Карл Сэндберг

Линкольн

В ПРЕРИЯХ

1. Детство и юность на диком Западе

В 1776 году, когда тринадцать американских колоний приняли знаменитую Декларацию независимости, в графстве Рокингхэм жил капитан виргинского народного ополчения Авраам Линкольн. Он владел там 210 акрами земли, доставшимися ему от отца, Джона Линкольна, одного из многих переселенцев, приехавших из Англии, Шотландии, Ирландии, Германии, Голландии, которые захватывали зеленые холмы и склоны долины Шенандоа и взрезали своим плугом девственные земли, издавна принадлежавшие индейцам. Эти Линкольны были спокойными, мирными и упорными людьми.

У Авраама Линкольна было трое сыновей: Мордехай, Джошуа, Томас — и две дочери. Вот с этой семьей Авраам Линкольн в 1782 году переселился в Кентукки. Давно уже его друг Даниэл Бун, побывавший в Кентукки, рассказывал ему о богатых черноземом и травами долинах, где масса дичи и рыбы, где отличный лес и чистые быстрые реки. Его влекла эта сторона, о которой рассказывал Бун, где акр земли стоил 40 центов. Авраам Линкольн продал свою ферму, упаковал пожитки и присоединился к группе переселенцев, направлявшихся по Дикой дороге через Камберлендский перевал на север и затем на запад, в Кентукки. Он обосновался на берегу Грин-ривер и занял там участок земли более чем в 2 тысячи акров.

Однажды — это было через два года, — когда Авраам Линкольн работал на поле со своими тремя сыновьями, мальчики услышали ружейный выстрел, свист пули… Отец с криком упал на землю. «Индейцы!» — крикнул кто-то из них; Мордехай бросился в хижину, Джошуа пустился через поле и лес за помощью, а шестилетний Том остался над истекающим кровью отцом, не зная, что делать. Он поднял голову и увидел рядом с собой индейца. В ту же минуту индеец взмахнул руками, со стоном согнулся пополам и рухнул наземь. Его настигла пуля Мордехая, который стрелял сквозь щель в стене хижины. Маленький Том стоял так близко, что слышал, как пуля ударила краснокожего.

Томас Линкольн вырос, живя у родных и знакомых; время от времени он нанимался работать к фермерам. Между делом он овладел плотничьим и столярным ремеслами. Иногда он бывал молчалив, а порой говорил без умолку, шутил и рассказывал всевозможные истории. Он умел немного читать и мог подписать свою фамилию.

В девятнадцать лет Томас Линкольн вступил в ополчение штата Кентукки и в двадцать четыре года был назначен констеблем в графство Камберленд. В 1803 году он купил за 118 фунтов наличными участок земли в 238 акров около Милл-крика, в семи милях от Элизабеттауна.

В 1806 году Томас Линкольн женился на двадцатидвухлетней Нэнси Хэнкс, которую иногда звали Нэнси Спарроу, потому что она выросла в доме Томаса и Элизабет Спарроу и фактически была их приемной дочерью. Сыграли свадьбу; молодой муж посадил новобрачную на лошадь и повез ее по красноватой глинистой дороге в Элизабеттаун. Там он купил полдюжины ножей, вилок и ложек, иголок и ниток, три куска шелка и три фунта табака — шелк для Нэнси, табак для себя. Они были счастливы. Том плотничал, мастерил комоды, шкафы, двери, окна, а когда приходилось — то и гробы.

В 1807 году Нэнси родила девочку, которую назвали Сарой.

Через год Томас Линкольн с Нэнси и ребенком переехали из Элизабеттауна на новое место — у ручья Нолин-крик. в двух с половиной милях от Ходжин-вилля, где он приобрел 348 с половиной акров нетронутой земли. Здесь Том построил хижину из бревен, которые сам срубил неподалеку. Полом служила утрамбованная земля, одна-единственная дверь висела на кожаных петлях. Сквозь крохотное окошко можно было выглянуть наружу и посмотреть, что за погода на дворе, увидеть солнце и деревья, уходящие вдаль холмистые прерии.

Однажды февральским утром 1809 года Том Линкольн вышел из своей хижины на дорогу, остановил соседа, попросил его зайти к бабке Пегги Уолтерс и передать ей. что Нэнси скоро потребуется ее помощь. Утром 12 февраля — это было воскресенье — бабка пришла в хижину Линкольнов, и вместе с Томом и стонущей Нэнси Хэнкс они приветствовали приход в этот мир жестокой борьбы и крови, мир мечтаний и разочарований нового ребенка, мальчика.

