— На караул! — прокричал лорд Глоб Фалкен, и ты­сячи солдат вскинули винтовки, салютуя Пави­льону Аристархии.

Прекрасные в своих белых киверах и синих, как ноч­ное небо, мундирах, вышитых серебром, Стражи Ванквалийской Республики маршировали строгими рядами по огромной Церемониальной площади, а древние зна­мена их полков развевались на самых высоких шпилях Палатиума. Эти воины составляли самую могуществен­ную армию во всем секторе Сцефан, были главными защитниками системы Обсидиана и гордыми сынами Ванквалиса. Форма их офицеров сияла геральдикой ро­да Фалкен — семьи, из которой они все происходили. И даже корпуса артиллерийских орудий и танков свер­кали латунью и синевой.

— Что-то в этом году они не усердствуют, — произ­нес граф Лакосин Фалкен в парадном мундире, настоль­ко обильно украшенном, что казалось, будто его дород­ное тело закутано в сотни переплетающихся знамен. В каком-то смысле так оно и было, ведь он представлял сразу все полки Стражей.

В этот день солнце пекло беспощадно, раскаляя кам­ни Палатиума. Убранный шелками Павильон Аристархии оставался одним из немногих мест во всем Цере­мониальном квартале, где можно было спастись от зноя. Но несмотря даже на прохладительные напитки, кото­рые без устали разносили сервиторы-пажи, граф Лакосин продолжал обливаться потом.

— Глобу надо бы отправить их рыть траншеи да уби­рать навоз за лошадьми, — заявила леди Акания ФалкенКаал, с безучастным видом стоявшая возле графа. Она была одета куда более свободно, нежели большинство присутствующих. Кавалерийская форма, обтягивающая атлетическую фигуру, да повязка на глазу — оставшееся с юных лет напоминание о несчастном случае на охоте.— Никакого уважения.

Лорд Совелин Фалкен, исходящий потом под киве­ром и тяжелым малиновым мундиром ванквалийской артиллерии, окинул взглядом море марширующих лю­дей и леса вскинутых винтовок. Лично он все равно пребывал в полном восхищении, наблюдая за этим чу­десным и величественным зрелищем, напоминающем о процветании и традициях Ванквалиса. Вдалеке, поза­ди джунглей, окружавших Палатиум и покрывавших весь континент Неверморн, виднелись высокие башни городов-ульев, где среди чадящих заводов жили и уми­рали миллиарды людей. Если бы не правление семьи Фалкен и не традиции, к каковым относился и парад Стражей, весь Ванквалис стал бы таким. Неверморн же оставался континентом нетронутой природной красо­ты, настоящим чудом. Конечно, многие называли этот регион отсталым и провинциальным, но сердце лорда Совелина все равно преисполнялось гордости.

— Глоб уделяет основное внимание их боеготовно­сти, — заметил Совелин. — Не вижу в этом ничего пло­хого.

Леди Акания вздернула бровь:

— Боеготовность? Эта армия существует не для войн, Совелин! Они нужны только для того, чтобы скот, населяющий города, не забывал, кто здесь главный. Без этого мужичье могло бы сообразить, что их куда боль­ше, чем нас. Фалкены правят, потрясая воображение, но не бряцая оружием! Конечно, во всем остальном Империуме считается нормальным расстреливать мятежни­ков на улицах, но мы предпочитаем иной подход. И раз­ве ты не согласишься, что так гораздо лучше?

— Несомненно, леди Акания, — ответил Совелин.

Собеседница приходилась ему тетей, и, хотя разни­ца в возрасте была не столь уж велика, лорд признавал за Аканией право старшинства. Практически все члены семьи стояли выше Совелина по иерархической лест­нице, и быть может, именно поэтому на него и повеси­ли ответственность за артиллерию.

— Война! — насмешливо фыркнул лорд Лакосин. — Да за что здесь воевать-то?

Раздалась ружейная канонада, прокатившаяся вол­ной над рядами марширующих солдат, — десятки тысяч винтовок выстрелили разом, отдавая дань уважения сы­новьям и дочерям рода Фалкен. С идеальной слажен­ностью грянули полковые оркестры, заиграв древние военные и государственные гимны, в чей ритм вплетал­ся грохот выверенных залпов. Их эхо заметалось среди белокаменных стен Палатиума, полковых знамен, золо­тых орлов, украшающих башни храма Императора Вла­ствующего, и в гуще джунглей, обступивших городские стены.

