На столе стояла бутылка шампанского и фруктовая вода для папы с Машенькой (дочь Гурченко от первого брака. – Ф. Р.). В той статье все, что касалось меня, было жирно подчеркнуто красным карандашом, а на полях стояло несколько крючкообразных старомодных папиных автографов. Аж сердце щемит, когда гляжу на этот старый, драгоценный пожелтевший номер. Папа читал статью уже в десятый раз. Теперь читал ее вслух.
– Так, слушайте, уся моя семья, про дочурку з усем сердцем. «Только эпизод». – Ето название. – «Что запоминается в этом фильме? По-моему, несколько эпизодов. И прежде всего отличная эпизодическая роль Людмилы Гурченко». – Ето, дочурка, означаить, што золото и в… блистить. Тут я з им целиком согласный, а куда против правды денисся? Читаю дальший: – «Велика ли роль, если отпущено актрисе всего два эпизода? Актриса сумела много рассказать о «такой войне» за эти несколько минут на экране. В двух сценах она сумела развернуть целый характер – от низшей границы отчаяния до взлета благородства и решимости. Такая актерская щедрость и убедительность о многом говорят. Во всяком случае, с обидной повторяемостью «голубой певицы» для Людмилы Гурченко, я уверен, покончено». – Хочу от чистага сердца выпить за писателя, товарища Вадима Соколова, якой про мою дочурку написал правду и у самое яблочко. Спасибо тебе, дорогой товарищ, жизнь тебя за ето отблагодарить, ето як закон. Ну, за честь, за дружбу!..»
Не стояла на месте и личная жизнь героини нашего рассказа. В 1972 году, во время работы над фильмом «Летние сны», у нее случился роман с партнером по съемкам, игравшим роль ее киношного мужа – Анатолием Веденкиным. Но их отношения завершились, едва начавшись. И вот уже в 1973 году возле Гурченко появился еще один мужчина, причем еще моложе, чем Веденкин. Речь идет о музыканте Константине Купервейсе, которому суждено будет стать четвертым официальным мужем Людмилы Гурченко. В жизни нашей героини это был противоречивый год. Именно тогда она снялась сразу в трех фильмах, причем две роли были главные (одна из них заставит заговорить о ней весь киношный мир), нашла себе очередного мужа, но потеряла другого любимого человека – своего отца.
Начнем с фильмов. Весной 1973 года Гурченко была утверждена в картины «Открытая книга» В. Фетина (роль Глафиры Сергеевны Рыбаковой) и «Старые стены» В. Трегубовича (роль директора ткацкой фабрики Анны Георгиевны Смирновой). Прогремит на всю страну последняя роль.
Съемки фильмов были в самом разгаре, когда из жизни ушел отец Гурченко Марк Гаврилович. Это случилось в воскресенье, 17 июня 1973 года. Причем ничто в тот день не предвещало трагедии. Накануне ночью актриса находилась в подмосковном Ногинске, где во Дворце культуры снимался один из эпизодов «Старых стен», причем весьма радостный – свадьба. Работу закончили в четыре утра, после чего Гурченко на машине поехала в Москву. Дома она соснула пару-тройку часов, а в девять утра за ней уже приехала другая машина – с «Мосфильма», на которой актриса отправилась на съемочную площадку фильма «Дети Ванюшина». В пять вечера на такси Гурченко вновь мчится в Ногинск, где снимается уже другой эпизод: в нем директор Анна Георгиевна Смирнова, которую она играет, приходит к работницам в старые казармы-общежитие. В нем снимались сами работницы фабрики и только две актрисы.
