Генеральный выдержал паузу. Он в силу старого воспитания очень серьезно относился к печатному слову.

— Словом, пишите рапорт на мое имя, приводите объяснения, почему вам не удалось найти убийцу вице-премьера. Я же склоняюсь к мнению Фомина из ФСБ о том, что здесь естественная смерть. Словом, прекращайте это дело! Мы не можем отвлекаться на неперспективные дела, когда следственное управление буквально завалено работой, и я никого даже в отпуск не могу отпустить! — приказал он.

Конечно, Турецкий мог рассказать о своих подозрениях, причастности двух швейцарцев к убийству Анатолия Клюквина, а тот вместе с убитым Старостиным создавали «фантом Володина», который использовали как орудие убийства, и прекрасную историю, подаренную Эллой Максимовной, о мотивах Станкевича. Он даже хотел все это выложить, если генеральный посоветует ему прекратить дело, но упоминание о Фомине вызвало настороженность. Турецкий вдруг вспомнил, как недавно на одном из расширенных совещаний силовых ведомств в правительстве, куда пригласили и его, Фомин и генеральный сидели рядом и о чем-то постоянно перешептывались. «Они если не друзья, то хорошие приятели, может быть, учились вместе, — подумал Турецкий. — Вместе собираются, чтобы пропустить рюмочку-другую, отметить праздник, и завтра же все это узнает Станкевич. Какие его действия?»

Он вспомнил налитые кровью глаза Шелиша, и ему стало не по себе.

— Я могу обратиться за советом к премьер-министру? — спросил Турецкий.

У генерального от такого вопроса даже округлились глаза.

— Что это за совет? — не понял он.

— Это чрезвычайно деликатная ситуация. В моей следственной практике я еще не сталкивался с подобными проблемами. Они касаются важнейших вопросов экономики государства, и я обязан строго конфиденциально сначала доложить об этом премьер-министру, тем более что Владимир Алексеевич в личном разговоре со мной такое право мне дал, — жестко заявил Александр Борисович.

Генеральный несколько секунд молчал, не зная, что ответить своему подчиненному.

— Я как бы действую через вашу голову, но это ни в коей мере не является ущемлением ваших прерогатив как руководителя прокуратуры. Больше того, если премьер-министр согласится, я готов изложить данную ситуацию в вашем присутствии, но когда вы выслушаете, вы поймете, почему я настаивал именно на такой встрече. Речь идет о безопасности как самого Белова, так и Президента.

От последних слов у генерального пересохло в горле, и он снова налил себе минералки.

— Константин Дмитриевич докладывал вам о тех подслушивающих устройствах, что были обнаружены у меня в кабинете, — не дав генеральному опомниться, заявил Турецкий. — Я тогда посоветовал не поднимать шума, но осторожно провести служебное расследование по этому поводу. Оно проводилось?

Генеральный посмотрел на Меркулова. Константин Дмитриевич развел руками. Турецкий знал от Кости, что именно в этом кабинете ему посоветовали не заниматься ерундой, а проверить лишь безопасность кабинетов. Но чтобы провести даже такую проверку, требовалось просить технику у ФСБ. Только там имелись такие приборы, которые могли бы обнаружить низкочувствительных «клопов», но генеральный не захотел беспокоить начальника ФСБ по таким пустякам. Александр Борисович сознательно свел разговор к этому инциденту, чтобы намекнуть своему высшему начальнику о допущенной им халатности.

— Вы считаете… — смутившись, начал разговор генеральный, и Турецкий, не дожидаясь продолжения фразы, утвердительно качнул головой.

Положение было затруднительное. Выручил Меркулов.

— Раз премьер сам дал Александру Борисовичу такое право, то, я думаю, тут не будет большого нарушения субординации, если он им воспользуется, — мягко сложил фразу Константин Дмитриевич.

— Пожалуйста, воспользуйтесь этим правом, — согласился генеральный, — но я бы хотел присутствовать при этом разговоре.

— Хорошо, — ответил Турецкий.

Вопрос о прекращении дела Шелиша был временно приостановлен до консультации с премьер-министром.

Они вышли с Костей из кабинета генерального, зашли к нему. Меркулов закрыл дверь на ключ, вытащил из сейфа бутылку кизлярского «Юбилейного», который предпочитал всем остальным сортам коньяка, наполнил две двадцати граммовых рюмочки. Они молча выпили.

