— Шампанское — девицам, а мы… — Владик разлил водку по большим фужерам.

— Ешь активнее, братик. Ириша, положи ему.

Маленькая Ирина с короткой черной стрижкой с готовностью улыбнулась Иванову и принялась наполнять его тарелку.

— Ну, с приездом!

Выпили еще раз.

— Экая, право, гадость, — поморщился Владик. — Штык в землю — что дальше? — спросил он, закуривая.

— Да отстань ты, пусть отдыхает, — сказала Алла.

— Исторический факультет, — ответил Иванов.

— Почему именно истфак? — удивился Владик.

— Я так решил.

— Как вы могли заметить, мой брат очень разговорчив. Просто не остановишь…

— На истфаке огромный конкурс, — пожал плечами Леша. — Погоди… Владик, а ведь Парфенов…

— Это вариант, — оживился Владик. — Имеет смысл позвонить.

— Не надо звонить, — сказал Иванов.

— Тебя это никак не касается. Просто узнать ситуацию…

— Если узнаю, что кто-то кому-то звонил — сразу заберу документы.

— Не надо, Владик, — сказала Алла.

— Извини, старик, по-моему это не тот, случай, когда надо проявлять принципиальность… Вольному воля, конечно…

— Что ж ты дерганый такой, — наклонился к Иванову Толик. — Забудь, как кошмарный сон. Напейся, проспись и забудь, — он разлил водку.

Иванов выпил, не дожидаясь тоста. Алла тревожно смотрела на него.

— Не имел чести — это юмор? — громко спросил Иванов.

За столом замолчали, все повернулись к нему — разговор давно шел о другом, и никто не понял, о чем речь.

— Почему ты, и ты, и никто из вас не был в армии?

— В общем-то, я отметился на сборах, — улыбнулся было Владик. — Ну, видишь ли, старик… если серьезно, я считаю, что каждый должен заниматься своим делом, — медленно, осторожно сказал он. — Я закончил институт и аспирантуру, и… Старик, — он поднял ладони вверх, — если ты считаешь, что я не прав…

— Значит, есть люди первого сорта и люди второго сорта?

Алла опустила голову, остальные быстро, искоса переглянулись, как врачи при больном: тяжелый случай.

Иванов почувствовал, что все, предел, он встал в напряженной тишине, толкнув стол, вышел в темный коридор, запинаясь о чьи-то туфли и сумки, рванул замок и побежал вниз по лестнице. Вывалился в ночной двор, ударил кулаком в наждачный ствол тополя, еще, еще, изо всех сил, чтобы почувствовать боль. Качаясь, громко всхлипывая, он пошел к скамье, сел, вцепившись обеими руками в сиденье.

Тихо подошла Алла, села рядом.

— Что случилось, Олежка?

— Александр умер.

— Господи, когда? Почему?

— Понимаешь… он умер, а я жив… с вами здесь…

— От чего он умер?

— Потом…

Алла обняла его, прижалась щекой к плечу.

— Разогнать их?

Иванов кивнул.

— Только ты не уходи никуда, ладно? Сиди здесь, они тебя не заметят. Я сейчас вернусь. Только не уходи, хорошо?

Она скрылась в подъезде. Через некоторое время вышел Владик, за ним остальные, они прошли через двор, негромко переговариваясь. Иванов услышал голос сестры: «Я сама не знала…»

Алла вернулась:

— Пойдем домой, — повела к дому…

Иванов лежал в постели, смотрел в потолок, на квадраты света от уличного фонаря. Он затаивал дыхание, сильно зажмуривался, но слезы все не кончались.

Алла закрыла дверь комнаты, быстро сняла халат и легла рядом, завернувшись в свое одеяло.

— Я ведь совсем не знала его, — тихо сказала она. — Только то, что ты писал.

Она протянула руку, коснулась его лица, провела по волосам.

— Все-таки ты не один, нас двое…

Утром Иванов, уже в форме, на цыпочках вошел в комнату, посмотрел на спящую сестру, положил на стол записку: «Я в Калуге» — и тихо прикрыл дверь.

Носатая девица, кокетливо поглядывая на Иванова, быстро заполнила документы, вернула военный билет.

— И все?.. — удивился Иванов.

— А что еще? — засмеялась девица. — За паспортом в милицию. Там с четырех сегодня.

Иванов вышел из маленького желтого здания военкомата на тихую улицу. Глянул на часы и неторопливо двинулся куда глаза глядят. После столпотворения московских улиц Калуга казалась сонной и безлюдной.

