— Бедная Нина.

Какое-то мгновение я думала, что это будет продолжаться бесконечно. Из меня все вышло, и я обвисла, как старый воздушный шар. Одна рука крепко держала меня, другая убирала волосы назад. Благородно. Устав от причитаний, Бен остолбенело наблюдал, как его мать демонстрировала принятие пищи в обратном порядке.

Кристоф занимался уборкой, вытирая блевотину женщины, которую знал всего лишь один короткий вечер. Он даже нашел дезинфицирующее средство, спрятанное за туалетом. Чтобы не дать Бену разведывать зараженную зону, он соорудил вокруг него что-то наподобие загона из трех деревянных, положенных на бок стульев.

Мне так стыдно, что я готова заплакать.

— Сейчас уже лучше? — спросил Кристоф.

Я потрясла головой и произнесла:

— Неделю назад я собиралась выйти замуж. — Он был все еще рядом со мной в шокирующем сочетании мокрых джинсов и голубого женского свитера. — Но я не вышла замуж. У нас произошла… ссора. В общем-то, из-за ничего, как это в основном и бывает. И я воспользовалась этим, как поводом. Я обманула его. Это было ошибкой, все произошло слишком быстро. Мы познакомились по объявлению, когда вы даете о себе рекламу, потому что не можете… У вас здесь есть что-то подобное? «Одинокие сердца»?

Он нахмурился и покачал головой.

— У нас появился Бен. Тоже слишком рано. Я не была готова. Никто не был готов.

— Если у вас подобные мысли, лучше не жениться.

— Я знаю.

— Но вам плохо оттого, что вы доставили боль…

— Джонатану, — произнесла я. Имя прозвучало как-то искаженно. Я не произносила его вслух с тех пор, как оставила его. Я даже не говорила «папа». Интересно, забыл ли Бен, что он у него есть? Как долго дети могут помнить? Месяц? Или лишь нескольких секунд, как золотая рыбка?

— И вы приехали сюда, потому что…

— Я не люблю его, — ответила я, удивляясь, почему мне не пришло в голову соврать.

Он остался, несмотря на вечер, и бродил по дому, как будто знал все его углы. Я покормила Бена его вечерней бутылочкой, выпила кофе, приготовленный Кристофом. Мое внимание привлекли звуки, доносившиеся из сырого закутка, где стоял котел, словно кто-то двигал что-то тяжелое и металлическое. Послышались скрипучий шум и приглушенный вой, как от резкой боли. Я надеялась, он знал, что делает. Может быть, Кристоф был необычайно способным, но он мог не учесть всей сложности проверки, прежде чем начать возиться с газовым оборудованием.

Однако произошло нечто удивительное. Послышалось какое-то шипение воздуха, прорываемого через трубу, потом слабый выхлоп, как при вспышке пламени. Он появился передо мной и произнес:

— У вас есть горячая вода.

Если бы я не была в два раза старше него и от меня не пахло слегка рвотой, я бы его крепко обняла.

К Рождеству пришли подарки. Бен получил от Джонатана деревянный конструктор с отверстиями разной величины, в которые надо вставлять кубики для развития сноровки рук. От Бет пришла открытка в виде снеговика, сделанного из маленьких клочков белой салфетки, склеенных на картоне, возможно, с помощью Рози, и синие, из кроличьего меха, комнатные туфли. На открытке написано: «Скучаем по тебе. Желаем самого счастливого Рождества. С любовью Бет, Мэтью и Мод». Рози не упоминалась. Может быть, она не занимала такого высокого иерархического положения, чтобы быть упомянутой в рождественской открытке.

Констанс прислала Бену кремового цвета кардиган с грубыми перламутровыми пуговицами. Мне Джонатан ничего не прислал. От моих родителей ни мне, ни Бену тоже ничего не пришло. Я снова упаковала подарки Бена и положила их высоко на книжный шкаф.

Я позвонила родителям и напомнила им о существовании их дочери и внука и похвасталась, как хорошо я управляюсь. В ответ моя мать спросила:

— Как ты находишь дом, он удобный?

«Более или менее, — хотела я сказать, — теперь, когда у меня есть горячая вода. Почему ты меня ни о чем не предупредила? Что заставило тебя прогонять меня в такую даль зимой с ключом, неразборчивой схемой и ребенком?» Но это не ее вина. Никто не заставлял меня делать это.

— Идеальный, — ответила я ей.

