не до Калиты ныне и не до княжича тоже. Со дня на день князь Иван из Орды вернется, уже известно, что ярлык получил, что скажет? Алексей Хвост был его боярином, а ну как опала на Вельяминовых? Теперь вся надежда на эту тетеху, к которой младший княжич жмется. Александра и сама из Вельяминовых, неужто даст своих в обиду в угоду чужим? Но ей еще в голову вдолбить надо, чтоб заступилась. Между братьями даже спор вышел, стоит ли идти к княгине, просить? Иван Васильевич решил сам сходить. Не сможет Санька не вступиться за родичей, не такова она.

Не успел Иван Вельяминов сказать все, что хотел, как в палату вошел еще один нежданный гость. От жадного взгляда Дмитрия не укрылось, что боярин даже чуть побледнел. Вошедший Феофан Бяконт лишь кивнул, приветствуя и его, и княгиню.

– Не ее проси, Иван Васильевич, бояр проси. Заступится боярство, вернешься на Москву, а нет, так и князь не поможет, не то что княгиня. – Глаза Бяконта смотрели насмешливо, потом взгляд вдруг стал жестким, почти жестоким: – Верно решили пока уехать. С Богом. Вернетесь, когда весть пришлем.

Дольше разговаривать боярин не стал, круто повернулся на каблуках и вышел вон. Чуть смутившийся Вельяминов тоже поспешил откланяться. Глядя ему вслед, Дмитрий растерянно спросил:

– А на Москве бояре хозяева?

Мать замотала головой:

– Не знаю, ничего не знаю… Скорей бы уж отец приехал. Москве без князя нельзя, смутно все вон как…

Но что бы она ни говорила, Дмитрий запомнил: без бояр нельзя! Их надо слушать, не то убьют, как вон убили посреди Москвы Алексея Хвоста! Дмитрию еще не раз придется убедиться, что и он без бояр никто. Даже став великим князем, он будет одним из самых послушных князей Руси, но это пойдет ей на пользу.

Великий князь Иван Иванович вернулся домой, и все успокоилось. И Алексия митрополитом утвердили, и жизнь наладилась. Посадские тоже вроде забыли убийство своего тысяцкого, а ведь шумели сильно, все казалось, что пожгут дворы Вельяминовых вместе с хозяевами. Люди, ежели по одиночке, вполне разумны, а как в толпу собираются, так преград для них нет, как и ума. Верно сделали Вельяминовы, что спешно уехали. Жизни свои сберегли, и дуроломов, что на поджоги да разбой подбивали, тоже.

И вдруг… Все необычное в жизни случается вдруг.

Ордынцев в Москве так много, что прибытие еще одного никто и не заметил бы, если б тот не приехал от хана к… митрополиту Алексию. Хан Джанибек не то просил, не то приказывал митрополиту срочно прибыть в Сарай-Берке, чтобы исцелить ханшу Тайдуллу от внезапной немощи – слепоты.

Иван Иванович расстарался, напоил-накормил посла, девок подсунул ладных да умелых, выведал, что же случилось с ханшей. Выходило плохо: Тайдулла не только зрение потеряла, но бесами ночными мучима, ни сна, ни покоя. И твердо верит, что только разумный Алексий ее излечить способен.

Сам Алексий жил во Владимире, чтобы ничего худого не говорили, мол, под боком у великого князя в Москве живет, потому с его руки ест, под его дудку и пляшет. Пока посол в Москве нежился, князь спешно отправил во Владимир своего человека с подробным пересказом. Чем помочь, и не знал. Не ехать нельзя, и ехать опасно, а ну как ханша помрет? Алексия казнят, на сан не посмотрят. Да и как ее лечить, некрещеную-то?

Митрополит долго не думал, все в руках божьих, коли рассудил Господь ханшу лечить, значит, надо ехать. Вон Джанибек походом грозит, коли не поможет Алексий Тайдулле. Да и саму ханшу Алексию тоже жаль, разумная женщина, даром что чужой веры…

Перед отъездом митрополит отправился в церковь Святой Богородицы помолиться о заступничестве да помощи перед иконой Божьей Матери. И тут произошло то, о чем потом долго сказы сказывали. Хоть немного видаков нашлось, но были такие.

Не успел Алексий свечу перед образом запалить, как она вдруг загорелась сама! Прочитал молитву митрополит, а свеча все горит… Тогда он понял, что это знак, загасил ее, но в храме не оставил, взял с собой. Сначала хотел всю в Сарай-Берке везти, но потом разделил на куски и раздал, чтобы добрые люди зажгли и о здоровье ханши молились.

Провожали Алексия едва ли не всем городом, слух о свече разлетелся мигом. А как уехал, молились всем миром, чтоб помогла та свечка исцелить ханшу, чтоб не пострадал митрополит от ордынского всевластия.

Чудо случилось, и ханшу исцелил, и сам вернулся. Но сразу отправился к великому князю с тяжким разговором. В Орде нестроение, против Джанибека собственный сын зло держит. Это неудивительно, часто так бывало, но для Руси это плохо. С Джанибеком еще Иван Калита дружен был, и Симеон тоже. И Ивану хан без проволочек ярлык выдал. Потому как разумен Джанибек. Случись что с этим ханом, кто знает, каков будет другой?

В женских покоях княжеского терема сидели четыре женщины – свекровь и три невестки: великая княгиня Ульяния, вдова Ивана Даниловича Калиты, и три жены его сыновей – две Марии, вдовы Симеона и Андрея, и Александра – нынешняя великая княгиня, жена Ивана Красного. Три женщины княжеских родов, одна Александра боярская дочь, за что всегда была не любима родичами.

Великая княгиня и без того тиха и нерешительна, а чувствуя эту нелюбовь, совсем смешалась. Она растерянно пыталась потчевать гостий, но те почти ни к чему не прикасались. Зашли после литургии приличия ради, помянуть великого князя Ивана Даниловича.

Со двора доносились звонкие мальчишечьи голоса, там играли княжичи. Старший из них сын Александры Дмитрий, сразу за ним сыновья князя Андрея Иван и Владимир, а потом еще один сын нынешней великой княгини Ванятка. Из мальчиков явно выделялись Дмитрий и Владимир, они и дружили больше, и силой с остальными не сравнить.

Вот и теперь их голоса слышней всего. Княгиня Евдокия, заметив, как налились слезами глаза Симеоновой вдовы (не могла слышать детских голосов!), подошла к окошку, прикрыть. И невольно загляделась на княжичей. Дмитрий и Владимир пытались вдвоем столкнуть с места холопа Юрку Рудого. Юрка славился своей статью и огненным цветом волос.