Самолет в Москву вылетал на следующий день рано утром, у Гриши вечер был свободен. Он по старой привычке решил спуститься в соседний с гостиницей бар прополоскать горло после страшноватого известия. И обдумать, что ему теперь делать. Об этом догадываются и знают фактически они вчетвером. И еще те, с кем скорешились Тюменин или Володин. На Валериана Старостин грешить не хотел. Валерка и человек был совестливый, и ученый порядочный, тут нечего зря напраслину возводить. Да и потом, на кой черт ему было уничтожать впопыхах собственный прибор и все чертежи? Сколько ночей они горбатились как проклятые, корпели над отдельными узлами, придумывая миниатюрные блоки. Тюменин же в отличие от Володина был мужик скрытный. Жена его бросила, ушла к другому, и в душе физика образовалась какая-то червоточина. Миша и на Володина постоянно обижался. Все время твердил: «Он думает, я не понимаю! А я все понимаю, не хуже его! И сделать могу не хуже его. А он не доверяет. Я полностью даже всю схему не видел. Но понимаю, почему он не показывает. Хочет один потом сбагрить прибор толстосумам или янки. Те с руками оторвут. Я тут вчера такой один ход придумал, голова кругом пошла!» Какой ход, Тюменин не говорил, хотя они с Клюквиным в их замыслы не вникали. Они с Толей были чистые технари, им давали узел, и они разрабатывали. А тут вон оно как обернулось. Конечно, это всего лишь Гришины домыслы. По приезде он почитает газетки, покумекает. И на всякий случай заявит. В ФСБ или прокуратуру. Тут дело серьезное.
У Старостина оставалось на пропой полсотни долларов. Он всегда оставлял на последний вечер полсотни. Что это за жизнь, если без кайфа в Турцию сгонять. Жизнь и так собачья, носишься с высунутым языком, бабки зашибаешь, а его старший сын тут пошел с девкой в казино и четыреста баксов выкинул. Хоть и своих, заработанных, но все равно Гришу злость взяла. У него две дочери еще на руках, две родные сестры сыночка, старшая только школу заканчивает, вторая — восьмой. Дал бы каждой по сотне, и девки по новому платью к лету справили бы. Нет, ему хочется жить красиво. Гриша сына чуть из дома не выгнал. А отцу не хочется хорошо пожить? Отец тоже не дурак выпить и поесть вкусненького. Иногда и на стороне пошалить надо. И мать совсем даже не дура. Но они носятся оба как ошалелые, чтоб дочек поднять да выучить. А парня он в свое время пропустил, отбывая эти ночные и гробя свое здоровье на оборонку. Государство его выпнуло под зад коленкой, чтоб наперед лучше думал. Ну да ничего. Дочерей они с женой поднимут и для себя немного поживут.
В Шереметьеве его встретят. Он вез партию дешевых кожаных курток и разную недорогую бижутерию. Челночным извозом Гриша занимался уже два года. Когда прикрыли их лабораторию, он полгода поработал в одном закрытом НИИ, но на зарплату старшего лаборанта двоих дочек и сына тогда еще было не прокормить, и его приятель, тоже бывший майор, заманил Гришу легкими бабками, раз в две недели гонять в Турцию за дешевыми куртками, джинсами, бижутерией и прочим барахлом. Они сначала сбывали все сами на вещевых рынках, потом открыли собственные палатки. Сейчас этих магазинчиков в разных концах Москвы насчитывалось уже двенадцать. Год назад челночный извоз ударили налоговой лопатой. Одиночки быстро вылетели из колеи, но Гриша с Сан Санычем выжили. Раньше навар на одной поездке зашкаливал под сто двадцать процентов. Теперь с соблюдением закона скатился к двадцатипяти — тридцати, но и этой прибыли им хватало, чтобы не только держаться на плаву, а намазывать детям на бутерброд большой кусок масла. Хотя и бижутерия, и кожаные куртки дохода почти не приносили. Народ наелся. Сан Саныч, мужик дошлый, быстро перекрутил торговлю на спиртное и продукты. И Гриша вчера подписал с турками контракт на поставку прохладительных напитков, кофе и фруктов. Тут прибыль поменьше, процентов десять, но зато оборот, да и им расти надо. Сан Саныч уже о большом супермаркете мечтает. Ничего, все устаканится, и они еще в миллионерах походят. Говорят, те тоже из бедняков выходили.