— Вот как? Твой отец и я почти не бываем там. Обычно зимой мы туда не ездим: так холодно, правда? И ужасно сыро. Но, учитывая, что ты там, мы подумали, почему бы и не приехать. Так что к Новому году мы будем. Может быть, ты могла бы привести в порядок дом, купить продукты.

— Я все сделаю, — сказала я, проникая симпатией к предложению Сильвы по поводу жаркой гостиничной комнаты без родителей.

От Элайзы тоже пришли подарки: для Бена — мягкий детский пуловер; для меня — ароматерапевтический набор для ванны (как раз вовремя, если учесть наличие горячей воды). Кроме этого был компакт-диск с задушевной музыкой, приобретенный с большой скидкой, — она даже не содрала наклейку с ценой, — который, ввиду того что у меня нет стереофонической установки, я смогу слушать только в машине. Я снова упаковываю подарки, чтобы потом с радостью открыть их в Рождество.

В сумке, которая пришла от Элайзы, лежал конверт, сначала я приняла его за открытку, но там оказалось письмо, написанное очень быстрым небрежным почерком:

«Дорогая, дорогая Нина, все ли у тебя хорошо? Ты все еще живешь в хибаре своих родителей? Мне было трудно поддерживать с тобой контакт. Извини. Все стало так сложно. Звонил Джонатан, хотел знать, слышала ли я что-нибудь относительно твоих планов. Разговор был довольно натянутым. Подумай только, он подозревал, что я что-то утаиваю — вроде того, что я знаю больше, чем говорю. Что я могла ему сказать? Он, должно быть, сошел с ума от беспокойства. Это что, запоздалые послеродовые издержки? Почему ты не вернешься и все не уладишь? Ты могла бы принимать таблетки. Сарита на работе регулярно принимает немного сератонина, и это доставляет одно удовольствие. Она по ночам потеет и у нее немного отсутствующий взгляд, но зато улыбается больше. Нина, должна сказать, я частично несу ответственность за то, что втянула тебя с ребенком в эту кутерьму с фотомодельным бизнесом. Пожалуйста, позвони.

Элайза…

P. S. Чувствую себя плохо, что не смогла тебя поддержать, когда ты была здесь. Была занята делами Дейла. Ну вот, теперь с этим покончено. Он говорит, что хочет кого-то вроде меня — веселую, сексуальную, умную. Но помоложе. Я по собственной глупости связалась с молодым парнем. В моем-то возрасте».

От резкого, раздавшегося на крыше треска черепицы Бен резко поднял ноги и ударил ими по кухонному столу. Он сидел у меня на коленях и поедал утренний завтрак, состоящий из остатков земляничного пирога. Кто-то ходит по моей крыше и ворует свинцовую кровлю.

Я спешно выбежала из дома с Беном на руках. Его щеки раздулись от набитого во рту пирога, и подняла глаза наверх.

— Привет. Я увидел, что вы заняты, и не хотел беспокоить вас. Но, может быть, вам стоит передвинуть вашу машину.

— Что вы там делаете? — крикнула я.

— А вы что думаете? Чиню крышу.

— Ее не надо чинить, — огрызнулась я. Бен уставился наверх, слизывая земляничное месиво со большого пальца своей руки.

— Но она протекает.

— Только когда идет дождь, — парировала я.

Происшествия с крышей оказалось недостаточно, так как спустя несколько часовой ввалился в дом и сбросил грязный оранжевого цвета рюкзак на кухонный стол. В рюкзаке находилась зимняя шерстяная одежда: мой свитер, пахнущий лавандой, три свитера больших размеров и один кардиган, переливающийся серыми оттенками и пахнущий незнакомым мужчиной.

— Что это такое?

— Это для вас. Раз вы собираетесь жить зиму, вам потребуется теплая одежда.

— У меня есть теплая одежда, — раздраженно сказала я. Почему эта семья лезет со своей навязчивой идеей накормить и одеть меня?

— Это джемпер, — объяснил он, как будто я была не в состоянии помнить названия. — Наденьте сегодня что-нибудь потеплее. Я повезу вас кататься на лодке.

Бен вытянулся, держась руками за кухонный буфет. Кристоф взял его руки в свои: Бен неустойчиво стоял. Кристоф начал отступать назад, и Бен последовал за ним, делая первые шаги. Мне казалось, что ребята возраста Кристофа не знают, как вести себя с детьми. Наверняка он потеряет интерес, уронит его.