— А я что, должна была пойти за тобой? — Карен присела рядом, на край фиолетового силового поля. — Я к этому не готова.

— Конечно.

— Ты такой старый на вид… Со стороны можно принять за моего отца.

— Спасибо.

Она взяла Ланье за подбородок, нежно повернула набок его голову и дотронулась до шишки под затылком.

— Тут у тебя временный имплант. Потом, если захочешь, можно будет вынуть. А пока ты на попечении Гекзамона.

— Выходит, они соврали. — Он поднял руку и пощупал крошечную выпуклость. «Ну вот, доигрался. Черт! И вместе с тем, на душе почему-то легче».

— Гекзамону ты нужен живым. Временным администратором Новой Зеландии и Австралии назначен сенатор Рэс Мишини. Это он приказал тебя спасти и вставить имплант, чтобы ты не доставил хлопот. Ты же герой. Кто знает, как отреагируют старотуземцы, если Гарри Ланье вдруг умрет.

— И ты допустила?

— А меня и не спрашивали. Я потом узнала. Рэс Мишини велел поставить имплант: мол, эта штука должна находиться у тебя в голове, пока не улягутся страсти.

Ланье опустил голову на поле-«простыню» и закрыл глаза.

— Худо. Что происходит? Нам не обо всем сообщают. Сдается мне, Путь вот-вот откроют. — Ланье попытался встать с кровати и не сумел, мышцы отказывались слушаться. Карен помогла мужу подняться. — Хочу поговорить с администратором. Если я настолько важен, что мне не дают умереть, может, он снизойдет хотя бы до разговора?

— Не будет он говорить ни с кем из нас. Во всяком случае, откровенно. Ложь, пошлые увертки… Гарри, меня уже бесит эта публика.

Стояло лето, однако Ланье зябко кутался в одеяло. Земля — изъязвленная, уродливая, неприкаянная и любимая — как ни в чем не бывало вершила привычный круг. «Какое это потрясение покинуть уютную, рациональную, целиком тебе подвластную жизненную среду, Путь, и, подобно ангелам, сойти в грязь и убожество прошлого».

Он поднял «блокнот» и прогнал через дисплей все записанное. Поморщился, стер несколько сумбурных абзацев и попытался вспомнить фразы, которые только что сложились в голове.

«Мы им не нужны, — написал он. — Им нужен только Камень — Пух Чертополоха. Заново открыв Путь, они вновь получат больше, чем требуется».

— Откусят больше, чем смогут прожевать, — прошептал Ланье. Его пальцы слегка дрожали.

Недавно он пришел к мысли, что пора написать обо всем пережитом. Пускай История отбросила его на обочину, никто не помешает передать жизненный опыт потомкам. Реконструкция вроде бы улучшила память, и Ланье наслаждался ясностью мышления, не испытывая при этом особых терзаний. Неважно, что он в изоляции. У него есть дело, и это дело надо закончить в срок. Возможно, его мемуары повлияют на умонастроение людей. Если, конечно, он сохранил хоть толику былого красноречия.

«Какое это потрясение — найти в прошлом великое множество людей, даже слыхом не слыхивавших о психомедицине, людей, чье сознание исковеркано, извращено, вывернуто наизнанку… — Он стер последние слова, поняв, что зашел в тупик, и решил переделать фразу: —… чье сознание уродливо, как человеческие тела в былые времена; ссохшиеся, сморщенные, безобразные карлики, они цепляются за лохмотья своих эго, лелеют пороки и болезни и панически боятся чужеземного подарка — психического здоровья, которое будто бы всех подгоняет под одну мерку. Люди слишком невежест твенны, чтобы понять: разновидностей здорового рассудка на свете не меньше, чем больного. А то и побольше. Да, новоявленный Земной Гекзамон понимал, что свободен в выборе средств управления и исправления, но все же какая сложнейшая задача стояла перед ним! Трюки, уловки, беспардонная ложь — все это было необходимо в борьбе как с разрушительными следствиями Погибели, так и с причинами этой напасти. И, подобно тому, как я выбился из сил, расчищая эти авгиевы конюшни, Гекзамону пришел срок…»

Ланье остановился. Пришел срок для чего? Для возвращения в старые, добрые времена? В мир, который родней и уютней, что бы там ни утверждали философия и традиции? Перед Разлучением судьба Гекзамона решилась в одночасье — как и ныне, перед открытием Пути. Пики на ровной кривой истории Гекзамона… Точки катастрофических переломов в стеклянной матрице…

Слишком много в ангелах человеческого, несмотря на века знакомства с тальзитом и психомедициной. Даже здоровая, разумная культура со здоровыми, разумными индивидами не способна подняться над трениями и разногласиями. Она всего лишь менее примитивна.