— Что за осведомитель у нас появился? — сердито поинтересовался Костя.

— Тут можно грешить на кого угодно, — махнул рукой Александр Борисович. — Секретарша генерального Вера в курсе, потому что в последнее время зачастила к Ларе: то зовет ее покурить, то показать модную тряпку, то подарила ей помаду, потом тени. Откуда такая внезапная любовь?

— Ты серьезно? — удивился Меркулов. — Думаешь, он сам?

— Трудно сказать. Но думаю, носит сплетни наверх не она. Ее используют другие.

— Кто?

— Полагаю, что полковник Фомин из ФСБ. Мне Лара сказала, что Вера захаживает на Лубянку. А уж Фомин в элегантной упаковке преподносит нашему. Меня настораживают его симпатии к этому пройдохе. Тот же действует тихо и осторожно, шпигуя шефа «наушной» информацией о пошатнувшейся дисциплине в подведомственном аппарате. А генеральный — человек строгий, принципиальный, ему не нравится, что следователи позволяют себе пропустить рюмочку в течение рабочего дня. Раньше за это с работы снимали. Хотя он и не ханжа, он демократ, он за справедливость. А Фомин тихо гадит. И происходит процесс наращивания кристалла. Видишь, и в тебя камешек уже пущен…

— Да я хоть завтра на пенсию. Мы уже поругались. Вроде была устная договоренность относительно Скопина, приношу приказ о прикомандировании Льва к следственной части, не хочет подписывать. Сказал, за два месяца заплатите, а в штат не возьму! Кого-то своего хочет перетащить из глубинки. Не знаю теперь, как Леве в глаза смотреть. Выдернули парня из аспирантуры!

— Что же ты мне раньше не сказал?! — возмутился Турецкий.

— Он поставил в известность об этом за секунду до твоего прихода к нему.

— Черт! — Турецкий налил себе еще рюмку и залпом выпил.

Подошел к окну и несколько секунд стоял молча.

— Зачем тебе встреча с Беловым? — спросил Костя.

Турецкий тяжело вздохнул.

— Пойдем ко мне.

Костя взглянул на потолок и кивнул. Они зашли в кабинет к Турецкому.

— Мне надо ехать с Питером в Женеву и арестовать этих мерзавцев. Иначе мы ничего не докажем. А они прямые свидетели. Я думаю, что и аппарат они увезли с собой. А бездоказательные показания того же Володина ничего не решат, ты же понимаешь. И естественно, я буду расследовать это дело в нормальный двухмесячный срок, как и предусмотрено УПК!

Зазвонил телефон. Турецкий поднял трубку.

— Сергей Басов никуда не уезжал, — доложил Скопин. — Он и сейчас дома.

— Ты где?

— Я звоню из автомата напротив.

— Я еду, жди! — сказал Александр Борисович. — Встретимся у подъезда.

Он положил трубку.

— Лева? — спросил Меркулов.

— Володин дома. Едем к нему.

— Ни пуха!

— К черту! — Турецкий подмигнул Косте, и первым вышел из кабинета.

33

Турецкий примчался в район метро «Академическая», где жил Сергей Басов, минут за двадцать. Лева сиротливо потягивал квасок, стоя у будки рядом с ханыгами, которые попивали пивко, с недоумением поглядывая на рослого блондина, глотавшего кислый квас.

Увидев шефа, Скопин оставил недопитую кружку и бросился к нему.

— Может быть, взять бутылочку коньячка? — деловито осведомился он и, заметив недоуменный взгляд Турецкого, смущенно пробормотал: — Нет, я не буду, но иногда для доверительного общения это помогает. Потому что, сами понимаете, разговор будет нелегким… Деньги у меня есть.

Александр Борисович задумался.

— Ладно, возьми, — согласился он.

Меркуловские сорок пять только раззадорили Турецкого, которому для вхождения в норму требовалось сто пятьдесят, никак не меньше. Да и беседа с генеральным слегка взвинтила старшего следователя по особо важным делам, особенно его грубоватое упоминание о девушках и коньяке. А информация о Скопине вообще вывела Турецкого из себя. И еще то, что Костя принял это как данность, даже не попытавшись что-либо возразить генеральному. Раньше он умел драться. А теперь… Укатали сивку прокурорские горки.