Роберта скривила гримасу.

— Он называл вас в числе своих друзей, — помогла я ей.

— Я ничего не имею против него, — сказала Роберта. — Но у меня очень мало настоящих друзей, и Тома Уола среди них нет.

— А как вы думаете, все, что он рассказывал — правда?

— Я знаю, что это так. Он показывал мне газетные вырезки, которые сохранил. Но, по-моему, дело не в том, правду ли он говорил, а в том, оправился ли он от происшедшей трагедии. — Она надела очки. — Не нужно торопиться, — сказала она. Потом, мельком посмотрев мне в глаза, она опустила взгляд и невнятно пробормотала: — Прикиньте, стоит ли…

Я догадывалась, что она хотела выразить этим холодным замечанием. И думаю, она неверно представляла себе мои потребности в сексе. Странно сказать, но секса мои размышления вообще не затрагивали. Это было еще слишком далеко от меня.

— Я буду вести себя так, как будто ничего не знаю, — объявила я наконец.

Роберта не ответила. Она, конечно, не станет передавать наш разговор кому бы то ни было. Уже одно то, что я подбила ее на подобное обсуждение, было в высшей степени удивительно.

Прошло несколько недель. Мы с Томом работали бок о бок: полностью заменили в ванной кафель, линолеум, оттерли песком пол. Том был такой славный, что я не переставая заклинала судьбу. Он был весел, обходителен, не скупился на комплименты, но не портил дела двусмысленностями. «Больше всего вам подойдет желтый — это ваш цвет». «Я принес гамбургеры и подумал, что к ним вы захотите молочный коктейль». «Когда ремонт закончится, ваш дом будет под стать хозяйке — такой же замысловатый и такой же уютный…»

Мы не вдавались в какие-нибудь личные обстоятельства друг друга, и кроме него я вообще ни с кем не общалась. Я была осторожна и не делала никаких шагов к сближению. И он в равной мере ничего не предпринимал.

Я прочла краткое изложение дела, которое Роберта составила по его предполагаемому иску. Газетных вырезок в папке не оказалось — только сухой перечень фактов, который в основном соответствовал тому, что Роберта мне рассказала. За исключением одной детали: фамилия Тома была Лоулер. Уолом он стал после калифорнийского эпизода.

Я ревниво к нему присматривалась, пытаясь обнаружить хотя бы намек на подавленность или чувство вины, но не находила никаких следов. Тем более, что он не был болтлив и говорил, тщательно подбирая слова. В искренности его манеры мне, впрочем, виделись отблески его прошлой практики психолога. Он мог спросить меня: «Как вы на это посмотрите?» или «Вы не возражаете, если я сделаю то-то?» Или: «Я вас слушаю, я с вами согласен…» В общем, он был внимательнее, чем средний мужчина.

Я не имела никаких предубеждений против людей, в прошлом переживших трагедию. Да и с какой, собственно, стати, если я не хотела, чтобы по этой причине люди избегали меня саму? Я не о светлой изнанке говорю, которая, якобы, есть у каждой тучки. Я полагаю, что, настрадавшись, стараешься быть крепче и жизнерадостней.

И вот, мне кажется, я видела, что Том полностью восстановил свои силы.

Я уже три месяца работала в Коульмене, когда проявились несомненные признаки готовящегося свидания. Мы по-прежнему бок о бок занимались ремонтом моего дома и к концу августа все закончили. На следующие выходные работы у нас не было и Том сказал:

— Я немного готовлю. Почему бы нам не пообедать у меня в следующую субботу?

— Прекрасная мысль, — я обрадовалась совершенно искренне, потому что мне уже начинало казаться, что Том никогда не преодолеет свою робость. — Но, к сожалению, я собираюсь в Лос-Анджелес. Хочу навестить друзей. Я отправлюсь в четверг вечером и вернусь только в воскресенье.

Он сразу помрачнел и после минутной паузы сказал:

— Я должен был предполагать, что у вас кто-то остался в Лос-Анджелесе…

Я поспешила его разубедить:

— Нет, Том, я еду не на свидание.

— Это правда? Я не хотел бы влезать в историю. То есть я не хотел бы… А, к черту…

— Вы думаете, что это не было бы просто обедом? — спросила я его напрямик.

