Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Вновь приступим к подробному разбору тезисов Аджи. Первое: в 430 году Константинопольский патриарх (а не просто епископ) Несторий (а не Нестор) предложил более не называть Деву Марию Богородицей, так как она родила не Бога, а человека, с которым только затем соединилось Слово Божие. С этого и началась история несторианства. И ни в коей мере не сомневался Несторий, а также его последователи в основополагающем догмате христианства – в догмате о Святой Троице.

Стал бы кто-нибудь слушать патриарха, не признающего Символ веры? (Тем же, кто хочет подробней ознакомиться с реальными взглядами несториан, вполне верующих в Троицу, я порекомендую обстоятельные исследования А. Лопухина и епископа Софонии (Лопухин А. Несториане или сирохалдейцы. СПб., 1898; Софония, епископ. Современный быт и литургия христиан инославных – иаковитов и несториан. СПб., 1876. Можно почитать и самого Нестория, его «Книгу Гераклида», сохранившуюся в сирийском списке.)

Второе: никакого спора о главенстве между Египтом и Византией в V веке не шло и идти не могло, так как в те времена эти две страны составляли одно государство – все египетские земли входили в Византийскую империю. Аджи, как обычно и без всякого основания, отождествляет политику и богословие, пытаясь представить борьбу между александрийской и антиохийской теологическими школами в качестве борьбы за власть.

Более того, споры, о которых пишет Мурад Эскендерович, происходили не по вопросу о Троице, а по вопросу о смысле Богочеловечества Иисуса Христа. И православным во время этих споров противостояли не несториане, а монофизиты, доказывавшие, что человеческая природа Христа была полностью поглощена Божественной («моно физис» – «одна природа», «одна сущность»). Возглавляли же монофизитское движение константинопольский архимандрит Евтихий и александрийский патриарх Диоскор. Как видим, они были представителями двух разных кафедр. Где же тут борьба за власть между Египтом и Византией?

Чтобы оградить православных и от несторианской, и от монофизитской ереси и был принят уже упоминавшийся Халкидонский орос, в котором четко говорилось, что все христиане почитают Иисуса Христа, «рожденного прежде веков от Отца по Божеству, а в последние дни и нас ради и нашего ради спасения, от Девы Марии Богородицы по человечеству; Одного и того же Христа, Сына, Господа, Единородного, в двух природах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого, так что соединением нисколько не нарушается различие природ, но сохраняется особенность каждой и они соединяются в одно Лицо и одну Ипостась».

Мураду Эскендеровичу везде мерещится антитюркский заговор, и в определении Халкидонского Собора 451 года ему видится «троянский конь». Никаких доказательств существования у тюрок понятия Троицы Аджи не приводит. Самое смешное в данной ситуации – это то, что христианам в V веке вообще незачем было «обращать взоры» к несуществующей тюркской «Троице». Потому что (повторюсь еще раз) все триадологические споры отгремели еще в IV веке н. э.

Но Аджи нужен враг! Иначе кто бы обобрал тюрок до такой степени, что от развитой теологии и сложных философских категорий не осталось и следа? И он продолжает свой увлекательный бред:

«В IV веке Европа обратилась к Богу Небесному – Тенгри-хану. Европейцы отвергли все другие религии – и новые, и старые, потому что им стало ясно, что кипчаки побеждали не оружием, не неведомой тактикой боя – все это проходящее. Главная сила тюрков таилась в их духе! Они побеждали силой Бога Небесного.

Украсть чужого Бога, вот что вознамерился византийский император, мечтавший о всемирном господстве. Вот почему он придумал «новое» христианство, в котором присутствовал бы и всесильный Бог, Создатель мира сего. Из-за этого кипели страсти на церковных Соборах, из-за этого произошел раскол в раннехристианских общинах. Все делалось незаметно и постепенно.

Воровство Бога. Оно захватило умы правителей Византии, а потом и Рима» (С. 152).

