(обратно)
135
О том, почему эти истории, вероятно, отражают воспоминание, см. John Meier, A Marginal Jew, vol. 2, pp. 686–694.
(обратно)
136
Рассказ об этом исцелении и его последствиях занимает у Иоанна всю сложную девятую главу. Она посвящена таким темам, как слепота/мрак и зрение/свет, а кроме того, отражает ситуацию конца I века, когда евреев, ставших последователями Иисуса, другие евреи подвергали бойкоту.
(обратно)
137
Norman Perrin, Rediscovering the Teaching of Jesus (New York: Harper & Row, 1967), p. 144. Perrin был одним из ведущих исследователей жизни Иисуса своего времени. Когда он называет эти слова самым радикальным высказыванием Иисуса, возможно, он преувеличивает, но не слишком сильно.
(обратно)
138
Выражения взяты из книги Sam Keen, The Passionate Life (San Francisco: Harper & Row, 1983), chapters 6–7, ценное исследование стадий жизни человека с точки зрения христианства и других религий.
(обратно)
139
Систематическое сопоставление представлений о семье современного американца и древнего жителя Средиземноморья см. в книге Bruce Malina, The New Testament World: Insights from Cultural Anthropology, rev. ed. (Louisville; Westminster John Knox, 1993), pp. 117–148.
(обратно)
140
Bruce Malina and Richard Rohrbaugh, Social-Science Commentary on the Synoptic Gospels (Minneapolis: Fortress, 1992), p. 201.
(обратно)
141
Поскольку контекст у Матфея указывает на отношения учителя и ученика, слово «отец» в данном случае нередко понимали как почетное наименование учителя, а не главы патриархальной семьи. В предшествующем стихе говорится: «Вас же пусть не называют равви, ибо один у вас Учитель, вы же все — братья», — а далее: «И пусть не называют вас наставниками, потому что Наставник у вас один: Христос». Доводы в пользу того, что здесь под «отцом» подразумевается глава патриархальной семьи, см. особенно в книге Elisabeth Schussler Fiorenza, In Memory of Her (New York: Crossroad, 1985), pp. 149–150.
(обратно)
142
См. особенно Rodney Stark, The Rise of Christianity (San Francisco: HarperSanFrancisco, 1997), pp. 95-128. В некоторых относительно поздних текстах Нового Завета эта свобода уменьшается или даже совсем исчезает, поскольку женщины снова начинают апеллировать к патриархальной власти. См. особенно 1 Тим 2:8-14. Это послание приписывают Павлу, но более вероятно, оно создано примерно в начале II века христианином, которому Павел (как и Иисус) казался слишком радикальным. Тем не менее в первые века своего существования христианство предоставило женщинам такую свободу и такие возможности, которые явно выходили за рамки социальных норм общества Средиземноморья.
(обратно)
143
Нельзя утверждать со всей определенностью, что автор Книги Притчей просто отождествлял праведность с материальным благоденствием, однако некоторые эти речения понимали в прошлом и понимают сегодня именно так. Иногда такое направление называют «христианством благополучия».
(обратно)
144
Мк 1:16–20; 2:13–14; 6:8–9, Лк 9:57–58, Мф 8:19–20.
(обратно)
145
Путь «святой бедности» встречается во многих религиозных традициях, включая христианство (известным примером из истории служит святой Франциск с его преданностью «госпоже бедности»), он отменяет одну из основ культуры: отличие между «моим» и «не моим». Культура вынуждает человека беспокоиться о «моем»: это имение надо сохранить и, быть может, приумножить, и тогда «мое» может стать центром всей жизни. Путь «святой бедности» не только отвергает это отличие, но и позволяет человеку радикальным образом надеяться только на Бога.
(обратно)
146
Лк 8:1–3. К богатым, «сочувствующим» Иисусу, можно также отнести Иосифа из Аримафеи (Мк 15:43).
(обратно)
147
Malina, The New Testament World, p. 31; о чести см. особенно pp. 28–62. Malina говорит о двух типах чести: это статусная честь, основанная на авторитете родителей, унаследованном имуществе или позиции, и благоприобретенная честь, то есть признание в обществе превосходства данного человека над другими в сфере социального взаимодействия (рр.33–34).
(обратно)
148
Malina, The New Testament World, pp. 154, 157; о чистоте см. особенно pp. 149–181. Автор рассматривает смысл чистоты в разных культурах, а отсюда переходит к миру Иисуса.
(обратно)
149
О практике очищения в иудаизме времен Иисуса см. Е. P. Sanders, Judaism: Practice and Belief, 63 BCE-66 CE (Philadelphia: Trinity Press International, 1992), pp. 214–230; Jewish Law from Jesus to the Mishnah (Philadelphia: Trinity Press International, 1990), pp. 29–42,131–236. Я восхищаюсь трудом Эда Сандерса, с его вниманием к деталям и необыкновенной эрудицией, и высоко ценю эту книгу. Однако, по моему мнению, которое разделяет немало исследователей, он преуменьшает значение конфликтов на тему чистоты в евангелиях, а тем самым преуменьшает значение этой темы для миссии Иисуса. См. также Thomas Kazen,Jesas and Purity Halakah: Was Jesus Indifferent to Purity* (Stockholm: Almqvist and Wiksell, 2002).
(обратно)
150
Книга Левит: запреты о смешанных типах семян или тканей, 19:19; очищение после полового акта и менструации, 15:16–24. Важное исключение из этого для многих консервативных христиан — запрет на гомосексуальное поведение, 18:22.
(обратно)
151
Автор Евангелия от Марка, писавший примерно через сорок лет после смерти Иисуса, добавляет от себя такое пояснение в 7:19: «тем самым Он объявляет чистой всякую пищу». Маловероятно, что Иисус вкладывал в свои слова такой смысл. Мы знаем, что вопрос, должен ли последователь Иисуса соблюдать иудейские пищевые запреты, не был разрешен еще несколько десятилетий спустя после Пасхи. Таким образом, трудно предположить, что Иисус их торжественно отменил. Однако это говорит лишь о том, что комментарий у Марка был добавлен позднее, но не о том, что стихи Мк 7:14–15 были созданы последователями Иисуса после Пасхи.
(обратно)
152
Матфей приводит, вероятно (хотя точно судить трудно), версию того же самого высказывания, где фарисеи «подобны гробницам побеленным, которые снаружи кажутся красивыми, внутри же полны костей мертвых и всякой нечистоты» (23:27). Матфей подчеркивает различия между «внешним» и «внутренним», но не то, что фарисеи являются источником осквернения (как это у Луки).
(обратно)
153
Мытари относились к группе нечистых людей. У слова «грешник» тогда не было точного значения, оно зависело от представлений того, кто его употреблял. Но можно сказать достаточно определенно, что этим словом называли не только откровенных злодеев, но и тех, кто регулярно нарушал правила чистоты. Разностороннее рассмотрение этого вопроса см. в книге James D.G.Dunn, Jaus Remembered, pp. 526–532.