– Молчит гад, – заметил Шведов.

– Сашок, надо бы и тебе его допросить, – обратилась Романова к Турецкому, – все-таки банкир.

– Да какой он банкир! – вступил в разговор начальник 2-го отдела МУРа подполковник Нелюбин. – Если он банкир, то я президент США! Так, вывеска одна. А реально – шантаж. Тут дело ясное.

– Если догадки не подтверждаются фактами, дело не может быть ясным, – заметил Моисеев, который, как криминалист и законник, не мог согласиться с такими заявлениями.

– Не знаю, – покачал головой Сивыч, – у меня складывается совершенно другое впечатление.

2

Сразу же после разговора с Шевченко в больнице капитан Сивыч отправился в СИЗО к Станиславскому. Тот полностью подтвердил показания Шевченко. В тот день Гамик не дал им ни копейки, да еще и припугнул, чтобы дебоширили покруче, а то выгонит их ко всем чертям. Уходить из теплой квартиры не хотелось. Но и дебош что-то не получался – не было настроения. И ночью, где-то уже после полуночи, Шурка Шевченко пошел к Гамику просить на водку.

Подходя к подъезду, он увидел, что рядом с припаркованной у дома машиной возится какой-то мужик. Шурка еще удивился про себя – нашел время ремонтом заниматься – не видать же ничего, хоть выколи глаз. А впрочем, кому какое дело…

Войдя в подъезд, он сразу же понял, что пришел не вовремя. Гамик стоял на лестнице и дико ругался со своим приятелем, другим армянином, жившим этажом ниже. Шевченко подождал некоторое время, но ссора не утихала.

Тогда, рассудив, что в таком настроении от Гамика ничего хорошего ожидать не приходится, Шевченко решил вернуться домой – на Мыльников.

Они посидели с Витькой, выпили «Оригинального», попробовали поругаться. Настроения не было. Витька расстроился и стал проклинать всех на свете – Гамика, Щурку, самого себя, свою судьбу и беспутную жизнь.

В конце концов, он потребовал, чтобы Шевченко сделал еще одну попытку. Шурка заартачился, и тогда они пошли вдвоем, хотя обычно на связи с Гамиком был именно Шевченко.

Завернув во двор, они услышали, как кто-то вышел из подъезда. В слабом свете уличного фонаря они отчетливо различили приземистую фигуру Карапетяна. Он подошел к машине.

– Гамик! – крикнул Шевченко.

Бежать после многих дней беспробудного пьянства они не могли. И это их спасло.

Не обращая внимания на их крики, Гамик открыл дверцу машины, сел в нее, завел мотор и тронулся с места.

И тут машина внезапно превратилась в яркий огненный шар. Шевченко и Станиславский были еще достаточно далеко от машины и отделались лишь испугом.

Потрясенные, они вернулись домой. Пересчитали деньги, Шурка пошарил на кухне и нашел в ящике у Сережи Ройтберга завалившуюся тыщу. Отправились в круглосуточную коммерческую палатку и купили «Оригинального». Выпили. Тут-то все и началось.

Шурка рассказал Витьке, что видел мужика, который возился около машины.

– Это же машина Гамикова дружка, с которым он ругался, – сказал Станиславский.

– Но его-то я знаю! – ответил Шурка. – Другой это был.

Тут-то собутыльники и смекнули, что Шурка видел, как в машину подкладывали бомбу. А дальше началось! Станиславский требовал, чтобы Шевченко немедленно шел в милицию. Шевченко идти не хотел, и тогда Станиславский, у которого внезапно, возможно под действием напитка, проснулась гражданская совесть, стал обзывать его «отщепенцем», «ублюдком» и еще почему-то «фабрикантом» и «дерьмократом». Но когда он дошел до того, что Шевченко «продал советский народ мафии», тот не выдержал. Началась драка – теперь уже настоящая, такая, какой хотел от них Гамик. И закончилась она трагически.

– Кого же он там видел? Приметы? – спросил Нелюбин.

– Кавказец? – гнул свою линию Шведов.

– Шевченко молчит. Требует, чтобы дело Станиславского прекратили, даже заявление написал, что не имеет к тому претензий и сам во всем виноват, – объяснил Сивыч.

