Владыка сел в седло, когда к нему подбежал запыхавшийся жрец:

— Мой господин! Мой господин!

— Что тебе?

— Прибыли корабли из Ханнура с двумя тысячами чернокожих наемников. Они ждут приказа начать высадку.

— Что ты сказал? — Сенахт не поверил своим ушам. Боги услышали его молитвы!

— Они ждут приказа начать высадку.

— Это очень хорошо. Вот тебе за добрую весть. — Он отцепил золотой браслет, передал его жрецу и тут же повернулся к своему личному гонцу: — Живо скачи на пристань. Передай командирам отряда приказ: высадку отменяю. Пусть плывут на место, где были сцеплены корабли. Ты покажешь. Там причаливают и сразу вступают в бой. Выполняй. И учти, от них зависит, победим мы или проиграем.

Гонец помчался к берегу Таиса, а владыка направился к Халегу, чтобы сообщить ему радостную весть.

*

Вновь прибывшие галеры встали у пристани.

Гонец Сенахта громко осведомился, кто здесь командир. К нему подошел чернокожий воин, лицо которого выражало безграничную печаль:

— Я тысячник Мин.

— Приказ владыка. Высадка отменяется. Приказано грести как можно быстрее до места, которое я укажу. Там высадиться и вступить в битву. Сенахт сказал: если выполнишь приказ, тебя простят за трехдневное опоздание.

— Вот это дело, — улыбнулся Мин. — Прошу на борт.

— Поднять якорь! Весла в воду! Отчаливай! — разнеслись команды по судам.

Дружно ударили весла. Тысячник сразу задал быстрый темп, и галеры понеслись вперед.

Локтей через двести прибрежные заросли поредели, сквозь них стали видны сражавшиеся. Наемники восторженно залопотали.

Вскоре суда причалили к берегу. Первым прямо в воду прыгнул Мин и, отдав команду следовать за ним, побежал вдоль берега на звук битвы.

Легконогие воины в набедренных повязках помчались за ним.

Все их вооружение состояло из обтянутого кожей гиппопотама щита и копья с бронзовым наконечником. Гонец Сенахта, пытавшийся догнать их, сильно отстал.

Впереди все отчетливее становился шум битвы. Его уже не заглушали крики перепуганных птиц.

Внезапно перед гонцом выросла спина замершего наемника, и кхешиец с разбегу налетел на нее. Воин повернулся и, приложив палец к губам, на ломаном кхешийском сказал:

— Тихо. Мбова говорит.

Гонец прислушался, сквозь шум к нему долетел голос Мина, который через мгновение заглушили вопли наемников.

Тезиарий, ощутив, что безмерно устал, вышел из боя. Он снял шлем и присел на труп лошади. Перед глазами мелькали клинки и злобные лица врагов, в ушах стоял звон.

«Старею, — подумал он. — И почему эти чернокожие так громко вопят? Вот ублюдки, дети демонов.»

Это была последняя его мысль. К нему сзади подскочил чернокожий наемник и вонзил в спину копье. Перед смертью Тезиарий успел обернуться и ударить врага. Меч вошел глубоко в живот. Оба умерли одновременно.

Вылазка наемников оказалась полной неожиданностью. Валузийцы, среди которых было много новобранцев, растерялись. Среди них не нашлось командира, способного сплотить воинов и дать отпор. Тезиарий погиб, а Кулл только пришел в себя после удара Халега. Растерянность сменилась паникой, многие побежали. За ними с громкими воплями бросились вновь вступившие в бой чернокожие воины.

Вскоре попали под удар и камелийцы, но они быстро организовали круговую оборону. Однако кхешийские гвардейцы и наемники обошли их и ударили в спину валузийцам.

Тальмеш, видя, что его окружили, а валузийцы бегут, отдал приказ отходить. Но камелийцы не сразу послушались приказа: закаленные бойцы не хотели отступать без боя.

Тальмеш, собрав вокруг себя тысячу воинов, прикрывал бегство валузийцев. К нему присоединялись воины из других отрядов. Он вошел в Туит последним, приведя с собой три тысячи человек.

На левом фланге остался один отряд Затула, который бился со кхешийцами, втрое превосходившими его по численности. К кхешийцам присоединился и Халег. Он не стал преследовать убегавших, оставив это Сенахту. Для него настоящим противником был лишь тот, кто сражается до последнего вздоха.

