— Как-нибудь потом, — целуя ее, беспечно ответил Ивэн.
Эспер настаивала, озадаченная тем, что он выпустил ее из своих объятий. Ведь их сблизило именно его намерение нарисовать ее.
— Или по-другому, совсем без одежды, если ты, конечно, это никому не покажешь.
Эспер залилась краской. Было удивительно, как быстро она привыкла к своей наготе, будучи вначале застенчивой.
— Ты по-всякому хороша, моя марблхедская красавица, — произнес Ивэн.
Эспер показалось, что она, как и в день их свадьбы, услышала скрытую иронию в его голосе.
Опустив руки, она отвернулась от мужа, но он, смеясь, опять притянул ее к себе.
Перемена в их отношениях наступила внезапно. Однажды вечером, в конце июля, прогуливаясь, они забрели дальше обычного. Ивэн, который, как и она, выказывал малый интерес к тому, что они ели, сказал, что ему надоело пиво и что им стоит сходить в маленькое французское кафе на Брум-стрит. Эспер это предложение понравилось, но позже она была крайне удивлена, оказавшись в маленькой комнате с кафельным полом. Владелец заведения дружески приветствовал Ивэна.
— Мы так давно не видели вас, месье Редлейк, — воскликнул он, вытирая руки о запачканный фартук, его круглое лицо было приветливым. — Сегодня у нас ваше любимое блюдо — rognonsenbrochette.
— Отлично, — с очаровательной улыбкой ответил ему Ивэн. — Да, я здесь давно не был, — он замолчал на минуту, — а это моя жена.
Эспер простила ему заминку, сначала она и не поняла, что услышала эту фразу впервые. Уже долгое время они ни с кем не общались.
— Добро пожаловать, мадам, — хозяин слегка поклонился и по-французски сказал Ивэну. — Она очень красива.
Ивэн кивнул, но Эспер эту фразу не перевел. Он погрузился в сосредоточенное изучение меню. Эспер села подле него и постаралась изобразить заинтересованность.
Принесенные блюда выглядели довольно странно. Взять, к примеру, тушеные почки без всякого гарнира, ничем не приправленные. Ма сгорела бы со стыда, если бы ей пришлось подать такое постояльцу. И опять это кислое красное вино, которым Ивэн угощал ее в первый день их знакомства.
— Это напоминает мне... — мягко начала Эспер, ставя свой стакан на стол и влюбленно глядя на него, — о, Ивэн, ты помнишь?
Но муж не слушал ее, он смотрел на двух входящих молодых мужчин. Они подошли к столику, и Ивэн поднялся.
— Привет, Лафарж, — поздоровался он, — я так надеялся встретить вас здесь.
Вошедшие поприветствовали его, сдвинули столы и сели рядом с ними. Эспер была представлена, одарена двумя заинтересованными взглядами, несколькими вежливыми фразами и тут же забыта.
Молодые люди были художниками, кажется, их звали Джон Лафарж и Гомер Мартин, оба были чуть старше Ивэна, им было около тридцати.
Их разговор был совершенно непонятен Эспер.
Мистер Мартин рассказывал о своем посещении места, которое называлось Андирондак, где, как ему показалось, ему удалось достичь точности оттенка. Также он говорил о ком-то по имени Коро, которым он восхищался, это был кто-то из Франции. Мистер Лафарж также много говорил о Франции, казалось, он хорошо знал эту страну, он упомянул названия каких-то школ.
Ивэн в основном очень внимательно слушал. Иногда он задавал вопросы, в которых встречались какие-то странно звучащие слова: гуашь, лессирование, перспектива.
Покончив с едой, они с явным удовольствием пили какую-то ужасного вида густую жидкость, называемую кофе, этот кофе никак не напоминал тот, который подавался в «Очаге и Орле». Этот был в маленьких чашечках и имел какой-то дикий вкус.
Потом приятели начали обсуждать художественные галереи города, на что Ивэн сказал;
— У меня мало что есть, но я надеюсь что-нибудь продать в «Лидс» и «Майнерс», мне нужны деньги.
Улыбнувшись, он впервые за весь вечер посмотрел на жену. Остальные также улыбнулись и посмотрели на Эспер, а мистер Лафарж галантно обратился к ней:
— Наш разговор был скучен вам, миссис Редлейк, если, конечно, вы к этому еще не привыкли?
— Не привыкла, — краснея, согласилась она. — Но ничего страшного, — она нервно отодвинула кофейную чашечку и с мольбой посмотрела на Ивэна.
