– Но там, куда ты отправляешься, документы не понадобятся, – продолжал Макаренко. – Поэтому, если ты сочтешь нужным, можешь взять свой меч с собой.

Майор протянул его хозяину вместе с тканью, не касаясь пальцами даже кожаного чехла, не говоря уж о сокрытых под ним ножнах и рукояти.

Виктор мысленно усмехнулся.

Ох, вряд ли спецы из этой группы «К» столько месяцев не притрагивались к мечу. Но, по крайней мере, сейчас майор полностью соблюдал древний ритуал, стараясь ни малейшим движением не оскорбить ни меч, ни его хозяина. Что ж, и на том спасибо.

Не говоря ни слова, Виктор принял свое оружие, извлек его из чехла, на короткое мгновение приложил ножны ко лбу в ритуальном жесте, после чего отработанным движением распутал сагэо и привязал меч за спину.

– Как я понимаю, там, куда я сейчас отправляюсь, со связью будет плоховато? – на всякий случай поинтересовался он.

Майор покачал головой.

– Полагаю, что все связные уничтожены эсэсовцами. Но на всякий случай запомни один номер.

Макаренко назвал комбинацию цифр. Виктор повторил.

– Хорошая память, – отметил Макаренко.

– Начинайте, – сказал Виктор.

Он видел, как нити намерений сплетаются в шар светлой энергии, расположенный в центре ворот. И как к этому шару тянутся темные тени, выползающие из стен, которые вдруг потеряли кирпичную твердость и стали зыбкими, словно густой кисель.

Тени тянулись не только к шару. Одна из них приблизилась к коленопреклоненному лейтенанту, замерла, словно в задумчивости, – и вдруг стремительно окутала его, словно накрыла одеялом цвета ночи. Фигура человека все еще угадывалась под этим одеялом, когда нить его намерения изменила цвет.

Теперь она напоминала веревку, скрученную из черных и светлых нитей.

Все большее количество теней заполняло подвал, погребая под собой человеческие фигуры. А шар, пульсирующий в воротах, менял цвет.

Светлое подменялось темным. Черное пятно появилось сбоку и медленно стало заполнять собой пульсирующее пространство…

Оно достигло середины – и по центру шара пролегла извилистая граница, грозящая вот-вот прорваться в ту или иную сторону.

«Так вот откуда взялся символ инь-ян… – пронеслось в голове Виктора, – противоборства и союза двух начал».

Виктор понял, что не стоит дожидаться, пока светлое победит темное. Или наоборот. Пора было действовать.

– Удачи, майор, – сказал он. – Береги душу.

И шагнул в ворота.

Сначала ему показалось, что ничего не произошло. Ослепляющая вспышка – и он шагнул из темноты… в темноту.

Виктор обернулся. Сзади маячили такие же ворота-тории.

И какие-то тени шевелились вокруг.

Первой мыслью было: «Не получилось!»

Но потом, когда глаза слегка попривыкли к темноте, щедро разбавленной лунным светом, он разобрал, что стоит не в подвале, а в саду среди разросшихся метелок мисканта.

Неподалеку маячили словно вырастающие из земли необработанные гранитные глыбы, рядом с которыми петлял искусственный сухой ручей из гальки, полузасыпанный опавшими кленовыми листьями.

«Неухоженный сухой ручей в японском саду? Такое возможно лишь в том случае, если хозяин умер или серьезно болен. Или…»

Его рука сама метнулась к рукояти меча.

– Я бы не стал этого делать, – раздался совсем рядом насмешливый голос, говоривший на немецком.

Виктор даже не удивился тому, что понял произнесенное, – недаром же отец сихана был награжден Железным крестом. Вряд ли он сумел бы несколько лет тренировать фашистских диверсантов, не зная их родного языка.

Из-за ближайшей глыбы гранита вышел высокий офицер в форме с пистолетом в руке.

Такую форму и оружие Виктор видел лишь в старых фильмах о Великой Отечественной войне. Возможно, это и задержало его на мгновение – порой трудно поверить в очевидное. Особенно если ты ожидаешь чего-то подобного, при этом внутренне не допуская даже возможности его существования, – и вдруг оно ни с того ни с сего сваливается тебе как снег на голову.

Мгновение было упущено.