Карен сказала, что ее бесит эта публика. Но Ланье не разделял целиком чувств жены. Гнев и разочарование не смогли вытеснить восхищения. В конце концов Гекзамон признал очевидный факт: людей прошлого нельзя безболезненно перемешать с людьми будущего. Во всяком случае, этого не случится в ближайшие десятилетия. Тем более что ресурсов на всех не хватит.

Он озабоченно покосился на белую крапинку, летевшую к югу над зелеными холмами. Следил, пока она не скрылась за деревьями. Затем глянул на ручные часы и выкрикнул:

— Карен! Они прилетели.

Она распахнула парадную дверь и выкатила столик с растениями в горшках.

— Припасы?

— Наверное, — ответил он.

— Какая заботливость. — В ее словах больше не звучало горечи. Супруги Ланье уже привыкли к мысли, что их сбросило с карусели истории. — Может, сумеем выпытать свежие новости.

Перед хижиной, над крошечным парком с клумбами и газонами, завис шаттл. В землю уперся силовой луч, и из носового люка выбрался молодой человек в черном — неогешель. Карен и Гарри видели его впервые. Ланье переложил одеяло на подлокотник кресла и встал с «блокнотом» в руке.

— Здравствуйте, — произнес гость. В его движениях было что-то удивительно знакомое. — Я Тапи Рам Ольми. Господин Ланье?

— Здравствуйте, — отозвался Ланье. — Карен, моя жена.

Юноша улыбнулся.

— Я доставил продукты. Все, что полагается. — Он огляделся. Чувствовалось, что ему не по себе.

— Простите мою неловкость… Я — новорожденный. Всего три месяца, как сдал инкарнационные экзамены. Реальный мир красочен, что и говорить.

— Может, зайдете в дом? — пригласила Карен.

— С удовольствием. — Поднявшись на крыльцо, Тапи достал из кармана серебряный стержень длиной в ладонь и пальцем провел по светившейся на нем зеленой линии.

— Внутри следящих устройств нет, — сказал он. — Только вокруг.

— Властям безразлично, что мы говорим и делаем, — без тени недовольства произнесла Карен.

— Что ж, это хорошо. Я привез посылку от отца.

— Так вы сын Ольми и Сули Рам Кикуры? — спросил Ланье.

— Он самый. Маму содержат в глухой изоляции — боятся. Но скоро освободят. Отец прячется, но не потому, что его ловят… Честно говоря, я не знаю, в чем тут дело. Как бы то ни было, он решил, что вам не помешает яснее представить себе ситуацию. — Юноша вручил Ланье старомодные информационные кубики. — Чтобы всё это прочесть, вам, скорее всего, понадобится несколько недель. Никаких пиктов, только текст. В необходимых случаях — отцовский перевод. Я могу изложить в общих чертах.

— Присядьте, пожалуйста. — Ланье указал на кресло возле печи. Рам Ольми сел и положил руки на колени.

— Сегодня ночью Инженер сделает множество виртуальных вселенных, чтобы выловить конец Пути. Отсюда, наверное, можно будет увидеть побочные эффекты. Впечатляющая картина.

Ланье кивнул, сомневаясь, что ему хочется глазеть на чудеса.

— Оборона полностью готова. Правда, нужно испытать ее в действии, но это дело считанных дней. Я зачислен в одну из бригад испытателей.

— Желаю успеха.

— Понимаю вашу иронию, господин Ланье, — кивнул Рам Ольми. — Если все пройдет благополучно, через неделю мы состыкуемся с Путем, а еще через две будет пробное открытие. Я надеюсь присутствовать.

— Еще бы! Такое событие.

— Кроме того, у меня для вас послание от Конрада Корженовского, — прибавил юноша. — Господин Мирский исчез. Инженер просил передать следующее: «Аватара сбежал».

Ланье кивнул, затем повернулся и сказал Карен: