На второе занятие пошли двое: он и Серега. А потом опять история в туалете на грани фантастики, как они её вдвоем обслуживали, один спереди, второй сзади. Но тут уж и самые скептически настроенные вынуждены были поверить, Серега парень авторитетный - двинет, мало не покажется. И решил наш коллектив - молчок, больше никому, чтоб больше никто кроме нашей семерки про это подарок не знал, кто проболтается - тому темная, замесим до полусмерти и в чмыри до скончания времен. И началась у нас жизнь веселая, секусально полноценная.
А когда, через месяц, нас физрук чуть в туалете с ней не застукал, дополнили соглашение еще одним пунктом - в школе не трахаем, не дело таким ценным кадром рисковать, а выгонят её за разврат на два счета. С тех пор собирались редко, но основательно, вот одни из таких посиделок мне и приснились. У Ромки тогда сидели, он без отца рос, а мать его в командировку уехала, с ночовкой. Наготовила ему естественно словно на месяц едет, а не на один день. И мы, своих предупредив, к нему гурьбой завалились, типа кино смотреть. У Лелки ноги не сдвигались и рот не закрывался: в два часа дня начали, в начале девятого вечера закончили. Подмыли её и по домам разошлись.
Да. «На смычка» это тогда называли, когда один спереди а другой сзади. Часа полтора над ней так по двое и трудились, пока все не прошли, а потом, как-то так одновременно, всем надоело, наскучило. Да и страшнючая все же она была нереально: морда круглая, как луна, щекастая, нос картошкой, маленькие поросячьи глазки и хлеборезка как у Гуинплена с толстыми, мясистыми губищами. Вот с её рта все и началось: сможет она сразу два члена сосать или не сможет? - Смогла. А три? - Три влезает, но сосать не может, да и пихать не удобно, все толкаются и друг другу мешают. Но смешно, весело и задор продолжить эксперименты появился.
Кто-то вспомнил, что еще в попу трахаться можно. Лелка не против, только аккуратно, такого опыта у нее еще не было. Разыграли на спичках кому начинать: выпало мне, повезло, так сказать. Встала она на четыре опоры, я сзади пристроился, жопа как планета и хрен его знает, где там дырка, куда тыкать. Кинули подушку, она на неё голову положила и руками ягодицы раздвигает. Картинка жуткая: планета с черным провалом волосатой пиздищи и чуть выше маленькая розочка задницы натурально цвета говна. А её до этого семеро оттрахали, некоторые по два раза, сколько раз она при этом кончила - неизвестно, а кончала она всегда как из пулемета и обильно, соответственно к виду никогда не бритой разьъёбанной пиздищи еще и запах добавляется.
Уж не знаю, национальная особенность это или как, но амбре такое - глаза слезятся. Вообще запах оргазма женщины довольно приятен, есть в нем своя изюминка, даже у негритянок, у Лелки же - жуть. С аналогичной вонью я потом только один раз сталкивался, на Кубе. Мы перепились тогда до посинения и каких-то местных блядей прицепили, вот у мне доставшейся тоже промежность духарила словно в ней мышь сдохла. Тогда, на Кубе, я её просто прогнал, не на помойке член нашел, как говорится, а тут прогнать нельзя, и отказаться - авторитет уронить. Хорошо хоть член стоит - спасибо молодости.
Попробовал ей в зад сунуть - не лезет, хоть на презервативе смазка и присутствует, но презерватив отечественный, «изделие №2», и смазка на нем только для вида, толка от нее ноль. Хотел слюной смазать, да от волнения у меня во рту пересохло, а парни вокруг ржут, подбадривают. Выкрутился. Засунул ей в пиздищу два пальцы, а там склизи как на тухлой рыбине, кружкой черпать можно. Смазал ей очко основательно, заодно пальцем попробовал, как входит. Нормально входит. Парни ржут - не тем полез. Лелка, как я ей палец присунул, аж постанывать от нетерпения начала. Я еще пару раз пальцы в нее погружал и добытой слизью зад смазывал, не только снаружи, но и внутрь, на всю длину пальца, потом еще и запакованный в презик член помазал и только потом снова сунуть попробовал.
Если бы не получилось, точно на третью попытку меня б не хватило. Ан-нет, вошел, причем легко так вошел, она заверещала, больно ей, больно. Подал назад, парни вокруг притихли, наблюдают. Вот так, помаленку-потихоньку, шаг вперед и три назад, а её первым и объездил. Ибо ибуди хуйдао муди - шаг за шагом достигаешь цели, как говорят китайцы. Когда она уже спокойно, без боли, весь член принимала, потрахал её пару минут, благополучно кончил и уступил место следующему. Все же девственная жопка не разбитная пиздища.
