– Ну и? – без особого интереса спросил Бахрушин, подозревая, что речь пойдет или о производстве, или о заумных экономических материях. Ни в том ни в другом он ни черта не смыслил.

– Объявились инвесторы из Германии. Хотят крупно вложиться в химическое производство по нашему профилю.

– Да таких комбинатов в России только три, – выказал свою осведомленность Анатолий Игоревич.

– В том-то и дело, что мы не монополисты, – напомнил Гросс.

– Ну, с пацанами я договориться всегда могу, чтобы в одну руку сыграть. Мы ж насчет отпускного ценника на готовую продукцию договариваемся, по всей стране планку держим. Перетрем при случае.

– Когда большие деньги на кону стоят, не всегда договориться можно. Дело в том, что немецких инвесторов интересуют наши отвалы.

– Откаты, что ли? – не понял Бахрушин. – И это не вопрос. Объяснишь им при случае. Я-то немецкого языка не знаю.

– Отвалы, – поправил Гросс. – Терриконы отработанной породы. Они собираются их купить.

– Горы наши? Говно это? А на хрена они им сдались?

– У них технологии новые есть для углубленной переработки.

Бахрушин удивленно смотрел на своего заместителя.

– И они могут купить то, что никому не нужно? То, за что мне приходится миллионные штрафы за экологию платить?

– Именно так, – подтвердил Гросс. – Но, только «могут». Есть еще два комбината с такими же отвалами. А если к ним подадутся?

– Ты, Борис, не чуди. У нас в министерстве все схвачено, они ж у меня с ладони кормятся. Пусть немчуру к нам заворачивают. У меня отвалы самые большие.

– При должном финансировании, думаю, это получится, – Гросс сделал красноречивый жест, словно шуршал невидимой купюрой.

– Боря, займись. Дело ж выгодное. Не поскуплюсь, отстегну и тебе, и твоим дружкам из министерства. Все в шоколаде будем.

– Я переговорю. Узнаю, во что нам это станет, – пообещал Борис Михайлович.

– Не тяни, прямо сейчас и займись.

Гросс поднялся и, преисполненный собственной важностью, покинул кабинет. Бахрушин потянулся, в голове уже «светлело». Он встал, подошел к окну. Фантасмагорический пейзаж с отходами теперь уже радовал глаз.

– Это же сколько бабла под самым носом лежит! – восхитился Бахрушин.

Дверь в кабинет приоткрылась, в образовавшийся зазор просунул голову Колян.

– Анатолий Игоревич, разрешите? – спросил шофер.

– Чего тебе, заходи, раз дело есть.

Водитель проскользнул в кабинет.

– Тут косяк один нарисовался реальный. Мне «ВКонтакте» ссылочку на фейсбук и ЖЖ прислали о ситуации в вашем городе. Разрешите, покажу. Делать что-то надо.

– Валяй.

Колян включил компьютер на столе своего босса, защелкал мышкой.

– Во, смотрите.

Бахрушин сидел перед монитором, читал, кривил губы.

– Ну сучка! – причмокнул он губами. – Надо было ее в том озере и потопить, – в памяти всплыла блондинка и ее глаза, полные ненависти.

– Поздно уже. Делать что-то надо. Счетчик посетителей видите?

– Да уж не слепой. Ты, Колян, слушай сюда. Сделай как обычно делаем, а?

– Постараюсь.

– И только не затягивай.

Несмотря на то что на небе пылало солнце, мотоциклетная фара ярко светилась. Ларин, когда не было надобности, не лихачил. Знал, что мотоциклисту лучше всего обозначить себя на дороге светом. Так безопаснее и для себя, и для других. Шоссе мчалось под колеса серой асфальтовой лентой. Воздух был наполнен запахом сосен и подсыхающей травы. После душной Москвы это казалось раем.

Чуть притормозив, Андрей свернул на проселочную дорогу. Миновав лесок, он неторопливо покатил по почти пустынным улицам дачного поселка и остановился у калитки. Что делается за высокой изгородью, живописно увитой виноградом, было не рассмотреть. Ларин толкнул калитку и зашел на территорию небольшого, соток на пять, участка. На террасе бревенчатого домика у круглого пластикового стола сидели Павел Игнатьевич Дугин и жгучая брюнетка в огромных солнцезащитных очках.

– Мы тут уже без тебя кое-что обсудили, присоединяйся к дискуссии, – сказал руководитель тайной организации по борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти.

