Первые отряды десанта захватили Пусан в конце мая 1592 г. Когда новости о несчастье дошли до севера, паника охватила корейские власти. Их единственная армия была разделена на части, и в течение четырех недель два японских подразделения успешно соединились в стенах Сеула[58]. К середине июля японцы заняли Пхеньян, и они были почти в ста милях от Ялу. Они легко захватывали замки и города, уничтожая обороняющихся огнестрельным оружием, пока саперы под защитой частично перекрывающих друг друга щитов минировали стены. В ближнем бою корейцы не могли противостоять ужасному двуручному самурайскому мечу. Хидэёси составил меморандум в июне, назначив канцлера Кореи, и отвел десять провинций Китая в качестве феодов киотскому дворянству. Японский император Го-Ёдзэй и его двор начали изучение китайского протокола, готовясь к продвижению к Пекину.

Хидэёси планировал послать свои оставшиеся войска прямо морем к Пхеньяну, откуда все силы двинутся на Пекин. Он мало думал о делах на море. Его флот состоял из военных транспортных судов, предназначенных только для того, чтобы взять вражеские суда на абордаж и сделать их экипажи доступными для японских мечей. Тайко безуспешно пытался получить временно в свое распоряжение от португальцев два боевых галеона. Он пожалел, что не имел их.

Корея имела несколько провинциальных флотилий, лучшей из которых была флотилия провинции Чолла во главе с адмиралом Ли Сунсином[59]. Она включала по крайней мере 85 морских кораблей тактического назначения, не считая нескольких новых кораблей, сконструированных самим Ли: низкопалубные галеры, обшитые железными листами. Эти «корабли-черепахи» с внешней стороны были водонепроницаемыми и окружены шипами для предотвращения абордажа, оборудованы таранами, тяжелой артиллерией и зажигательными стрелами.

Ли перехватил армаду, плывшую к Пхеньяну в Желтом море. В этот июльский день произошло одно из решающих морских сражений в истории. 59 японских судов были потоплены или сожжены.

Като и Кониси не могли больше рассчитывать ни на подкрепления, ни на снабжение. Когда коммуникации, обеспечивавшие снабжение, растянулись, корейские партизаны своими нападениями истощали силы японцев. Корейцы могли бы отразить японское вторжение сами, создавая новый патриотизм.

Однако помощь была на подходе. Войска империи Мин вошли в Корею. К февралю они вернули Пхеньян, и в начале весны 1593 г. китайцы вошли в Сеул. К концу октября – ушли с полуострова, и оставшиеся японские силы были прижаты рядом с проливом. Начались мирные переговоры. Хидэёси поразил воображение китайских послов фестивалями цветов и регатами. Тем не менее в 1596 г. конференция потерпела неудачу[60], и в начале 1597 г. японские подкрепления высадились в Корее, чтобы возобновить войну.

Несмотря на помощь Китая, корейцы не могли вытеснить японцев, которые перешли в наступление, захватив три провинции. Тогда старый морской военачальник Ли собрал вокруг себя ветеранов, воскурил фимиам и посвятил себя уничтожению морской силы врага. В конце осени 1598 г. он нанес удар всеми своими силами, потопив 200 кораблей, хотя несколько большее количество кораблей ускользнуло в Кюсю. Победа была омрачена гибелью самого Ли Сунсина на шканцах – одна из последних потерь в семилетней войне[61].

Из 200-тысячной армии, покинувшей Японию, – самая большая заморская экспедиционная сила до 1900 г. – четверть не вернулась на родину. Потери союзников были во много раз больше[62]. Война была бессмысленной, несправедливой и жестокой. Чувство вины побудило многих вернувшихся японских воинов повесить свое оружие и принять монашество. Корейцы, озлобившись и ожесточившись, веками оставались в состоянии изоляции, они строили мемориалы в каждом месте, где совершались массовые убийства, чтобы поддерживать свою ненависть. Дипломатия вернулась к модели 1590 г.: Япония сохранила свой торговый плацдарм в Пусане; Корея в знак благодарности приняла покровительство династии Мин, но в 1624 г. возобновила корреспонденцию с Эдо. Ношение креста военными подразделениями Кониси связывало, по мнению корейцев, христианскую веру с агрессией[63]. Поэтому, когда делегация католических священников попыталась в 1618 г. посетить полуостров, им было в этом отказано. Перемирие наступило после смерти самого Хидэёси в один августовский день (Хидэёси сожалел, когда он умирал, что не может «подождать восхода луны»). Он оставил два поручения: его собственное обожествление и передача власти его молодому сыну Хидэёри. Управление государством было доверено пяти регентам и восьми чиновникам более низкого ранга. Эта мера была призвана сдержать одного человека, который возвышался над всеми другими японцами, – имелся в виду Токугава Иэясу. Ему было почти шестьдесят лет, Иэясу родился на несколько лет позже, чем Нобунага и Хидэёси, которым он служил с самого момента их возвышения, и он отличался хладнокровием.

Тучная фигура Иэясу создавала ложное представление о его атлетизме и ловкости. Он обнажал меч и скакал на лошади так же хорошо, как самый прекрасный буси. Известно, что выстрелами из аркебуза он поразил подряд трех летевших журавлей. Иэясу не был выскочкой, он родился в семье, родственной Минамото, был достаточно образованным, чтобы почитать Конфуция и переводить буддийские сутры. Бесстрашный, но осторожный, Иэясу позволял горячим головам пожинать пустую, бессмысленную славу корейской кампании, в то время как сам занимался делами своих имений в Кванто. Когда наемному убийце не удалось убить Иэясу, этого человека похвалили за верность и отослали обратно к его покровителям. Однако тот же Иэясу не колеблясь способствовал смерти своей жены и своего сына, руководствуясь чувством преданности Нобунаге. Иэясу отличался от Хидэёси, кроме того, своей бережливостью: его свита состояла всего из тридцати слуг. Никто в его век лучше не понимал всего значения золота. Он оценил обычных людей как «обжор», которых нужно кормить лишь для того, чтобы поощрять их трудолюбие.

Естественно, Иэясу не хотелось передавать власть молодому Хидэёри. Вскоре его коллеги-регенты нашли причину, чтобы обвинить его в нарушении завещания тайко, и объединились, чтобы наказать его. Его главный противник Исида Мицунари занял Киото и захватил многих друзей Иэясу в качестве заложников. Западная Япония встала на сторону Исиды. Генералы, участвовавшие в корейской войне, встали по разные стороны, большинство христиан присоединились к регентам.

Две армии встретились 21 октября 1600 г. около деревни Секигахара вблизи озера Бива. После нескольких часов равного противостояния Иэясу смог перетянуть на свою сторону командующего правым флангом противника, который в решающий момент привел свои силы на помощь Токугаве. Победа была полной, и Иэясу счел необходимым казнить лишь четырех из своих противников[64]. Более крупные вассалы были в целом прощены, хотя некоторое число мелких феодалов потеряли свои земли. Никаких мер в отношении Хидэёри и его матери в их замке не было принято.

Когда Иэясу получил пожалованное ему Кванто (северо-восточные провинции), наибольшее впечатление на него произвело поселение Эдо в верхней части защищенной бухты, в месте, где река Сумида образует илистую, грязную дельту. На этом месте стояли замок Ота Докана и около ста хижин. Иэясу значительно расширил размеры замка и окружил его системой концентрических стен с рвами. В строительстве участвовали 300 тысяч рабочих. Холм Канда был срезан, чтобы заполнить низину на востоке страны и создать там район Маруноути, где должен был располагаться купеческий и финансовый центр империи. Торговцы и ремесленники толпами устремлялись в Эдо по приглашению Иэясу. Кордон фортов располагался по периметру Кванто.