Его спутники, стоя по обе стороны от него, облокотились спинами на недвижные камни.

– А как насчет гранаты, висящей у вас на поясе? – Женщина кивком указала на нее. – Может, она, взорвавшись, сделает пролом в стене?

– Гранатой эту стену не разрушить, – вялым голосом ответил Стоун. – Осколки полетят прямо в нас. Даже если бы у меня еще оставалась взрывчатка из запасов Маккея, сомневаюсь, что нам удалось бы взорвать эту стену и не превратиться при этом в котлеты для гамбургеров.

Сильный толчок потряс гору. Лицо Эрин побелело. Джордан пристально смотрел на камень, словно решил попытаться сдвинуть его с места усилием воли. Гримаса отчаяния перекосила его лицо, неодолимое желание жить, хотя бы еще один час, еще один день.

Стоун, обхватив рукой женщину, привлек ее ближе к себе. Она всем своим обмякшим телом прильнула к нему, пряча лицо у него на груди. А он нежно поцеловал ее в макушку, возможно, так нежно и осторожно, что она даже и не почувствовала его поцелуя. Как легко они перешли к объятиям… Священник задумчиво смотрел на естественное успокоение и поддержку, которые обеспечивают контакт, прикосновение, утешение, обретаемое лишь при взаимном сближении.

Его пронзила сильная душевная боль, желание быть такими, как они.

Но это была не его роль. Он отвернулся и стал рассматривать большой валун, решив не мешать им своим присутствием.

Песок сыпался ему на брови и ресницы. Он, не поворачиваясь в их сторону, закрыл глаза и застыл в молитвенной позе.

Слово Твое – светильник ноге моей и свет стезе моей[28].

Строки Священного Писания всплывали в его памяти, когда надо было найти ответы на поставленные вопросы и когда надо было на чем-то сосредоточиться. Он подчинился воле Господа, отдал себя в Его руки.

Песок медленно покрывал его ноги, а он ждал – но ответа не было.

Пусть будет так.

Он обретет свой конец здесь.

Рун взял в руку нагрудный крест, и вдруг строка из Священного Писания вспыхнула золотым сиянием перед его мысленным взором: Иосиф, купив плащаницу и сняв Его, обвил плащаницею и положил Его во гробе, который был высечен в скале; и привалил камень к двери гроба…[29]

Ну конечно же!..

Глаза его широко раскрылись, и он стал внимательно рассматривать один из камней. Корца ощупал его поверхность, представил себе точно такую же поверхность этого камня с другой, наружной, стороны. Он припомнил зазоры между блоками в углах нижнего ряда кладки, припомнил, что края одного из камней были закругленными. Он представил себе, что это закругление тянется по всему периметру камня, образуя окружность.

Мысленно он видел это.

Плоский каменный диск.

Его губы шевелились в молчаливой благодарной молитве; он встретился глазами со своими спутниками.

Эрин встала и сделала шаг к нему.

– Ну, что?

Она, должно быть, заметила что-то на его лице. Вероятней всего, то, что говорило о его собственном отчаянии, которое так легко могли увидеть другие. Глаза женщины светились надеждой.

Когда к ним подошел Стоун, Рун отцепил с его пояса гранату.

– Да это не сработает, – махнул рукой солдат. – Я же только что объяснял…

– Помогайте мне.

Корца, пройдя через кучу насыпавшегося сверху песка, подошел к валуну и стал разрывать песок в углу, образованном каменной кладкой и полом. Он копал быстро и споро, но песок постоянно осыпался, сводя его усилия на нет. Одному ему было не справиться.

– Помогите мне.

Спутники стали по обе стороны.

– Докапывайтесь до пола, – приказал он.

Они дружно работали до тех пор, пока не обнажилась от песка нижняя кромка и они не увидели своими глазами небольшой закругленный и заполненный раствором зазор между каменным диском и полом туннеля. Рун нагнулся и, протянув руку вниз, запихнул гранату глубоко в расселину, закрепив ее под кромкой диска. После этого он просунул палец в кольцо и, повернув голову, произнес:

– Отойдите, насколько это возможно, назад по туннелю.

