Как рассказывают очевидцы, месяц спустя после расстрела царской семьи Лариса Рейснер идет из Свияжска в Нижний Новгород на штабном судне «Межень»[15], на котором в 1913 г. путешествовала по Волге царская семья, и много шутит по этому поводу. Она в приподнятом настроении, расположилась по-хозяйски в покоях бывшей императрицы. Кто-то из команды ей рассказал, что на оконном стекле кают-компании императрица алмазом нацарапала свое имя. Тотчас Лариса зачеркнула его и вычертила рядом, тоже алмазом, свое имя.
По некоторым данным, Лариса в Свияжске стала любовницей Льва Давидовича. Причем последний несколько раз публично называл Рейснер «античной богиней». Через месяц Лариса сошлась с новым командующим Волжской флотилией Ф. Ф. Раскольниковым (вступил в командование 23 августа).
По приказу Троцкого к Свияжску отовсюду стягивали подкрепления. 8 августа в Свияжск вернулись пароходы (канонерские лодки) «Ольга» и «Лев». А на следующий день Н. Г. Маркин привел из Нижнего канонерскую лодку № 5 «Ваня», катер (малый пароход) «Олень»[16] и плавбатарею «Сережа». В начале августа в состав флотилии с Балтики прибыли шесть катеров-истребителей.
С 12 августа красная флотилия начала периодически обстреливать позиции белых. При появлении флотилии Мейрера красные отходили.
Кстати, примерно в это время в Казань прибыл капитан 1-го ранга Михаил Иванович Смирнов. Ему было 38 лет. В 1899 г. он окончил Морской корпус, а в 1914 г. – Морскую академию. В годы мировой войны Смирнов был начальником штаба Черноморского флота, а затем начальником Морского отдела Русского заготовительного комитета в США. Последнее назначение позволило ему завести хорошие связи с командованием британских и американских оккупационных войск в Сибири. 15 августа М. И. Смирнов становится командующим Волжской флотилией, а мичман Мейрер – начальником 1-го речного дивизиона.
В 7 ч. 30 мин. утра 27 августа к Свияжску подошли балтийские миноносцы «Прочный», «Прыткий» и «Ретивый». Троцкий немедленно поднял свой флаг на «Прочном» и уже в 16 ч. 30 мин. три миноносца пошли к деревне Моркваши.
Позже Троцкий так описал этот поход: «Надо было пройти мимо высоких услонов, на которых были укреплены батареи белых. За услонами река делала поворот и сразу расширялась. Там находилась флотилия противника. На противоположном берегу открывалась Казань. Предполагалось незаметно пройти во тьме мимо услонов, разгромить неприятельскую флотилию и береговые батареи и обстрелять город. Флотилия шла в кильватерной колонне, с потушенными огнями, как тать в нощи. Два старых волжских лоцмана, оба с жиденькими блеклыми бородками, стояли подле капитана. Они были взяты принудительно, смертельно боялись, ненавидели нас, проклинали свою жизнь, дрожали мелкой дрожью. Теперь все зависело от них. Капитан время от времени напоминал им, что застрелит обоих на месте, если они посадят судно на мель.
Мы поравнялись с услоном, смутно возвышавшимся во мгле, как поперек реки кнутом хлестнул пулемет. Вслед прозвучал с горы пушечный выстрел. Мы шли молча. За нашей спиной отвечали снизу. Несколько пуль отбили дробь по железному листу, прикрывавшему нас по пояс на капитанском мостике. Мы присели. Боцмана втянулись, по-рысьи сверлили глазами тьму и теплым полуголосом перекликались с капитаном. За услоном мы сразу вошли в широкое плесо. На другом берегу открылись огни Казани. За нашей спиной шла густая пальба, сверху и снизу. Вправо от нас, в двухстах шагах, не более, стояла под прикрытием гористого берега неприятельская флотилия. Суда виднелись неясной кучей. Раскольников скомандовал по судам огонь. Металлическое тело нашего миноносца завыло и взвизгнуло от первого удара собственной пушки. Мы шли толчками, железная утроба с болью и скрежетом рождала снаряды. Ночная тьма вдруг оголилась пламенем. Это наш снаряд зажег баржу, нагруженную нефтью. Неожиданный, непрошенный, но великолепный факел поднялся над Волгой. Теперь мы стреляли по пристани. Теперь на ней явственно видны были орудия, но они не отвечали. Артиллеристы, видимо, просто разбежались. Река была освещена во всю ширь. За нами никого не