Вскоре воины Измала полностью окружили та-варонцев.

Воины Затула, сдвинув щиты, продолжили бой.

Халег повернулся к Измалу:

— Ну что, трахнем стариной?

— Давай.

Тулиец шагнул вперед. Его верная секира разбивала щиты, ломала кости, вспарывала плоть. Враги падали один за другим, словно против Халега выходили не воины, а мальчишки, едва вставшие на ноги.

Казалось, ничто и никто не может остановить северянина, пока он лицом к лицу не столкнулся с воином, голова которого была обмотана окровавленной тряпкой. Более искусного фехтовальщика тулийцу давно не приходилось встречать. Схватка затянулась, и неожиданно Халег понял, что, если немедленно не прекратит ее, вряд ли останется в живых.

Он изловчился и прыгнул на противника, навалившись на него всем телом. Оба повалились на землю. Воин вскрикнул от боли и потерял сознание. Халег отбросил с груди таваронца щит и едва не вскрикнул от изумления: такие раны невозможно получить, прикрываясь щитом, а значит, воин несколько раз менял его.

Халег встал и, отсалютовав мужеству врага, снова бросился в гущу боя.

Когда Халег упал, Измал проткнул своего противника и в образовавшуюся брешь ворвался в круг. За ним пробились гвардейцы.

Для таваронцев все было кончено. Лишь несколько сотен из трех тысяч вышли к Туиту. По дороге они присоединились к отряду Тальмеша.

Халег заметил: таваронцы взяли с собой раненого воина.

Сенахт преследовал валузийцев до самого города, но ворваться в него не смог: ему помешали камелийцы.

Когда городские ворота захлопнулись, Сенахт отдал приказ возвращаться в лагерь.

*

Город заполнили усталые воины. Они бездумно слонялись по улицам или сидели, уставившись прямо перед собой. Их лица не выражали ничего, словно боги в один миг лишили все войско рассудка. Пойди сейчас кхешийцы на приступ, Туит пал бы к из ногам.

Кулл метался по дворцу наместника, как загнанный зверь. Как могло такое случиться? Чем он прогневил богов?

Вошел Брул:

— Мой король…

— Что тебе? — грозно нахмурился Кулл.

— Вернулись Кандий, Эрадаи и Энкеши.

— Где эти предатели?

— Ты не прав. Они сделали все для победы. Единственная их ошибка — рано вышли из битвы. Конница наткнулась на кхешийский лагерь. Кандий сказал, что воины взбунтовались и прекратили преследовать противника. Валузийцы кричали, что их обделили в Тшепи и теперь они хотят разграбить лагерь. Их поддержали камелийцы. А потом и зальгарцы.

— Ладно, я понял. Пусть до утра не показываются. Утром решу, что с ними делать. Сколько людей пришло с ними?

— Двадцать тысяч клинков. У нас снова есть конница.

— Что толку? Битва проиграна. Какие потери?

— Мой король…

— Не тяни.

— Огромные. Таваронцы почти полностью уничтожены. Затул тяжело ранен. С ним в Туит пришли не больше трех сотен человек. Келкор едва не погиб. Его валузийцев — четырнадцать тысяч. Тезиарий убит. От его отряда осталось три тысячи воинов. Тальмешу повезло больше. Он и бегство прикрыл, и привел с собой восемь тысяч. Грондар-цев у Манорга — примерно тысяча. Во всей армии около пяти тысяч ранены.

Кулл посчитал и ужаснулся: он потерял половину пехоты.

— Это все?

— Возможно, ночью подойдут еще. Но не больше трехсот — четырехсот человек.

— Да, Брул… Еще такая битва — и мы останемся с тобой одни. Надо уходить из этой страны. Только как? Кхешийцы так просто не отпустят.

— Мой король, не забудь, что они понесли ощутимые потери. Вряд ли они сейчас рвутся в бой.

— Что ты советуешь?

— Предложить им мир.

— Нет. Я один буду драться, раз другие устали. А что? Может, решить дело поединком? Если я выиграю — они дадут нам уйти. С добычей.

— А если… Мне не хочется думать об этом, но… А если ты проиграешь?

— Тогда придется отдать добычу. И мою жизнь тоже. Зови Рамдана.

*

Халег поднялся на рассвете и первым делом направился в обход лагеря.