— Эспер родом из Марблхеда, — пояснил он, — она оттуда никогда не выезжала. Там в основном говорят о рыбе, содержании гостиниц и море.
Он не предал ее, его тон был вполне доброжелательным, но все равно ей было больно — Ивэн отделил ее от себя. Он говорил о фактах, к коим не имел никакого отношения, как сторонний наблюдатель.
— Это весьма интересно, — мягко сказал Лафарж, — очаровательный город, я слышал о нем. — И мистер Мартин поддержал их, сказав, что ему не удаются морские пейзажи, ему больше импонирует побережье.
Эспер не знала, что им ответить. Был ли Марблхед «очаровательным городом»? Эти пустые слова зазвучали в ее голове, как «бим-бом» или «дин-дон». Она терпеливо улыбнулась и посмотрела вниз, на скатерть.
Лафарж был добрым и чувствительным человеком, чье мировосприятие было обострено постоянным нездоровьем. Он заметил, что молодая женщина была в замешательстве.
— Извините, что я задаю вам такие личные вопросы, миссис Редлейк, но скажите, откуда у вас такие великолепные волосы? Как у настоящей венецианки. Тициан был бы восхищен.
Эспер почувствовала его дружелюбие и с благодарностью посмотрела на него. Но что же нужно ответить?
— У моей мамы рыжие волосы, — сказала она после минутного колебания. — У всех Доллиберов были такие же, я всегда ненавидела свои волосы, но потом Ивэн... — она запнулась, чувствуя, что ведет себя по-детски доверчиво.
Ивэн осторожно вступил в разговор.
— Между прочим, я и женился на ней из-за волос.
Мужчины рассмеялись, а Лафарж произнес:
— Я сомневаюсь, что тебе удастся воспроизвести их оттенок, — затем он легко поменял тему разговора и перешел к обсуждению каких-то японских гравюр, которые привез с собой.
Когда разговор, коснувшись ее, перешел на другое, Эспер пришла в себя. В ее сердце закрался холодок. Он же мог просто сказать своим друзьям, что женился на мне потому, что любит меня. «Простофиля, — сказала она сама себе суровым голосом Сьюзэн, — ты не умеешь выкручиваться». На мгновение Эспер представила свой дом. Усмешка Сьюзэн, ее умное лицо, склонившееся над деревянной миской. Роджер, стоящий спиной к камину. Связанная крючком дедушкина подстилка, изображающая корабль и закат, запах тумана и горящих кедровых поленьев, вода в маленькой бухте, ощущение соленых брызг на лице — все это вихрем пронеслось мимо нее и исчезло. Я рада, подумала Эспер, что я здесь со своим мужем, дома я не была счастлива.
Когда же они закончат свой разговор?! Ей так хотелось оказаться в их широкой постели, Ивэн обнял бы ее, их зеленый полог скрыл бы свет солнца и звезд.
Но когда наконец они вышли из душного кафе и распрощались с Лафаржем и Мартином, Эспер поняла, что не сможет остаться с Ивэном наедине. Он оставил ее у ступеней их дома.
— Иди спать, Эспер. Я хочу прогуляться.
Не дожидаясь ни ее согласия, ни ее протеста, Ивэн вложил в руку Эспер ключ и, развернувшись, побрел в восточную часть города по Четвертой улице.
Эспер осталась стоять на тротуаре, сжимая в руках ключ. Ивэн ускорил шаг. На углу под уличным фонарем он пересек улицу, Эспер видела отсвет на его черных кудрявых волосах. В той части города, где это не вызывало никаких разговоров, Ивэн ходил без шляпы, но его платье никогда не было вызывающим. Он носил всегда опрятный темно-синий костюм. Эспер смотрела мужу вслед, пока его тень окончательно не смешалась с другими тенями, затем она поднялась на свой четвертый этаж.
Он вернулся ранним утром; Эспер, тут же проснувшись, затаив дыхание ждала, что он дотронется до нее. Но Ивэн не поцеловал ее и даже не прикоснулся к ней, он вытянулся на своей половине кровати, и уже через несколько мгновений послышалось его ровное дыхание.
Когда Эспер проснулась, было позднее утро. Ивэн уже встал и был одет в рубашку и брюки. Приподнявшись на локте, она, улыбаясь, посмотрела на мужа. Но он не ответил ей. Ивэн сидел на трехногой скамейке и, держа в руке большую палитру, протирал ее тряпкой. Его губы были крепко сжаты. Комнату наполнил едкий запах скипидара.