— Мне бы хотелось… Только не поймите меня превратно. Я не надеюсь на что-нибудь серьезное, постоянное и так далее. Если у вас кто-то есть, какое мне дело? Можем пообедать и быть друзьями по-прежнему… — Он передернул плечами и помолчал. — Дружба — хорошее дело. Зачем осложнять себе жизнь?

— Понимаю, — сказала я, хотя это было не совсем так. И, наверное, он угадал это по моей интонации или по выражению моих глаз.

— Я здесь встречался с одной женщиной, художником-декоратором. Все было очень мило, мы были довольны друг другом, но однажды она вдруг объявила мне, что несвободна, что только на время отпуска покинула своего дружка, а теперь возвращается обратно. Она, оказывается, тайно поддерживала с ним связь — звонила, писала письма… Что-то в этом роде я ожидал и от вас…

— Простите меня, — сказала я. У нас, людей, чьи личные дела всегда обрывались, не достигнув успокоительной точки, такое случается часто. Я сама не была исключением. Еще в юридической школе я, несмотря на занятость, встречалась с мужчиной, который в один день оборвал наши отношения по собственному почину. Оборвал — и все. Он встречался сразу с двумя женщинами по удобному для него графику…

— Я не хотел бы выглядеть слабаком, — объяснил Том. — Это вовсе не поразило меня в самое сердце. Просто получилось не очень красиво. Все могло быть иначе, если бы она сразу сказала мне, что не порвала с тем парнем. Думаю, я вел бы себя точно так же, но виды на будущее были бы у меня другие.

— Вы чувствовали, что она вас обманывает?

— Да, Джеки, она меня обманывала. Она говорила, что не имеет ни перед кем обязательств, и все такое. В другой раз она сказала, что недавно у нее закончился серьезный роман. И в итоге выяснилось, что они расстались на время, чтобы проверить свои чувства. И все эти недели связь между ними не прерывалась.

Он покачал головой.

— Лучше бы она сразу сказала мне, что не хочет говорить об этом, или что это не мое дело. Я люблю основательность. Я старомоден. Мне трудно, когда со мной хитрят и изворачиваются. Я никогда не лгу и не люблю лжи.

— То же можно сказать и про меня, — возбужденно вмешалась я. — Никакого недавнего романа у меня не было и нового я тоже не жду. Однако я весьма положительно смотрю на субботний обед вместе с вами. Не думаю, чтобы это было очень опасно.

Я попыталась наградить его ободряющей улыбкой, хотя, по-моему, он придавал слишком большое значение такому пустяку, как обед. Но я простила ему эту несообразность. Нужно было заканчивать это затянувшееся обсуждение.

— Так что давайте не будем возлагать на это мероприятие особенных ожиданий.

У меня не было цели не подпускать его к себе во что бы то ни стало, и таким образом два свидания могли обернуться десятью…

— Нам обоим нужна дружба, но давайте не будем спешить.

— Да, не будем спешить, — повторил он за мной и ухмыльнулся. — Согласен с вами. Я имел в виду только обед и ничего больше. Незачем обременять себя надеждами. Стало быть, вы не против того, чтобы дружба продолжалась и я показал вам, какой из меня повар?

— Разумеется, нет, — сказала я.

— Тогда я позвоню вам, когда вы вернетесь.

Глава третья

Я решила отправиться в Лос-Анджелес в четверг вечером, чтобы в пятницу посетить свою старую контору. Бывшие сослуживцы встретили меня необычайно любезно. Меня пригласили на ленч, и я развлекала компанию непритязательными рассказиками из жизни маленького городка. Особенно заинтересовало их семейство, на паях владевшее правом использования водоема и раздираемое многолетней враждой между переженившимися родственниками. У них всегда были нелады с законом, а бесконечные стычки и погони друг за другом вдоль проселочных дорог в конце концов привели к тому, что вся их собственность свелась к разрозненным автомобильным деталям и проржавевшей кухонной утвари.

Еще я рассказала им про артель художников, обосновавшихся в тридцати километрах от города. Там всегда можно было по дешевке приобрести замечательные статуэтки, картины и антикварные безделушки. Рассказала и про наследницу мультимиллионного состояния, порвавшей с семейным конфетным бизнесом, чтобы разводить овощи и лечебные травы.