Это был год моего рождения. Очевидно, десяти- или одиннадцатилетнего Родрика наказали за какую-то детскую проделку. Где он отыскал алмаз? — удивилась я. Осмотрев тесное помещение, я увидела огромные коробки со старой одеждой. Возможно, он случайно отыскал забытый бриллиант и воспользовался им, чтобы скоротать долгие часы заточения.

Было грустно знать, что он мертв. Я провела пальцем по надписи, и внезапно Родрик стал для меня таким реальным, что я бы не удивилась, если бы, повернувшись, увидела его стоящим у двери.

Но когда я повернулась, там никого не было.

Я взяла себя в руки и спустилась по лестнице на этаж, где находились наши с Акселем комнаты. Я остановилась на лестничной площадке; мне не хотелось спускаться на первый этаж, где я могла встретить Элис или Эстер; наконец я пошла по коридору и стала заглядывать в пустые комнаты. Я собралась зайти в одну из комнат, но услышала голоса и торопливо миновала ее. Мне показалось, что один из голосов принадлежал Мэри. Возможно, она делала уроки со своей гувернанткой.

Наверно, если бы я стала гувернанткой, моя жизнь была бы более приятной. Мне бы не пришлось знакомиться с новыми родственниками, управлять большим домом, бояться мужа. Гувернантка всегда может подыскать себе новое место. Жена не имеет возможности покинуть супруга и дом.

В конце коридора я оглянулась. Мне показалось, что я попала в ловушку; страх горячими волнами прокатился по моему телу. Я проведу в Хэролдсдайке всю жизнь, меня ждут десятилетия пустоты. Мне исполнилось только семнадцать. Я была слишком молода, чтобы навсегда остаться в старом доме с чужими людьми, которые могут одобрять или осуждать мое поведение, чтобы жить с человеком, которого не понимала и определенно не любила.

Я говорила себе, что не боюсь его. Что просто испытываю смущение в присутствии Акселя.

Я была слишком напугана, чтобы признаться себе в моем страхе и посмотреть ему в лицо.

Желая освободиться от моих мыслей, я протянула руку, открыла ближайшую дверь и шагнула в комнату.

В углу стояла кровать с пологом на четырех столбиках, у окна я увидела огромный резной дубовый стол. Комната казалась свободной. Я села на стул у окна, опустила локти на стол и принялась разглядывать болота.

Когда Алекзендер вернется из Хэрроу, я почувствую себя лучше. Может быть, мы съездим на несколько дней в Лондон. Если Аксель разрешит. Если мне удастся избежать беременности.

Мысль о беременности пугала меня. Я чувствовала, что не готова к новым испытаниям и не желала рожать Акселю детей.

Мне хотелось поделиться с кем-то моими страхами, но довериться было некому. Даже священник из Хэролдсфорда ужаснулся бы моей боязни забеременеть; я уже слышала его изумленный голос: «Но дети — главный смысл брака...»

Несомненно, есть способы, позволяющие избежать беременности, подумала я. В противном случае у моей матери кроме меня и Алекзендера были бы и другие дети.

Возможно, доктор... Я засмеялась над своей глупостью. Представила, что сказал бы семейный доктор, если бы я спросила его, как избежать рождения наследника Хэролдсдайка. Он тотчас отправился бы к Акселю.

Я осознала свой страх, мурашки побежали по затылку, ладони увлажнились. Глупо сердиться на себя. Я не боялась Акселя, пока... Пока Нед не назвал его убийцей. Пока не поняла, что у Акселя были средства, мотивы, возможности убить Роберта Брэндсона в тот сочельник...

Но отца убил Родрик; человек, явно наслаждавшийся жизнью, оборвал чужую жизнь в приступе ярости...

— Я не верю в это, — произнесла я вслух перед молчаливыми стенами Хэролдсдайка. — Не верю, что Родрик убил своего отца. Не верю.

Мое сердце билось очень часто. Я сидела неподвижно перед большим столом, видя за окном не болота, но пучину, раскрывавшуюся передо мной, землю, уходившую из-под моих ног. Страх парализовал меня. Внезапно звуки шагов, донесшиеся из коридора, прервали тишину. Дверь открылась, кто-то вошел в комнату.

Я обернулась так стремительно, словно сам дьявол явился за мной, но это была подопечная Роберта Брэндсона, Мэри Мур.