было. Мы были одни. Неприятельская артиллерия перерезала, очевидно, дорогу остальным судам флотилии. Наш миноносец торчал на освещенном плесе, как муха на яркой тарелке. Сейчас нас возьмут под перекрестный огонь, с пристани и с услона. Это было жутко. В довершение мы потеряли управление. Разорвалась штурвальная цепь, вероятно, ее хватило снарядом. Попробовали управлять рулем вручную. Но вокруг руля намоталась оборвавшаяся цепь, руль был поврежден и не давал поворотов. Машины пришлось остановить. Нас тихо сносило к казанскому берегу, пока миноносец не уперся бортом в старую полузатонувшую баржу. Стрельба прекратилась совершенно. Было светло, как днем, тихо, как ночью. Мы сидели в мышеловке. Непонятно было только, почему нас не громят. Мы недооценивали опустошений и паники, причиненных нашим налетом. В конце концов, молодыми командирами решено было оттолкнуться от баржи и, пуская в ход по очереди то левую, то правую машину, регулировать движение миноносца. Это удалось. Нефтяной факел пылал. Мы шли к услону. Никто не стрелял. За услоном мы погрузились, наконец, во тьму. Из машинного отделения вынесли в обмороке матроса. Размешенная на горе батарея не дала ни одного выстрела. Очевидно, за нами не следили. Может быть, некому было больше следить. Мы были спасены. Это слово очень просто пишется: спасены. Появились огоньки папирос. Обуглившиеся остатки одной из наших импровизированных канонерок печально лежали на берегу. Мы застали на других судах несколько раненых. Теперь только мы заметили, что нос нашего миноносца аккуратно просверлен насквозь трехдюймовым снарядом. Стоял ранний предрассветный час. Все себя чувствовали, точно снова родились на свет».[17]
К концу августа в районе Свияжска у красных было семь гидросамолетов: шесть типа М-9 и один типа М-5. Однако летчиков имелось только двое. Троцкий писал, что он вызвал к себе инженера-летчика Акашева, кстати, анархиста по убеждениям, и попросил привести в порядок «воздушную флотилию». Впервые красные самолеты поднялись в воздух 29 августа. Два гидросамолета М-9 с 11 до 13 часов пролетали над Казанью и провели воздушную разведку в расположении войск противника.
В ночь с 29 на 30 августа красная Волжская флотилия произвела ночную атаку на казанские пристани. В 23 ч. 20 мин. флотилия снялась с якоря. Впереди шел миноносец «Прочный», далее «Ретивый» и «Прыткий». Второй отряд составляли «Олень», «Ольга» и «Лев». Первым отрядом командовал комфлот Раскольников, вторым отрядом – командир «Ольги» Дойников.
Миноносцу «Прочный» удалось прорваться через все батареи и посты неприятеля, не вызвав с его стороны ни единого выстрела.
Пройдя деревню Верхний Услон, «Прочный» открыл огонь по стоявшим здесь пароходам и баржам, некоторые из которых тотчас воспламенились, а также по деревне Верхний Услон. «Ольга» и «Олень» успешно обстреляли батарею противника у мельницы и сбили ее, а также разрушили красное здание. Снаряд, попавший в рубку на «Ольге», ранил начальника 2-го отряда судов Дойникова, лоцмана и капитана парохода. Снаряд, разрушивший рубку, вывел из строя рулевой привод, в результате чего «Ольга» выбросилась на берег. Цепи чехов атаковали «Ольгу», но были отогнаны пулеметным огнем с парохода. Пароход «Олень» взял «Ольгу» на буксир и снял с мели.
В ходе атаки миноносец «Прочный» таранил пароход «Лев», однако тому удалось остаться на плаву и через несколько часов самостоятельно прийти к Свияжску. «Прочный» ушел на ремонт в Нижний Новгород, а «Лев» – в Паратский затон.
31 августа два гидросамолета красных впервые произвели бомбардировку позиции противника, сбросив шесть пудовых бомб, а также обстреляли окопы белых из пулеметов.
Днем 1 сентября был совершен новый рейд миноносцев. «Прыткий» и «Ретивый» в 5 ч. 20 мин. утра снялись с якоря и стали спускаться вниз. Подойдя на расстояние 15 кабельтовых[18] (2,8 км) к паровой мельнице возле Верхнего Услона, миноносцы открыли по ней ожесточенный артиллерийский огонь. Батарея белых, замаскированная возле мельницы, открыла ответный огонь. От метких попаданий снарядов с миноносцев у мельницы возник сильный пожар.