– Ишь ты как у них – один за всех, все за одного, – ухмыльнулась Романова. – Ну что ж, раз так, может, и прекратим. Гляди-ка, есть еще у нас принципиальные люди. Да ты слышал, Сашок, – обратилась она к Турецкому, как будто выражение «принципиальные люди» ей что-то напомнило. – Меркулов вроде уже в Москве.

3

Меркулов вернулся в Москву только накануне. Он еще был полностью погружен в свои казанские дела и продолжал думать о «братве», которая держит в руках целые заводы и фабрики на территории Татарстана, когда в его кабинет влетел растрепанный Саша Турецкий.

– Константин Дмитриевич, – с порога крикнул он, – надо поговорить!

– Саша, за тобой что, гнались? – поинтересовался Меркулов. – Какой-то ты сегодня взъерошенный.

– Будешь тут взъерошенным, когда творится такое, – ответил Турецкий.

– Это вообще-то верно, – согласился Меркулов. – Что, снова взорвали какого-нибудь банкира?

Турецкий подошел к Меркулову и сказал тихо и серьезно:

– Константин Дмитриевич, я вам доверяю, как себе. Надо что-то делать. Стране грозит хаос, понимаете? Кое-кто хочет захватить власть.

– Давай потише, Саша, – сказал Меркулов. – Ты не отмечал вчера ничего? Какой-то ты сегодня странный.

– Константин Дмитриевич, да я серьезно. Мне тут позвонил мой школьный товарищ, он сейчас в войсках спецохраны.

– Это что за спецохрана такая? Он у Корсикова, что ли? В Службе безопасности Президента?

– Нет, Корсиков – президентская охрана, вроде милиции, скажем так. А он у Шилова в спецохране, это своего рода кремлевское КГБ. Так он мне рассказал, что на Президента было уже несколько покушений.

Меркулов только покачал головой:

– Если ты серьезно, то что тогда орешь? Вот Шура Романова не доверяет всем, без исключения, сотрудникам своего ведомства, и я, между прочим, тоже к этому склонен. Такие времена пошли…

Турецкий закурил и стал подробно излагать все, что только что узнал от Дроздова.

4

– Скверно, – выслушав рассказ Турецкого, сказал Меркулов. – А что показала экспертиза?

– Экспертиза показала то, что надо. Помимо собственно «тонусина» в капсулах содержался какой-то очень сильный аллерген, название я забыл, Константин Дмитриевич, да не в этом суть, – сказал Турецкий.

– Не в этом, – согласился Меркулов и продолжил мысль: – А в том, каким образом он туда попал.

Оба замолчали. Турецкий и Меркулов знали друг друга давно, с тех пор как еще совсем молодой и зеленый Турецкий после окончания института попал стажером в Мосгорпрокуратуру к тогда еще старшему следователю Меркулову. И теперь им не надо было перебрасываться фразами, они думали об одном. Подменить лекарство, которое регулярно принимает Президент, мог только человек, который близко с ним общается. Кто-то из своих. Фаина Петровна? Вряд ли. Она сама чуть не стала жертвой нового покушения. Значит, она и понятия не имела об опасности, которую представляла собой безобидная на вид капсула «тонусина». Остается кто-то из охраны.

– Кстати, – спросил Меркулов, – начальник войск спецохраны Шилов был в самолете?

– Нет, его не было. И полет готовил его зам – полковник Руденко, – уверенно ответил Турецкий, – Вадим об этом упоминал. Но в самолете старшим по званию был он сам – именно поэтому он допустил врача к Президенту. И на нем лежала ответственность за этот полет.

– То есть в случае чего… – начал Меркулов.

– Его бы наказали первым.

– Красивая картина получается.

– Это еще не все, Константин Дмитриевич, – продолжал Турецкий. – Через час после прилета было совершено нападение на этого врача, племянника жены Президента.

5

– Одного я не могу понять, Саша, почему Точилин поверил Дроздову? – покачал головой Меркулов, когда Саша закончил. – Ведь где гарантия того, что самый старший из спецохраны и не провернул этого дела? Я бы сначала десять раз подумал.