Съемка закончилась около семи. В начале девятого Гурченко приехала домой, но только прилегла, как зазвонил телефон. Звонил ее отец (они с матерью жили в небольшой московской комнате, которую недавно обменяли на харьковскую квартиру). Он сказал, что очень соскучился по ней (они не виделись пять дней), что сегодня утром у него здорово прихватило сердце и он даже подумал – конец. Но потом принял лекарство, боль отступила, и они с женой даже сходили на выборы (в тот день проходили выборы в местные Советы). Сказав это, отец внезапно стал просить дочь поговорить… с карликовым пинчером Эдиком. Была в их семье такая игра: слыша в трубке голос родного человека, пес отвечал песенными руладами, чем сильно потешал старика. Но на этот раз Гурченко было не до игр с собакой. Она так и сказала отцу:
– Папочка, милый, не могу. Я еле живая. Я же ночь работала, спала три часа, сейчас ничего не соображаю. За день сжевала три пирожка – поесть некогда, а ты со своим Эдиком. Ну нельзя же так, пап, зачем тебе людей собирать, скажут, что мы ненормальные какие-то…
Отец в ответ стал извиняться, видимо, поняв, что позвонил не вовремя. Это было в начале девятого, а в десять вечера Гурченко уже стояла в маленькой комнате родителей. Далее послушаем рассказ самой актрисы:
«На тахте лежал мой папа и чему-то счастливо улыбался. На груди у него стоял ощетинившийся, ощеренный Эдик и никого не подпускал к папе и близко. Так мы и стояли: мама, я и Эдик. А папа лежал и улыбался. Умер наш папа. А подойти к нему мы не можем. Эдик был такой воин, такой защитник, такой друг. В людях, которые не чтут собак, есть незнание ощущения, что тебя не предадут никогда. Эдик чувствовал, что случилось непоправимое. Когда же мама исхитрилась и кое-как ухватила его, Эдик вдруг на наших глазах обмяк, сник, стал тяжелым-тяжелым и покорно лег на свое место, глядя на нас пустыми, равнодушными глазами. Да и вообще, он больше никого не любил. Исполнял свои сторожевые обязанности исправно, иногда «говорил по телефону», но недолго и безо всякого удовольствия. Зарабатывал себе на жизнь, и все. А потом и он ушел вслед за своим любимым хозяином…»
А теперь самое время рассказать о новом избраннике Гурченко – музыканте Константине Купервейсе. Как пишет сама актриса: «Этот молодой человек – музыкант. Я его не замечала, хотя в концертах он играл в оркестре, на сцене, рядом со мной. Но тогда, в те дни, ничего не видела. Я неслась. У меня умер папа, кончилась прошлая жизнь. И уже не для кого было расшибаться в лепешку и лезть из кожи вон.
Для человека, а для женщины особенно, пусть она и актриса, безусловно, главное в жизни – найти свою половину. У одних эта половина появляется в юности, у других – в зрелости. Счастье? Да, если ты искренен, расслаблен, понимаешь, что «половина» примет тебя и поймет в любом «неконцертном» и непраздничном состоянии. С того времени, как не стало папы, потребность в такой понимающей и преданной «половине» возросла до невероятных размеров. И я абсолютно верю, что этого скромного и доброго человека – моего мужа – послал папа. Ведь папа знал, что для меня главное – верность. Случайно мы очутились за одним многолюдным столом, но ровно через «пять минут» я подумала: неужели – тот самый? Если он исчезнет из моей жизни… А это главное, чтобы человек постоянно был рядом…»
А теперь послушаем рассказ самого Константина Купервейса: «Однажды в нашей программе принимала участие Люся. Я дал ей послушать пленку с рок-оперой «Иисус Христос – суперзвезда». Она ее с удовольствием прослушала, а потом вдруг ни с того ни с сего спросила, что я делаю вечером. Пригласила в пресс-бар Московского кинофестиваля (он проходил в июле 73-го. – Ф. Р.). Я занервничал, потому что идти с такой звездой было страшно и странно. Потом она пришла ко мне на день рождения. Потом была еще встреча, и в итоге мы остались вместе. Разница в возрасте у нас – тринадцать лет (столько же тогда было ее дочери Маше). Я приходил за Машей в школу и надувал щеки, чтоб казаться старше. Маша называла меня папой…»
Молодые поселились в квартире невесты, и Константин взвалил на свои плечи не только обязанности супруга: он стал аккомпаниатором, секретарем, финансовым директором, продюсером жены и еще черт знает кем. Коллеги отныне стали называть его не иначе как «мужем Гурченко», но он не обижался – знал, на ком женится и что за этим последует.
После успеха фильма «Старые стены» (а он стал настоящим открытием проката 1974 года, явившись тем редким фильмом на производственную тему, который сумел стать настоящим произведением искусства) о Людмиле Гурченко заговорили как о великолепной актрисе, которой подвластны любые роли: от комедийных до драматических. Статьи о ней в центральной и региональной прессе буквально заполонили страницы газет и журналов, после чего ее актерский статус взлетел на недосягаемую высоту. И начались годы нового, еще большего триумфа Людмилы Гурченко. Многие тогда отмечали, что в зрелые годы она стала даже более интересной, чем в молодые годы. Вроде того, что старое вино с годами становится только лучше. По словам самой актрисы:
