«А может, Кандидат прячется от меня? Запустил «утку» и сидит теперь в своем логове — в загородном доме, хихикает, парит в сауне телеса».
К сожалению, я не знаю, где его загородный дом. Я не бывала там, хотя Кандидат не раз приглашал.
Остается — домашний телефон. Атаковать неустанно. Если не сам Кандидат, так, может, его царственная мама поднимет трубку; или домработницы... и скажут, как отыскать этого толстяка.
Через каждые полчаса я набираю один и тот же номер. Усмехаюсь сама себе:
— Если б девушки из курилки знали, чей номер я столько времени набираю, они б совершенно уверились, что я Кандидату проходу не даю, и все, что Кандидат им наплел, — правда!
Я вздрагиваю, оглядываюсь.
«Хорошо, что я в приемной одна! А то сама с собой уже разговариваю».
Нет, видно, мне не судьба отплатить нехорошему человеку за его неблаговидный поступок. Придется смириться и оставить все как есть.
Я вздыхаю...
Однако на другой день опять накручиваю диск. Ловлю себя на том, что я очень упрямая девушка. И упрямствую я часа четыре — пока мне не звонит Петер и не сообщает, что все дела улажены и даже куплены билеты, и сегодня мы улетаем. Петер говорит, что сейчас заедет за мной.
Я сажусь и жду Петера. Больше не буду прикасаться к телефону, надоело.
«Петер придет — познакомлю его заодно с Петром Петровичем, — улыбаюсь своим мыслям. — А они, оказывается, тезки! Как я раньше не обратила на это внимание. У них есть еще один грандиозный тезка — Петербург!»
Наконец приходит Петер.
Как и планировала, я знакомлю его с Петром Петровичем. Я прощаюсь со своим добрым мудрым начальником, с коим проработала душа в душу много лет. И хотя я прощаюсь с ним как будто только на месяц, мне кажется почему-то, что — навсегда. Я даже, расчувствовавшись, роняю слезу.
Пока Петер с Петром Петровичем жмут друг другу руки, я подхожу к телефону:
— Извините, еще звонок!..
Набираю заученный наизусть номер, вслушиваюсь в гудки:
«Ну же!.. Давай! Поднимай трубку! Не прячься, будь мужчиной хоть разок в жизни. Я тебе сейчас все равно ничего резкого не скажу. При таких-то свидетелях! Я с тобой, быть может, только попрощаюсь...»
Но гудки монотонно, равнодушно следуют друг за другом.
Я кладу трубку.
И мы с Петером покидаем театр. «Жигуленок» кофейного цвета ждет нас на стоянке.
Петер говорит:
— Я завезу тебя домой. А потом отгоню машину. Мне надо еще попрощаться с друзьями.
— А потом?
— А потом возьмем вещи и на такси — в аэропорт.
— Хорошо, Петер, — киваю я и, когда он трогается, неожиданно для себя говорю: — Знаешь, Петер, я тут должна кое-что одному человеку. Не мог бы ты на минутку заехать...
— Конечно, Люба! Говори, куда.
Я называю адрес, объясняю в общих чертах, как туда ехать, и Петер, круто вывернув руль, разворачивается на площади...
«Разумеется, вероятность того, что я застану Кандидата дома, микроскопически мала. Уж если я два дня не могу его «вызвонить» (интересно, куда он подевал свою маму?)... Но ежели вдруг он откроет мне дверь... ежели его физиономия покажется хоть на секунду... Тогда я... Нет, говорить ему я ничего не буду. Он и так все знает. К тому же слов он не понимает. Я просто ударю его. Один раз. Но — сильно. Как сумею...»
От этих мыслей я начинаю заводиться. Да еще Петер быстро мчит. Меня подзадоривает скорость.
«Ну держись, Кандидат! Я еду!.. Окажись только дома: мне на удовлетворение (нет, лучше — на сатисфакцию!), а себе на беду! Щека твоя будет пылать долго!»
Я смотрю за окно, но города не вижу. Внутренним взором своим я вижу сейчас только Кандидата, который — униженный, побитый, бледный — держится за щеку.
«А если его не будет? Ведь скорее всего — не будет. Что тогда?»
Меня осеняет блестящая мысль, я улыбаюсь:
«Я знаю, что тебе дорого, — дорого так, как мне дорога моя честь. Мы поквитаемся с тобой, Кандидат!»
Теперь я внимательно гляжу в окно. Мелькают дома... магазины, киоски... Наконец вижу то, что мне надо:
— Вот здесь, Петер, останови на минутку!
В магазине товарищества садоводов и огородников я покупаю кривой садовый нож. Очень острый большой нож. Прячу его в сумочку.
Потом мы опять быстро летим по городу.
«Держись, Кандидат! Я еду!.. Подлость должна быть наказана! Иначе на этом свете нельзя!»
...Вот мелькнули величавые купола знаменитого собора. Я объясняю Петеру, как удобнее проехать. Спустя пять минут показывается знакомый дом. Останавливаемся у подъезда.
Я открываю дверцу.
Петер берет меня за локоть, задерживает на секунду:
— Ты надолго?
— Нет!.. — я неуверенно пожимаю плечами. — Нет. Не знаю... Может, всего минуту...
— Я — с тобой?..
Кажется, Петер догадывается, что у меня здесь не простой должок.
Я опять пожимаю плечами, улыбаюсь Петеру.
«Не хотелось бы, чтобы он, иностранный подданный, вместе со мной угодил в милицию. Дело-то я задумала рисковое! Можно сказать — из ряда вон!»
— Пожалуй, не надо, — я целую его в щеку. — Впрочем как хочешь...
И решительно выхожу из машины.
Петер вроде бы идет за мной. И это понятно: он же видит, что я на взводе. Подстраховывает.
Поднимаюсь на второй этаж, с силой давлю на кнопку звонка. Слышу мелодичную трель, раздающуюся с той стороны двери. Трель очень длинная, бесконечная трель. Но я все давлю и не отпускаю. Меня не оставляет ощущение, что за дверью сейчас кто-то есть. Конечно же! Вижу, какая-то тень быстро мелькнула в «глазке». А может, это мое отражение? Нет, я сейчас ни в чем не уверена.
Оглядываюсь. Петер стоит на площадке — лестничным маршем ниже. Удивленно смотрит на меня.
Я улыбаюсь Петеру, поворачиваюсь к двери спиной и ударяю в нее пяткой. Может, так будет слышнее? Но здесь очень крепкая дверь. Даже не дрогнула от этого удара! И обита толсто. Мой отчаянный удар почти не слышен даже с этой стороны, — не говоря уже о той.
Опять вижу — что-то мелькает в «глазке».
«А! Кандидат, ты все-таки дома! Но боишься открыть! Что ж, это очень вписывается в твой образ. Ну хорошо же! Ты сам того хотел, подлец...»