Он купил сигареты в киоске, закурил и перешел через дорогу, к старой, красного кирпича школе с белыми колоннами на крыльце. Постоял, глядя на окна своей школы, и побрел вниз, к реке. Сзади внезапно, как выстрел, грянул школьный звонок — Иванов вздрогнул и оглянулся. Тотчас захлопала входная дверь, на улицу хлынула шумная толпа…

…мальчишек и девчонок в одинаковой синей форме.

— А Петух опять к мамочке намылился! — завопил Малек.

— Держи его! Конвой! — чубатый Карабан и рыжий Мотя схватили Олегу, выкрутили руки за спину и торжественно повели по улице. Толстый Слон подталкивал сзади, Малек забежал вперед и закричал: — Внимание, внимание! Пойман особо опасный преступник!

Девчонки-одноклассницы, хихикая, расступались, пропуская процессию, прохожие неодобрительно оглядывались.

На узкой немощеной улице, зажатой между заборов частных домов, прохожих не было, игра стала скучной, и Олегу отпустили. Малек, забежавший сзади, изо всех сил толкнул его в спину, Олега упал лицом в подмерзшую грязь, поднялся, держа ладонями вверх грязные руки, растерянно глядя на перепачканную форму.

Потом нянечка Наташа ожесточенно отскребала грязь от его брюк. Олега стоял рядом в трусах и ботинках.

— Ни стыда, ни совести. Конечно — не свое, так можно гадить… Ух, так бы и дала! — она замахнулась брюками на Олегу. — Уйди с глаз долой!

Она выгнала Олегу в коридор. Тут его подхватили Слон и Мотя и, давясь от смеха, затолкнули в девчоночью спальню. Девчонки визжали и отворачивались, потом кинулись щипать, лупить его тапочками и подушками. Олега, закрываясь руками, всхлипывая, рвался из комнаты, но Слон и Мотя крепко держали дверь снаружи…

По узкой немощеной улице Иванов медленно подошел к старому двухэтажному зданию детского дома, бросил сигарету в урну и толкнул тяжелую дверь. В обе стороны от вестибюля тянулись длинные коридоры, на второй этаж вела лестница с набитыми на перила деревянными плашками, чтобы не катались верхом, откуда-то доносился топот и многоголосый гомон, по лестнице вприпрыжку сбежал малыш, замер, с настороженным любопытством разглядывая незнакомого солдата: — Дяденька, вы к кому?

Иванов не ответил, он смотрел в загадочную глубину коридоров, откуда…

…доносился радостный крик: «Новенькие-е!» Вскоре они с Белкой стояли уже посреди галдящей толпы, их спрашивали о чем-то, теснили, задние поднимались на цыпочки. Олега растерянно вертел головой, Белка крепко держала его за руку.

Потом Олега в одних трусах стоял перед врачом.

— Ничего не болит?

— Нет.

— Вот и хорошо, — врач зачем-то осмотрел его волосы и повернулся к бумажкам на столе. — Сестру позови.

Олега вышел в коридор, заправляя рубашку в брюки. С другого края двери, там, где разболтанные петли отошли от косяка, двое старших мальчишек заглядывали в щель.

— Клевая телка, — сказал один.

— Дай я… Пусти…

— Зачем же вы подглядываете? — сказал Олега.

— Отвали, — один из ребят оттолкнул его.

— Акакич! — шепнул другой, и оба отскочили от двери.

Подошел воспитатель в очках, худой и длинный, ободряюще улыбнулся, взял Олегу за руку и повел по коридору. В спальне усадил на кровать. Следом втянулась гомонящая толпа мальчишек, расселась напротив.

— Знакомьтесь, это наш новенький, Олег Петухов. Меня зовут Аркадий Яковлевич. Вот здесь ты будешь спать, вот твоя тумбочка. Туалет и умывальник тебе ребята покажут. Я думаю, вы подружитесь. Все будет хорошо, — он снова улыбнулся и потрепал его по волосам. — Немножко подстричься надо будет.

Акакич ушел, и Олега остался один под любопытными взглядами.

— Эй, как там тебя… Петухов, — белобрысый толстый Слон, развалившийся на кровати у окна, прищурившись, разглядывал его. — Ты как сюда попал? Предки есть?

— У меня мама в командировку уехала.

— Ой, держите меня! — захохотал остроносый вертлявый Малек. — У него мама в командировку уехала! Твоя мамочка тебя сюда сплавила, а сама теперь мужика будет ловить!