Вещи были разбросаны, особенно большой беспорядок у письменного стола — дверцы раскрыты, ящики выброшены. Украдено не много — мои финские зимние ботинки, Анино кожаное пальто, оно у входа на вешалке висело. Еще несколько золотых вещиц взяли. В шкафу рылись, но не особенно сильно.
И буквально через неделю меня вызвали в «уголовку» — опознать золотые серьги. Чистая случайность — задержали какого-то типа, сбывавшего эти серьги на «пятачке» около универмага за двести рублей, то есть за бесценок, особенно если нынешнюю цену учесть. Мне как-то даже не поверилось, что это могут быть именно Анины серьги, которые мы с ней два года назад выбирали в ювелирном. Не одни же такие в продаже были на весь город. Но я подтвердил, что у моей жены были точно такие же — в виде ягодок на черенках. А еще через несколько дней мне показали и перстень в виде ракушки. Тут уж совпадения в обычном смысле слова быть не могло. И оба сбытчика краденого показали: «сгрузил» им товар некто Ярмолицкий. Тридцать лет, четыре судимости, наркоман.
На Ярмолицком все точно сходилось — «пальцы» его нашли на стене прихожей. Только мне не до конца все понятно было. Точнее сказать — не совсем понятно стало, когда я приобрел способность более или менее четко воспринимать окружающую действительность. А непонятно вот что: если он вломился в квартиру с целью ограбления, то почему не взял наши обручальные кольца в ящике шкафа? Их не слишком долго надо было искать. Мои новые джинсы в шкафу, в котором он рылся, тоже остались. Импортное платье — его ведь под одежду можно легко было спрятать, не то что в сумку или что там у этого грабителя Ярмолицкого с собой было. А совсем новые туфельки?
Я про все это у Петриченко спросил, он следователем работал тоже, в РОВД соседнего района. То ли это его собственные соображения были, то ли и в самом деле что-то знал, только сказал Петриченко, что наркоман он и есть наркоман — когда «ломка» приближается, на все пойдет ради дозы, о соизмеримости цели и средств речи нету.
Мне виден Крысин, деловито и неторопливо размещающийся в купе. Кожаный плащ снял, кепочку снял, повесил, волосы пригладил, уселся. Я наблюдаю за ним до тех пор, пока поезд не двигается. Даже и тогда, когда последний вагон светит огоньками из синевы, я остаюсь неподвижным. Гражданин Крысин задал мне трудную задачку — поставил сигнализацию на входной двери своей квартиры. Моя милиция меня бережет — торговца наркотиками, автомобильными запчастями и еще наверняка чем-нибудь, за две с небольшим недели слежки мне при всем желании не составить полного портрета героя.
Гражданин Крысин живет на третьем этаже пятиэтажного дома. Крыша двускатная, крыта шифером, так что о проникновении на балкон сверху говорить не приходится. Придется подниматься по стене, сложности особой это не
представляет.
Я возвращаюсь домой, включаю телевизор. Мне нужно просто дождаться той поры, когда все наверняка уснут. В половине второго выключаю телевизор, гашу свет, запираю квартиру. Мотоцикл у меня во дворе в сарайчике. Ночью довольно свежо, несмотря на то, что сентябрь стоит теплый. Редкие машины, прохожих и вовсе нет, в поздних троллейбусах по одному-два пассажира.
К дому Крысина я добираюсь минут за восемь-десять. Мотоцикл ставится за углом, на руль набрасывается хомутик с защелкой. Что способствует успеху моего нынешнего предприятия, так это почти полное отсутствие освещения у дома. Фонарь не функционирует, высокие тополя прикрывают стену чуть не до самого верха от слабого света с бульвара. Подхожу к стене, привязываю на ноги «кошки», поудобнее пристраиваю рюкзачок за спиной. Подниматься будем потихонечку, спешить-то некуда. Я на ощупь нахожу зазубринами шов в кладке, широко расставив руки, впиваюсь в стену пальцами. Есть первый шажок вверх, второй… Равновесие удерживаю нормально.
Мне остается буквально двадцать-тридцать сантиметров до балкона второго этажа, когда со стороны бульвара слышатся вдруг торопливые шаги. Вот этого мне только не хватало — чтобы поздний прохожий оказался живущим в этом доме. Прижавшись левой щекой к стене, я жду. Хотя здесь и темно, но на светлой стене я наверняка хорошо виден. Нет, шаги по-прежнему слышны с того же расстояния, кто-то идет по бульвару параллельно дому. Я упираюсь еще раз «кошкой», осторожно разгибаю ногу и мертвой хваткой цепляюсь за бетон балконной плиты.