– Я тебя снова не сразу узнал, Лора, – Андрей склонился и картинно поцеловал приподнятую над столом женскую руку.

– Стервы отлично умеют перевоплощаться, но только внешне. Внутреннее содержание и мировосприятие у них остается неизменным, – усмехнулась напарница Ларина и сняла очки.

– Вот только глаза их иногда выдают, – улыбнулся в ответ Андрей.

– Глаза стерв не выдают, глаза стерв наглым образом врут. Признайся, что я прелесть.

– Ты произносишь слово «стерва» так, словно это самая высокая похвала.

– При моей профессии так и есть. Ну и интересное «кино» ты у психоаналитика свистнул, – покачала головой Лора. – Кто только к нему не ходит! В чем только не признается. Ужас. Пяти минут просмотра хватит для того, чтобы полностью разочароваться в человечестве.

Ларин подсел к столу. Дугин хитро прищурился.

– Вокруг пусто. Будний день. Соседи на работе. Так что можем поговорить и на улице. Грех в такую погоду в дом с террасы перебираться. Засиделся ты в столице, Андрей.

– Не я выбираю место. Это ваша прерогатива, Павел Игнатьевич, – ответил Ларин.

– Москва, с одной стороны, напрягает своим темпом жизни, но с другой – и расслабляет, – откинулся на спинку пластикового стула Дугин.

– Издалека начинаете, – проговорил Андрей.

– Так легче до сути дойти. Москва – это не настоящая Россия. Это витрина для иностранцев и дураков. Что-то вроде Западного Берлина во времена существования ГДР. Вот это и расслабляет. Иногда начинает казаться, что люди по всей стране так живут. А заберись в провинцию, сразу поймешь, что татаро-монгольское иго у нас толком и не кончалось. Что люди до сих пор живут в ордынских улусах. Вроде и на машинах ездят, и компьютерами пользуются, но принцип управления чисто феодальный остался, да еще усугубленный крепостным правом. Есть феодал-опричник с выданным ему в Москве-Орде «ярлыком» на правление. Ему позволено грабить земство, ему принадлежит все вокруг. Вот тебе типичный пример такого феодала, – Дугин выложил перед Лариным ту самую фотографию, которую Андрей сам ему недавно и вернул.

– Знакомый типчик, – ухмыльнулся Андрей.

– Вот теперь я могу и раскрыть тебе его инкогнито. Бахрушин Анатолий Игоревич. 1968 года рождения. В прошлом занимался тяжелой атлетикой. Штангист. То, что тебе о причинах его половой проблемы психоаналитик Руднев наплел, – вранье. Пусть он подобные байки своим пациентам втюхивает, мол, тяжелое детство, отчим мать у него на глазах насиловал… На мой взгляд, все дело в том, что Бахрушин, когда был спортсменом, злоупотреблял анаболиками, вот и получил половую дисфункцию.

– Но это не так важно, – заметила Лора. – Важен результат.

– Ты абсолютна права. И подобные эпизоды биографии – не оправдание тому, чтобы насиловать женщин, – поддержал стерву Дугин.

– Член ему серьезно укоротить надо или, еще лучше, отрезать под самый корень, – мило улыбнувшись, произнесла Лора.

– Успеется, – Павел Игнатьевич поморщился. – Мы серьезная организация и по мелочам размениваться не должны. Бахрушин в девяностые годы забросил спорт. Теперь уже бывший спортсмен заделался одним из видных деятелей местного спортивного движения, бригадиром. Потом понял, куда ветер дует, и легализовался, преступным путем скупил акции местного химкомбината, стал бизнесменом и меценатом, вступил в ряды правящей партии и прочее. Сейчас он губернский истеблишмент, так называемый «уважаемый человек», классический российский вертикальщик. При этом ни в химической промышленности, ни в экономике ни черта не смыслит. За него комбинатом управляет заместитель – некий Гросс. Райцентр всецело зависит от Бахрушина – комбинат практически единственное предприятие, все на нем завязано. Он всем может перекрыть кислород. Полиция прикормлена, суд куплен. При этом плевать ему и на экологию, и на здоровье людей. Бахрушин настоящий феодал, он владелец всего, включая «подведомственный контингент». Притом, как ни странно, «контингент», за редким исключением, его по-холуйски любит, мол, «сильная рука», «наводит порядок», «зарплату платят», «тут все стабильно» и прочее, прочее.