— Никакого уважения, — сплюнула леди Акания, развернулась и решительным шагом направилась к вы­ходу, отмахнувшись от одного из подчиненных, пытав­шегося привлечь ее внимание. В руках мужчина дер­жал переносной вокс-передатчик.

— Не сейчас, — сказал лорд Глоб. — Не время.

— Господин, — произнес офицер, — вызов поступил от адмирала Флота Талака.

— Талак, похоже, понятия не имеет, чем мы здесь заняты! — прорычал лорд Глоб. — Мужичье. Может и подождать.

Взмахом руки Совелин подозвал офицера к себе. Тот вспотел, причиной чему явно была не только жара. Одет посланник был в форму механизированной кава­лерии.

— Тревожный канал, господин, — сказал он.

— Дай сюда, — произнес Совелин. Взяв переговор­ное устройство и приложив его к уху, лорд поморщил­ся от пронзительного скрежета помех.

— …во имя Трона! — кричал голос, почти неразличи­мый на фоне завываний статики. — «Звездный бродяга» подбит! Они уничтожили доки! Нас убивают! Они уби­вают нас!

— Убивают нас, слышите?

Адмирал Талак не смог удержать равновесия и упал, когда «Санктис Хиросиан» очередной раз тряхнуло так, словно они оказались в бушующем море среди гигант­ских волн, бьющих в его борта. Талак сильно ударился головой о палубу, и трубка вокса, вылетев из его рук, откатилась в сторону.

Неожиданно на него потекла горячая кровь. Он за­кашлялся, прикрывая лицо и пытаясь вытереть глаза рукавом черной флотской шинели. Вокруг стоял оду­ряющий шум — скрежет, человеческие крики… которые неожиданно обрывались, когда раздавался лязг стали о сталь.

Талак перекатился на живот и поднялся на колени. Кровь принадлежала унтер-офицеру Ван Штелем, ко­торой в грудную клетку вонзился огромный кусок металла. Ее вспоротое тело содрогалось в предсмертных конвульсиях, нижняя губа была прокушена.

Адмирал не сразу смог вспомнить, где находится. Это помещение с темной деревянной обивкой и укра­шениями в виде серебряных херувимов служило залом картографии, где штурманы трудились за огромными картами, разложенными на столах или же свисающими с потолка возле светильников. Теперь половина зала была утрачена, длинные зубья разорванного металла торчали вокруг бреши, открывающейся в железные по­троха корабля. Замерцало освещение, и модель плане­тарных систем, сорвавшись с креплений, обрушилась вниз. Огромные металлические шары падали прямо на головы разбегающимся членам экипажа. Серебряные дуги орбит рассекали офицеров пополам. Серая жид­кость пролилась из разорванной трубы, нагнетающей топливо, воспламенилась, и вскоре языки огня запля­сали среди искореженного металла, пожирая раненых, пытающихся отползти подальше от места взрыва.

Талак сплюнул кровь Ван Штелем и бросился бе­жать, спотыкаясь всякий раз, как палуба накренялась. Казалось, будто некая огромная рука схватила «Сан­ктис Хиросиан» и теперь уничтожала его, то сдавливая, то отрывая куски.

Адмирал побежал к коммуникационной рубке, выда­вавшейся из зала картографии. Мимо прокатилась мо­дель планеты, окруженной кольцами спутников, — их тонкие серебристые орбиты резали пол, словно ножи, и рассекли на части старшего штурмана Роркрена. Повсюду разлетались догорающие обрывки навигацион­ных карт. Корабль вновь угрожающе накренился, и гро­мада искореженного металла сорвалась с места, разма­зывая по стене вопящих, пытающихся убежать людей.

— Адмирал! — закричал кто-то из коммуникацион­ной рубки.

Подняв взгляд, Талак увидел протянутую ему руку. Рубка представляла собой сферу, чьи стены были уве­шаны дисплеями. Располагавшиеся здесь офицеры ле­жали в гравикушетках, а их лица были закрыты тяже­лыми модулями управления, при помощи которых свя­зисты общались с другими кораблями военного флота Сцефана. Несколько экранов были разбиты и казались ослепшими глазами, другие же продолжали показывать изображения кораблей, находящихся возле орбиталь­ной станции «Олланий XIV».