На балконе какие-то тряпки, половики, пахнет сыростью, плесенью. Я отдыхаю несколько минут, потом взбираюсь на перила, берусь руками за стальные прутья ограждения на балконе Крысина и секунд через десять уже удовлетворенно созерцаю приоткрытую форточку. Вот это хорошо, он таки ее не захлопнул. Такой осторожный, такой предусмотрительный, поставил сигнализацию на дверь, а окошко проигнорировал. Крысин верит своим соседям, это уж точно. Сняв «кошки» и упрятав их в рюкзачок, я без труда пролезаю в форточку. Вероятность того, что Крысин оставил в своей квартире кого-то на время своего отсутствия, практически равна нулю. Я все-таки немного знаю уже его — скрытного, осторожного, не очень доверяющего (точнее: совсем не доверяющего) ни деловым партнерам, ни партнершам по любовным утехам. Задернув тяжелые шторы, я на ощупь нахожу выключатель. Да, такую квартирку необходимо снабжать сигнализацией. Барахла-то, барахла… И гордый красавец «Шарп». Надо все посмотреть не спеша. Все видеокассеты у него надписаны. Названия по-русски, реже по-английски с переводом, на многих необходимые пояснения: «порнуха», «ужас», «каратэ». Н-да, просто и понятно. Тут мне скорее всего смотреть нечего. Хотя… «Разное» написано на кассете. Включаю телевизор, без труда нахожу канал, на котором Крысин просматривает все эти «ужасы» и «крутую порнуху».
И в «разном» ничего оригинального. Записи телепередач. Детектив по Агате Кристи. «Песня-88». Несколько фрагментов из «Взгляда». Я включаю ускоренное воспроизведение. Фигурки скачут, крупные планы напрыгивают, все дергается, сменяя друг друга. Стоп. Останавливаю бег картинок, перематываю кассету немного назад. Да, это, вне сомнения, моя маленькая удача — хроника полнокровной жизни Крысина. Застолье. Хозяин квартиры во главе стола. Наверное, юбилей какой-то. Точно, вон какой-то плюгавый мужичонка желает Крысину длительного сохранения его репродуктивных функций. Плюгавый называет вещи своими именами. Стиль изложения и лексикон забегаловки, а между тем за столом несколько женщин. Но женщины поощрительно взвизгивают. Надо запомнить их всех, насколько это позволяет «режиссура» снимавшего. Плюгавый с усами и модной стрижкой, хотя ему уже явно здорово под пятьдесят. Мужчина с животом в кожаном пиджаке. Долговязый малый весь в «варенке». Девица в вечернем платье. Дама в пушистом свитере и с множеством украшений. Мужчина в вельветовом костюме, свежая сорочка и галстук-«бабочка». Женщина в яркой кофте. И еще тот, кто снимал все, его я скорее всего не увижу, вряд ли будет снимать еще кто-то.
Застолье занимает довольно много времени — минут десять съемки. Говорят не все. Меня почему-то заинтересовал мужчина с «бабочкой». Он бросил только несколько коротких реплик, слышных неотчетливо, почти неразличимых на фоне пьяного гама. Они редко называют друг друга по именам, два раза окликнули Ларису — это которая в яркой кофте — и один раз женщина в свитере обратилась к немногословному джентльмену в вельвете и «бабочке»: Анатолий Петрович.
Да, хотел бы я знать, кто он, этот Анатолий Петрович. Кто они все вообще. Хотя вряд ли столь узкий круг допущенных к празднованию юбилея исчерпывает даже десятую часть деловых связей Крысина. И очень даже может статься, что среди всех знакомых Крысина нет тех, кто знал что-либо о Ярмолицком, уголовнике и наркомане…
Выключив телевизор, я начинаю обыскивать квартиру.
В ночном столике нахожу две старые записные книжки. На переписывание их содержимого уходит часа два. Мой знакомый Норушка тоже здесь представлен домашним и служебным телефонами.
В шкафу для одежды я нахожу несколько упаковок с морфином. Господи, да мне же Аня говорила, что у них в отделении эти ампулы на вес золота, только инфарктникам, а тут этот гад их даже спрятать как следует не удосужился. Откуда у него это?
