Арсеньич ушел инструктировать охрану, а Никольский и Шапошникова остались одни.
Он долго не знал, с чего начать. Встал, прошелся по кабинету, выглянул в окно. Из подъезда выходили служащие.
Пять минут назад Арсеньич рассказывал, как разговаривал с одним приятелем со Старой площади. Там толпа обложила здание ЦК, бьет кирпичами стеклянные вывески, из подъездов разбегаются бывшие аппаратчики, а все урны для окурков и плевательницы на этажах полны партбилетами. Вот уж истинно: чума на оба ваши дома!
Он обернулся к Татьяне и увидел ее вопрошающий взгляд.
— Что хочу предложить, — сказал он, подходя к столу. — Тебе здесь оставаться нельзя. Ты фигура заметная. Должный порядок мы навели — и хватит. Сейчас я отправлю тебя в Малаховку, а позже туда же привезут и Алену. Ситуация, сама видишь, непредсказуемая.
— Но что лично мне может грозить? — возразила она.
Непонятно? — Никольский, словно общаясь с ребенком, покачал головой. — Я теперь главная твоя угроза. Если они на меня устроят охоту, ты станешь их первой добычей. Заложницей. Во-первых, потому, что ты мой банкир, во-вторых — женщина и, в-третьих, — он смешно наморщил нос, — полагаю, как сказал мне вчера Арсеньич, только дураку неизвестно, что я в тебя по уши влюблен.
— Какое странное объяснение в любви. Да еще замужней женщине... Ну и ну! — вздохнула она. — И кто же это все решил окончательно: ты сам или твой друг Арсеньич? Извини, Иван Арсеньевич.
Никольский лишь беспомощно развел руки в стороны.
— А впрочем, чего тебя томить? — Она пожала плечами. — Тебе, вероятно, доложили о звонке из Лондона? — И на его кивок продолжила: — Ну так вот, это была моя инициатива. А твой Витюша вполне тактичный человек, если, конечно, вы там у меня не расположились со своей аппаратурой, как у себя на даче.
— В этом смысле ты можешь быть спокойна.
— А я и не боялась. От тебя у меня деловых секретов нет. Да и быть не может. А наши женские тайны, если они кому-нибудь интересны, что ж...
— Ты не говоришь главного, — перебил Никольский.
— А разве я уже не все сказала? — словно бы удивилась она. — Вот уж воистину, ну до чего вы любите, мужики, все по полочкам раскладывать! Это — туда, а это — сюда, поближе. Ну что тебе еще не ясно, если я сказала: это была моя, а не его инициатива. И он, например, все понял. Поскольку давно догадывался... Это ты не догадывался, а он... Ну что, так и будем переливать из пустого в порожнее?
Нет, нет... — растерянно сказал Никольский. — Подожди... Значит, ты... и я? Ну-у знаешь! — Он яростно потер себе ладонью затылок. — А ведь меня всегда считали асом математического прогнозирования. Я же, оказывается, совершенно обалдел. От собственной же глупости. Простишь?
— Наоборот, — улыбнулась Татьяна, — на всю жизнь запомню. Но мне все равно нужно домой, взять хотя бы самое необходимое. И потом, Алена...
— Она под надежным присмотром, не волнуйся.
— Господи ты Боже мой, — снова глубоко вздохнула Татьяна. — Ну что бы я без тебя делала... А ты?
— Мы сегодня проведем глубокую разведку. Выясним, какую можем оказать помощь. Не этим сопливым, конечно. Словом, пора все, как ты говоришь, действительно разложить по своим полочкам. А потом приеду.
Она встала, обошла стол, приблизилась к Никольскому и медленно погладила ладонями лацканы его пиджака — сверху вниз. Подняла к нему лицо.
— Запомни, если с тобой что-нибудь случится... Нет, я не смогу тебя потерять. Не переживу...
Он взял ее лицо в ладони, наклонился к ее губам...
— До вечера, — наконец шепнул он, оторвавшись от ее губ, — будь, пожалуйста, хозяйкой.
Она, не открывая глаз, кивнула ему в ответ.
9
Если странной можно было назвать всю комедию с объявлением в стране чрезвычайного положения, то не менее странно вели себя, по мнению Арсеньича, и все те, кто примчался, чтобы своей грудью прикрыть Дом Советов.
Какие-то хилые баррикады из беспорядочно наваленных бетонных блоков, торчащие в разные стороны прутья металлической арматуры, пустые троллейбусы с вертикально задранными бугелями, едва чадящие костерки на площади, по всему периметру здания — огромного и нелепого, поскольку десятки его массивных дверей защитить практически невозможно. С дворцом Амина в свое время за пару часов справились, а тут... Курам на смех.
Группы людей мокли под дождем с лицами, полными решимости.
Уже когда совсем стемнело, Арсеньич встретил на одной из лестничных площадок вице-президента России Локтева, одетого в камуфляж и спешившего куда-то в окружении своих охранников. Видно, он «сильно торопился», если, столкнувшись нос к носу с бывшим майором Кашиным, Иваном Арсеньевичем, тут же забыл обо всем на свете, и они, стоя у окна, вспоминали тот злосчастный бой под Хостом в апреле восемьдесят шестого, когда Локтева сняли «Стингером» на малой высоте и он, падая, порвал парашют и повредил позвоночник. Обнаружили его правительственные войска и передали тогда группе майора Кашина, которая и доставила летчика в госпиталь.
— А ты молодец был. И орлы твои тоже были в полном порядке, я ж помню, — говорил Локтев, полуобнимая Арсеньича за плечо.
Приятно было такое слышать о себе, когда уверился окончательно, что все тебя давно забыли, вычеркнули из памяти и даже из списка живых.
— Да ведь и у тебя тоже летчики не горели, — без всякой лести сказал Арсеньич, потому что оставить своих ребят живыми в той проклятой войне было большей доблестью, чем всякие подвиги, описанные московскими корреспондентами, редко когда выбиравшимися за пределы Кабула.
Ты с нами? — наконец сообразил Локтев, который, как оказалось, занимался вопросами само обороны. — Дело в том, что появились, правда не проверенные, слухи, что ночью эту цитадель демократии собираются атаковать. Кто, откуда — ничего не известно. Говорят...
— Ты ж сам видишь, иначе чего б я тут делал. Я ж давно не в армии, по чистой, — усмехнулся Арсеньич. — Это меня мой шеф прислал сюда с ребятами: вдруг, говорит, им, ну вам то есть, помощь потребуется.
— А кто твой шеф? — насторожился Локтев.
— Никольский. Ты о «Наре» слышал? Да не можешь не знать — по телику, поди, не раз видел журавлика нашего.
— Знаю, — коротко ответил Локтев, но Арсеньич понял, что сказано было просто так, для отмазки. Другое, наверное, насторожило сперва Локтева — не со спецназом ли здесь Арсеньич. — Нам вообще-то толковая помощь нужна. Значит, говоришь, есть у тебя люди? Это хорошо. Ты погляди, Иван, тут еще есть наши, собери их, возглавь, ну чтоб людьми себя почувствовали. Пойдем, покажу, где надо бы заслон поставить. Подъездов, скажу тебе, тут до хрена и больше, а народу нет. И с этим делом, — он тряхнул «Калашниковым», болтающимся на плече, — тоже хреново.