– А вы? – спросил Стоун.

Никто уже не выгребал песок, и он сыпался и сыпался, покрыв запястье преподобного, а затем поднялся до половины локтевой кости.

– Я последую за вами.

Солдат поколебался, но в конце концов кивнул и повел женщину с собой. Эрин, обернувшись, спросила:

– А вы уверены, что это сработает?

Рун не был в этом уверен. Но он должен был довериться Господу – и поверить стиху Библии, в котором сказано, что камень закрывает доступ ко гробу.

От Марка святое благовествование, 15:46.

Корца шепотом произносил его сейчас, как ответ на поставленный вопрос и как молитву.

Иосиф, купив плащаницу и сняв Его, обвил плащаницею и положил Его во гробе, который был высечен в скале; и привалил камень к двери гроба.

С этими словами он дернул кольцо на гранате, освободил руку и начал лихорадочно разгребать насыпавшийся песок.

Он сделал всего три шага.

Позади него рванула граната; раздался сильнейший, какой-то лающий хрип, вместе с которым в воздух взлетел огненный шар, окутанный облаком пыли. Когда Рун упал на пол, его голова уперлась в край стены.

В полубессознательном состоянии, не видя ничего перед собой, он перекатился на спину.

Послышался звук шагов – его спутники подошли к нему.

Он неподвижно лежал плашмя на спине.

В воздухе пахло песком и дымом – но вскоре бриз освежил воздух в проходе. Сладкая, чистая струя воздуха пустыни.

– Я потащу его.

Джордан, подхватив Руна под мышки, поволок его по засыпанному песком полу.

Женщина бежала впереди.

– Смотрите! Силой взрыва гранаты камень откатило на два фута в сторону. Как мне это не пришло в голову… Они закрыли вход сюда, как в усыпальницу Христа!

– … и привалил камень к двери гроба, – с трудом произнес Рун; его голос то звучал четко, то сходил на нет.

Конечно же, Эрин поняла теперь то, что он проделал.

Корца пролез мимо закопченного взрывом камня на воздух. Посмотрел вверх. Звезды были яркими, сияние их было пронзительным, как острие бритвы, и вечным. Эти звезды наблюдали за тем, как возводилась Масада, они же были свидетелями ее разрушения.

Мощное крещендо скрежещущего камня и грохот падающих скал слились воедино – казалось, что гора развалилась окончательно. А потом наконец-то наступила долгожданная тишина.

Эрин и Джордан все еще продолжали тащить священника дальше в пустыню, не желая больше подвергаться риску. Но в конце концов они остановились.

Теплая рука сжала плечо Руна. Он заметил блеск ее янтарных глаз.

– Спасибо вам, падре, вы спасли наши жизни.

Такие простые слова. Слова, которые ему редко доводилось слышать. Как солдату Господа, ему часто доводилось по многу дней не говорить ни с кем. Та прежняя боль – он наблюдал, как эта пара обнимается под звездами, – вернулась, только сейчас она вонзалась глубже, причиняя почти непереносимые муки. Рун пристально смотрел в эти глаза.

Чувствовал бы я что-то подобное, не будь она такой красивой?

Когда тьма скрыла его, Эрин, склонившись ближе, спросила:

– Падре Корца, а какую Книгу вы здесь искали?

Она и этот солдат сражались, убивали, теряли своих друзей – и все из-за этой Книги. Так разве они не заслужили ответа на этот вопрос? Даже по одной этой причине он должен ей сказать.

– Это Евангелие. Написанное кровью его создателя.

Ее лицо предстало перед ним в обрамлении звезд, сиявших на небосклоне за ее спиной.

– Что вы имеете в виду? Вы говорите о каком-то утраченном апокрифическом тексте?[30]

Рун слышал в ее голосе страстное стремление к знанию, но она, казалось, не поняла смысла его слов. Он повернул свою еще тяжелую голову и встретился с ней глазами. Она должна видеть, что он говорит искренне.

– Это Евангелие, – повторил он; в эту минуту над миром опустилась тьма, – собственноручно написанное Христом. Его собственной кровью.