Из-за камней выходили люди в касках, с автоматами в руках. На груди у них, подвешенные на цепях, висели металлические горжеты с фосфоресцирующей в темноте надписью на немецком «Фельджандармерия». Над надписью той же краской был выведен раскинувший крылья орел, держащий в когтях круг со свастикой внутри.

– Военная полиция СС, – сказал офицер с погонами унтерштурмфюрера, поигрывая пистолетом. – Вам придется пройти с нами. Сдайте оружие.

На нем не было каски. Вместо нее на голове офицера была надета фуражка с черепом и скрещенными костями. А еще в размытой утренним светом темноте Виктор рассмотрел знак, которым много десятилетий назад в Третьем Рейхе награждали карателей, отличившихся в борьбе с партизанами, – меч, воткнутый в клубок живых змей.

Дула нескольких автоматов красноречиво смотрели в живот Виктора. Автоматы были те самые Мр-40, которые в старых советских фильмах почему-то называли «Шмайссерами». В принципе, так себе машинка по современным меркам, вообще в основном предназначенная для стрельбы с бедра. О точности стрельбы на дальние расстояния говорить не приходится, но с расстояния в десять метров от цели особая точность и не требуется. Превратят в решето за милую душу, будь ты хоть суперниндзя, хоть Бэтмен во плоти.

Однако имелось одно обстоятельство. После перехода силы у Виктора осталось кот наплакал – ненасытный энергетический инь-ян выпил все, что оставалось. Но для того, чтобы почувствовать разницу между офицером и его жандармами, особых способностей не требовалось.

Намерение, исходящее от офицера, было очевидным.

Но странным.

Его нити тянулись лишь к подчиненным, минуя самого Виктора. Иначе говоря, несмотря на браваду, стрелять унтерштурмфюрер не собирался. А собирался он всего-навсего отдать команду, лишь только Виктор пошевелится.

У подчиненных же намерения не было вообще.

И этого не могло быть.

Потому что живой человек всегда чего-то да хочет.

Сейчас, например, жандармам полагалось тянуть к Виктору толстые светящиеся энергетические жгуты, совмещая их с мушками своих Мр-40.

Но ничего подобного не наблюдалось. Как у тех обитателей «пресс-хаты», которых Виктор в свое время превратил в растения, полностью лишив их намерения.

«Людям в состоянии кататонического ступора не дают в руки оружия. Даже если это оружие предмет антиквариата, – мелькнула мысль. И сразу за ней другая: – Чтобы уничтожить разбойников, надо прежде схватить главаря. Чтобы развязать твердый узел, отдели сначала главаря, а потом все само распустится»[21].

Эту мысль он уже додумывал в действии. Расслабленное тело едва заметно дернулось, метнув левую руку в горло офицера секретным ударом «сань цзе гунь[22], летящий навстречу ветру». Суставы расслабленной руки выскочили из суставных сумок, удлинив ее на несколько сантиметров, необходимых для того, чтобы кончики сложенных вместе пальцев воткнулись в межключичную впадину.

Удар был несильным – как-никак, Виктор стоял в двух шагах от унтерштурмфюрера, – но вполне достаточным, чтобы тот поперхнулся готовой сорваться с губ командой. Дальнейшее не представляло труда.

Используя инерцию удара, Виктор тенью скользнул вперед, готовясь вторым ударом довершить начатое…

Но тут сверху в него ударила молния.

И этого тоже не могло быть.

Потому что бесшумных прямоугольных черных облаков не существует в природе.

Уже корчась на земле, Виктор увидел, как прямоугольник цвета окружающей ночи проплыл над его головой. И как шевельнулся короткий ствол под его днищем, словно раздумывая – не добавить ли?

Добавлять не пришлось.

Перестав хватать ртом воздух, унтерштурмфюрер наконец отдал команду. И жандармы с автоматами тут же ожили.

Один, приблизившись, сноровисто развязывал тлеющее сагэо, другой тянул меч, мешая напарнику и путаясь в одежде, прогоревшей на плече от удара молнии, третий примеривался, как бы половчее садануть Виктору кулаком в грудь – то ли первую помощь собирался оказать, то ли просто душу отвести. Хотя наличие души у этих существ было под большим вопросом.