Трейлеры через пару дней паромом переправят в Россию. Турки Гришу знали, и они сговорились даже без предоплаты. Доверие — великая вещь в бизнесе.
Он зашел в бар, кивнул верткому Исмаилу, бармену, пританцовывавшему за стойкой, и Исмаил первую рюмку водки плеснул ему по дружбе, за счет заведения. Гриша всегда оставлял хорошие чаевые: пять-шесть долларов, привозил из Москвы всякие сувениры. Вон и матрешки его красуются на полке. В этот раз он привез Исмаилу большую ложку, расписанную под Хохлому. Исмаил долго цокал языком и радовался. Сегодня Исмаил выглядел пасмурно, глаза его бегали.
— Кафе? — спросил Исмаил.
— Давай кафе и еще рюмашку, — кивнул Гриша.
Исмаил принес ему пару гамбургеров, зная русскую привычку основательно закусывать. Не успел Старостин махнуть вторую, как рядом на табурет подсел знакомец Исмаила. Гриша заметил, как они переглянулись и кивнули друг другу. Еще через полчаса Старостин уже опустошил с Султаном из Чечни бутылку водки.
Они перешли за столик. Султан, обрадовавшись тому, что Гриша из России, заказал по шашлыку, и они откуда-то появились, впрочем, в Стамбуле сервис налажен. Захочешь молодого барашка — будет и барашек. Султан заказал еще бутылку водки. Гриша же надираться не собирался. У него норма: триста пятьдесят — и как отрезано. Кроме того, надо выспаться как следует перед отлетом. После подписания контракта они тоже немного расслабились, но там Гриша себя контролировал и ушел трезвым как стеклышко. Дело пьяных не любит. А вся неделя выдалась напряженной, теперь же, когда все сделано, и успешно, можно и принять с устатку. А тут Султан. Они дружно выпили за установившийся мир в Чечне, за умного Масхадова, который Грише нравился, и Султан искренне расположился к Старостину. Да и шашлычки оказались отменными: нежная молодая баранинка, вымоченная в вине, наперченная, с помидорами и острым соусом. После второго куска у Гриши все горело во рту и требовалось промочить глотку. Султан заказал пару бутылок красного вина. И хоть Старостин не любил мешать, но пару стаканов с радостью осушил, чтобы унять злой огонь соуса.
На какой-то миг Грише показалось, что Султан нарочно его спаивает, и он тотчас стал закругляться.
— Все, пора, ту-ту пароход, самолет! — решительно сказал Гриша, поднимаясь из-за стола.
— На посошок винца! — потребовал Султан, и Гриша не мог отказать, потому что чеченец, едва Старостин дернулся по поводу столь дорогих угощений, сразу же сказал, что платит он, что ему просто приятно угостить земляка, потому что сам Гриша был родом из Ставрополья и родился на границе с Чечней.
Они выпили на посошок, Гриша хотел расплатиться с Исмаилом за кофе и водку, но бармен заявил: все заплачено, прилетай, дорогой, почаще. Старостин был рад, что полсотни остались нетронутыми, сгодятся в Москве на всякие вольности. Он даже подумал: не взять ли турчанку? На молодую не хватит, а так, средних лет запросто. Есть в Стамбуле и россиянки, они тоже за полтинник согласятся, но потом передумал: последний день, мало ли что подхватишь, а дома с женой надо отметиться. Не приведи Господи, привезешь какую-нибудь дрянь, слез и скандалов не оберешься.
Вернувшись в номер, он почувствовал, что крепко нагрузился. Залез в душ и долго стоял сначала под горячим, а потом под холодным. Голова чуть прояснилась, но в животе крутило. «Говорил же себе: не жри этот огненный соус!» — сердито выругал себя Гриша. Его в последнее время донимала изжога, и он всегда возил с собой «Маалокс». Высосав две порции лечебного геля, он сел в кресло. Голова кружилась, его чуть подташнивало. В животе шашлыки колом стояли, хотя баранина была отменная. Старостин еще подумал: «Странно, выпили вроде бы немного, две бутылки, ну и вина пару стаканов, но полкило водки меня с ног никогда не валило. А тут такая круговерть в животе, словно дерьма наелся».
Старостин решил сходить в туалет и очистить желудок. Этот верный способ действовал безотказно в таких ситуациях. Он поднялся, сделал несколько шагов по направлению к ванной, но в глазах неожиданно потемнело, его резко качнуло, и он, потеряв равновесие, полетел на пол, ударившись головой о дверной косяк.