Потом кто-то предложил вдвоем попробовать, чтоб один в «туда», а второй в жопу. Сказано - сделано, попробовали и понеслись эксперименты, даже по двое в письку её драли, тоже забавно кстати. Эх, молодость молодость. Член готов стоять целыми днями, лишь бы было к кому его благородное состояние употребить, а когда все есть, да еще и так затейливо разнообразно, то и подавно.
А потом Лелка влюбилась, в Пашку. Пашка был не из нашего класса и совсем не из нашей компании. Тихоня, весь непропорциональный какой-то: длинный, вечно сутулящийся, жопа огромная и плечи узкие. Такому бы ботаником быть и очки носить, но он ботаником не был и очков не носил. Обычный троечник, на мордочку вроде ничего, не урод, но с навеки приклеившимся плаксивым выражением, такое впечатление, что сейчас заплачет. К тому же лох по жизни. Если где-то что-то случилась, можно не гадать на кого все шишки посыплются - на Пашу, даже если его рядом не было. Вот такой вот «Пушкин», который всегда в ответе за все. Пашка, кстати, тоже кучерявый был. Но он, если верить Лейле, был добрый. Она так и говорила: «Но он такой добрый».
Трахаться она с ним не трахалась, так, гуляли за ручку, кажется даже не целовались. Трахалась она по прежнему со всей нашей кодлой предпочитая её полные собрания. Если её звали на посиделки вдвоем - могла и отказаться, трое - не факт, но скорее - да. А вот если четверо или вообще все - гарантировано явится, будет трахаться и всю дорогу рассказывать какой замечательный и трогательный её Паша. Забавно. Её во все три дупла шарашат, а она член изо рта на секунду отпустит и про Пашу пару слов, какой он трогательный и как её за ручку на вчерашнем вечернем моционе держал. Даже что-то в этом такое было. Не знаю как у остальных, а у меня, стоит ей про Пашу скулить начать, и только что обмякший член снова боевое положение принимал. Понимала ли она это? - Возможно. Я и говорю - такая ненасытная тварь была: мы, всемером, уже в отвале, а она опять задом крутит ища на кого пристроиться.
Не знаю, что с ней дальше было, через год её родители снова переехали и она исчезла. Страдать не страдали. Вспоминать - да, вспоминали часто. Как соберемся у Ромки видик смотреть, так её обязательно и вспомним, вздрочнем дружно, не без этого, и тогда уже кино смотрим. Девчонки тогда уже у всех были, собственно они и при ней были, но одно дело девчонки, и совсем другое - портахаться. А Пашку жалко. Повесился он спустя два месяца как она уехала.
Вот, Светка завозилась - просыпается. Целую её в ушко и сильнее обнимаю девушек прижимая к себе. Кристина тоже просыпается и приоткрыв один глаз смотрит на меня потом целует подругу в носик.
-Проснулись, сладкие?
-Что-то в меня очень аппетитно упирается. - Это Светка. Да - упирается. Мой аппарат пребывает в бодром утреннем настроение и очень не против забраться в какую-нибудь гостеприимную дырочку.
-Надеюсь не он тебя разбудил? - С наигранно испуганным видом спрашиваю и снова целую её в ушко. Кристина елозит под одеялом и я чувствую как её ручка вцепляется в мое неспокойное хозяйство.
-Ого, - констатирует она, - какое богатство пропадает. - и, о господи, вот неспокойная девчонка, начинает пристраивать мой агрегат к Светиной промежности. Ну и куда мне деваться? Куда мне, я вас спрашиваю, деваться? Я не вошел - нет, меня впихнули. Уж не знаю, что снилось этой маленькой проказнице по имени Света, но в её мокренькую пещерку я проник как к себе домой.
Больше мне ничего сделать не дали. Кристина держала меня за зад прижимая к своей подруге, с которой самым самозабвенны образом целовалась, все остальное сделала Светка. Её движения. Нет - не движения. Ходьба - это движение. И почесывание - тоже движение, а её попочка танцевала на мне, её сладкая обнимала мой член, массировала его, то отпуская то проглатывая, прижимая и вновь отпуская, словно собираясь совсем удалиться.