Несколько позже в то же утро Том Линкольн подбросил побольше дров в очаг, укрыл Нэнси лишним одеялом и зашагал по дороге, где в двух милях от его хижины жили Том и Бетси Спарроу. Деннис Хэнкс, девятилетний приемный сын Спарроу, встретил его на пороге. «Нэнси родила сына», — сказал Том, и на лице его появилась застенчивая улыбка.

Деннис со всех ног бросился к хижине Линкольнов. Влетев туда, он увидел Нэнси, лежащую на постели, устроенной в углу из жердей. Она оторвала свой взгляд от ребенка и слабо улыбнулась Деннису. А он стоял и смотрел, как спокойно и мерно дышит это маленькое существо. «Как ты решила назвать его, Нэнси?» — спросил он. «Авраамом, — ответила она, — в честь его деда».

Весной 1811 года Том Линкольн перевез свою Семью на новое место, в 10 милях северо-восточнее Нолин-крика. У ручья Ноб-крик он купил участок в 230 акров. Почва здесь была чуть получше, да и соседей было больше. Неподалеку от новой хижины Тома проходила знаменитая Камберлендская тропа, основная дорога, связывавшая Луисвилл с Нашвиллем. На этой дороге можно было видеть крытые фургоны с переселенцами, двигавшимися на юг, на запад, на север, коробейников, торговавших всевозможными скобяными изделиями и галантереей, партии рабов, бредущих во главе с надсмотрщиком или в сопровождении работорговца верхом на лошади; иногда можно было увидеть конгрессменов или членов законодательного собрания, проезжавших в роскошных экипажах на заседания в Луисвилл.

Здесь, на этой ферме, маленький Эйб вырастал из одной рубашонки в другую, здесь он научился ходить и говорить, а когда стал немного старше, привык к домашней работе — бегал со всякими поручениями, таскал воду, дрова, выносил золу из очага. Он узнал, как появляются на ладонях мозоли от мотыги, когда трудишься над грядками фасоли, лука, помидоров. Он научился ходить за жеребцом и двумя кобылами, которых купил его отец.

Эта ферма на Ноб-крике, в долине, окруженной высокими холмами и пересеченной глубокими оврагами, была первым домом, который запомнил Эйб Линкольн.

Школа находилась за четыре мили от их дома, и когда она была открыта, а Сара и Эйб не были заняты по хозяйству, они ежедневно проделывали этот путь. Там, в бревенчатой хижине с земляным полом и единственной дверью, сидя на грубо сбитых скамьях без спинок, они выучили азбуку и научились считать до десяти. В этой школе всегда было шумно: ученики громко повторяли свои уроки, чтобы показать учителю, какие они прилежные. Первым учителем Эйба и Сары был Захария Риней, католик, вслед за ним появился Калеб Хазед, до этого содержавший таверну. Впоследствии Эйб вспоминал, что «всюду, где только можно было нарисовать линии, он тренировался в письме». Он выцарапывал слова углем, выводил их в пыли, на песке, на снегу. Он находил особую прелесть в письме.

Том Линкольн трудился всегда изо всех сил, и у него была репутация человека, который платит свои долги. Однако в 1814 году из-за ошибки в документе на право владения землей ему пришлось продать свою ферму на Милл-крике, получив за нее на 18 фунтов меньше, чем он сам когда-то заплатил. Началась тяжба по поводу его участка на Нолин-крике, затем другой процесс, грозивший потерей фермы на Ноб-крике. К тому же и здесь все больше и больше применялся труд негров-рабов. В 1815 году в графстве Хардин насчитывалось уже 1 238 рабов. На каждого налогоплательщика приходилось 58 негров-рабов — мужчин, женщин и детей, которые в описях оценивались наравне с лошадьми, коровами и другим домашним скотом. Поэтому, когда Том Линкольн в 1816 году решил перебраться в Индиану, это было, как писал впоследствии Эйб, «в известной степени из-за рабства, но главным образом из-за тяжб по поводу его прав на землю».

В декабре 1816 года Том Линкольн с Нэнси, Сарой, Эйбом, четырьмя лошадьми и самым необходимым домашним имуществом тронулись из Кентукки на север, пересекли реку Огайо и добрались до Индианы. Путь их пролегал через дикие, не тронутые рукой человека местности, по холмам, покрытым густым лесом, в котором росли мощные дубы и вязы, клены и березы. Туман и зимняя сырость мешали идти; мелкая поросль леса так густо сплеталась ветвями, что Тому, вероятно с помощью Эйба, приходилось иногда прокладывать дорогу топором. «Это были глухие места, — писал впоследствии Эйб, — где в лесах еще водились медведи и другие дикие животные, где рев пантеры наполнял ночь ужасом». В этой пустынной местности на квадратную милю приходился один человек, а дом от дома находился в двухтрех милях.