Розовое муслиновое платье не льстило ее далекой от совершенства фигуре. Завивка плохо держалась на ее жидких прямых волосах. Неужели она сказала правду насчет неофициальной помолвки с Родриком? — подумала я.

— О! — воскликнула девушка от неожиданности и растерянно уставилась на меня. — Что ты здесь делаешь?

Она произнесла это так, словно я вторглась на чужую территорию.

— А ты что здесь делаешь? — Я дала ей легкий отпор. — Это ведь не твоя комната, верно?

После паузы Мэри сказала:

— Это была комната Родрика. Я прихожу сюда иногда.

Я обвела взглядом кровать с пологом, безмолвные стены, полку с книгами. Я встала, почувствовав себя неуютно на стуле, которым пользовался Родрик.

— Я не знала, что нахожусь в комнате Родрика.

Мэри тоже, очевидно, смутилась, испытала неловкость. Она зашла в комнату, чтобы посидеть здесь, вспомнить Родрика, и столкнулась с чужим человеком, вторгшимся на дорогую ей территорию. Мне стало жаль девочку.

— Я должна идти, — внезапно произнесла я. — Я осматривала дом. Не знаю, почему задержалась здесь.

Она сделала шаг, пропуская меня. Ее глаза смотрели куда-то в сторону, щеки пылали. Я почему-то остановилась, взявшись за ручку двери.

— Могу я спросить тебя о чем-то личном? — услышала я свой голос.

Она удивленно подняла голову.

— О чем?

— Ты любила Родрика. Ты действительно веришь, что он убил своего отца?

Ее глаза округлились. Моя прямота потрясла девочку, она потеряла дар речи.

— Ответь мне, я хочу знать это. То, что я слышала о Родрике, не позволяет мне думать, что он был способен на хладнокровное убийство. Ты считаешь, что он убил твоего опекуна?

Она закусила бескровную губу; глаза Мэри оставались круглыми, испуганными.

— Нет, — прошептала она. — Я никогда в это не верила. Никогда.

Она была увлечена им, сказала себе я. Он был ее кумиром. Я ждала подобного ответа.

— Тогда кто убил твоего опекуна? — спросила я.

Она посмотрела на меня так, словно я была страшным чудовищем.

— Я не смею сказать.

— Мэри, скажи мне!

Она затрясла головой.

— Я никому не скажу, даю тебе слово.

— Нет, — промолвила Мэри, — я не могу тебе сказать. У меня нет доказательств, нет твердой уверенности. Я знаю только одно — Родрик его не убивал. Я никогда не верила в то, что он — убийца.

— У тебя есть доказательства невиновности Родрика?

Она покачала головой.

— Ну, тогда, — раздраженно произнесла я и тут же взяла себя в руки. Отвернулась от Мэри. Она ничего не знает и бесполезна для меня. — Я должна идти. Извини меня.

Я приоткрыла дверь.

— Мы с Элис находились в салоне, — внезапно произнесла она; ее губы дрожали. — Родрик и мой крестный отец ругались так громко, что Элис предложила подняться наверх.

— Да, она сказала мне это.

Я открыла дверь шире.

— Но она слушала с большим интересом, — голос Мэри заставил меня остановиться и посмотреть на нее. — Пока не прозвучало имя Вира. Тогда она предложила уйти.

— Что мистер Брэндсон говорил о Вире?

— Думаю, он сравнил Вира и Родрика. Вир женился на девушке низшего сословия, сказал мистер Брэндсон, и многим разочаровывал его, однако не был постоянным источником хлопот и позора. Элис встала, услышав фразу об их браке, — она рассердилась. Она не демонстрировала свою злость, но я почувствовала ее состояние. Она побледнела, ее глаза сверкали.

— И что Родрик ответил своему отцу?

— Я не расслышала. Элис сказала, что нам следует уйти. Затем крестный отец закричал: «Я не потерплю этого! Я лишу наследства любого из моих сыновей, сотрудничающего с этим французом Деланси! Мы находимся в состоянии войны с Францией! Это измена, я сдам предателя властям Рая, даже если им окажется мой сын!

— Ты услышала что-нибудь еще?

— Только обрывки разговора. Элис буквально тащила меня из комнаты. Крестный отец закричал: «Плевать на скандал! Есть вещи, которые нельзя прощать. Одно дело — напяливать на себя из шутовства маску разбойника, и совсем другое — торговать с врагом во время войны! Это предательство!» Родрик сказал: «Папа, пожалуйста, выслушай меня...»