Итак, Константин Великий задумал украсть «всесильного Бога, Создателя мира сего». Но закономерный вопрос – зачем воровать Создателя у тюрок, если в христианстве эта идея присутствовала изначально? Неужели Мурад Эскендерович не знает, как начинается Библия: «В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт. 1, 1)?…

Ну не знает Мурад Эскендерович ничего о христианстве! Символа веры, например, ни разу не читал, поэтому, наверно, и позволяет себе высказывания типа: «Христиане, не знавшие основ теологии (а может быть, сознательно!), исказили тенгрианскую Троицу. Поначалу они сделали ее «двоицей», приравняв Христа к Богу. Потом появилась их «Троица». А позже ее дополнили четвертым элементом, полностью исключив саму мысль о единобожии… (С. 156). Что за четвертый элемент? Откуда он взялся? Или это в сознании Аджи так «творчески» преобразовались краем уха услышанные сведения о русской «софиологии»? Кто же знает? Кто разберется в глубинных извивах тюркской души? Как всегда, наш автор бросил фразу, ничего не пояснил и, как свойственно вольному кипчаку, помчался дальше.

Постоянная ложь автора утомительна для читателей. И не надо бы Мураду Эскендеровичу врать, ни к чему, а все равно сбивается «тюрковед» на неправду. Например, никто не спорит, что сказание о Гесер-хане – действительно великое фольклорное произведение. Но зачем же при этом писать такое:

«"Гэсэриада" популярна на Востоке, она своими корнями восходит к добуддийским традициям… А в Европе о ней подозрительно не знают. Иначе даже неспециалисты бы поинтересовались, почему деяния Христа будто

списаны с этих древних книг? Порой совпадения почти текстуальные. Гэсэр жил намного раньше Христа, о чем свидетельствует мощный религиозно-мифологический пласт культуры Востока.

Выходит, греки писали «биографию» своего Христа не с чистого листа. Возможно, перед ними лежала «Гэсэриада» или биография Будды, из которых они что-то позаимствовали, а что-то придумали сами» (С. 160).

Что тут возразить? Да только на одном русском языке существует три перевода сказаний о Гесер-хане (Гесериада. М. – Л., 1935; Абай Гэсэр. Улан-Удэ, 1960; Абай Гэсэр-хубун. Улан-Удэ, 1961—1964. Ч. 1-2). И о сходстве с деяниями Христа тоже нехорошо получается. Достаточно вспомнить начало истории Гесера. Он воплощается в царстве Лин «в семье одного из князей безобразным, сопливым ребенком по имени Джору… В детстве мальчик проявляет чудесные способности, уничтожает различных демонов, одерживает победу в конном состязании за обладание красавицей Другмо, троном и сокровищами Лина. Затем он получает с неба чудесного скакуна, обретает свой истинный облик и имя Гесер» (Мифы народов мира. М., 1992. Т. 1. С. 297—298). И что же здесь, интересно, общего с детством приемного сына плотника из Назарета? А где обещанные текстуальные совпадения? Почему вы их не приведете, Мурад Эскендерович? И про биографию Будды Аджи написал разве что в расчете на безграмотного читателя, не видящего, например, разницы между казнью Христа на Голгофе и мирной смертью Будды Гаутамы в Кузинаре, окруженного учениками и в возрасте 80 лет.

На протяжении всей книги не меняется у М. Аджи главный прием – заявить, что нечто является «наследием тюрок» и не привести никаких доказательств, кроме пары истерических воплей. Скажем, вот так: «Но остались следы минувшего! Иконы, иконостасы, храмы с их неповторимой архитектурой, лампады, ладан, парчовые одежды священников, молитвы с земными поклонами – все это атрибуты тенгрианства. Они и ведут в христианскую Церковь.

Они единственное и самое надежное доказательство принятия христианами именно тюркского канона. Других доказательств и быть не может» (С. 162). После чего никаких доказательств и не приводится. А ведь следовало бы. Где тюркские иконостасы и иконы, где образцы лампад и священнических облачений? Хорошо известно, что облачения священников восходят к одеждам когенов и левитов Иерусалимского храма, что ладан был принесен Младенцу Христу волхвами (Мф. 2, 11) и что его использовали ранние христиане при погребении мертвых, о чем писал Тертуллиан. И так далее.

26
{"b":"16816","o":1}