Трубный, жалобно-пронзительный крик прижал людей к земле. Плакал лорс. Огромный зверь дрожал всем телом, вены на шее вздулись, по морде текли кровавые слезы. В миндалевом глазе застряла длинная стрела. Лорс ревел, тряс рогатой головой. Оцепенение волной сползало с могучего животного.
Шевельнулись могучие мышцы на спине. Судорога добралась до ног. Лорс споткнулся, присел, но тут же поднялся и, захрипев, помчался вперед. За ним, подскакивая на кочках, ехала телега.
— За ней! — заорал Малейн. — Отступайте!
Около десятка киллменов откликнулись на зов. Отбиваясь от наступающих глитов, маленький отряд стремительно отступал в степь. Несколько человек полностью завязли в начавшейся битве. Толстяк Пьюза отмахивался шипастым цепом сразу от десятка набежавших лемутов, аскетичный, похожий на святого великомученика, Морис стремительно орудовал двумя подобранными саблями. Его собственный тонкий и очень легкий меч валялся, сломанный, в траве под ногам.
Глиты хищной толпой окружили оставшихся. Свистели сабли в длинных гибких руках, замерли замороженные взглядом лорсы. Киллмены, стараясь не заглядывать слугам Нечистого в глаза, заняли круговую оборону.
— Мы должны их задержать! — заорал высоким женским голосом Пьюза. — Чтобы остальные успели уйти.
Толстяк схватил подвернувшегося лемута, вцепился сардельками пальцев в жилистое чешуйчатое горло. Покатился по земле, сбивая нападающих с ног. Несколько глитов, побросав оружие, кинулись в свалку. На секунду шевелящаяся куча вспучилась, появился на свет израненный Пьюза. Повсюду, на спине, на ногах и пухлых руках были вырваны целые куски мяса. С толстых пальцев капала кровь. Толстяк ухватил ближайшего лемута за ноздри, рванул на себя. Лопнула чешуя, осколки кости смешались с жирной грязью мозгов. А в следующее мгновение змеистое лемутское варево затянуло киллмена в свое чрево. Из-под тел донесся приглушенный рев, сменившийся стоном. Ком распался, оставив на земле растерзанное человеческое тело и несколько убитых глитов.
Морис лемутов к себе не подпускал. Гибкий металл лезвий сплелся в сплошной кокон. Несколько глитов, мешая друг другу, окружили размытую фигуру. Бесполезно тыкали саблями, в тщетной надежде дотянуться до тощего жилистого тела. Несколько глитов стояли в стороне. Очень сильный телепат мог бы различить зеленоватые жгуты, протянувшиеся к киллмену, и золотистое пламя, окружавшее фигурку человека. Сплетясь в сложную сеть, нити накрыли Мориса. Зеленые жгуты загорелись, засочились белесым соком, рассыпались пеплом опустошения. Ментальный щит на секунду померк, но тут же вспыхнул еще ярче.
А тем временем уже несколько глитов отступили, держась за рассеченные конечности. Один лемут негромко шипел, баюкая у груди обрубок руки. А аскетичный воин, казалось, не то что не уставал, но наоборот, кружил блестящий водоворот все быстрее.
И тогда на недалекой скале возникла еще одна фигура. Стройная, ломкая, облепленная черной тканью балахона. С’Тонак привычно вытянул руки, вполсилы ударил по вертящейся фигуре. Казалось, черное влажное облако заструилось с пальцев Нечистого. Туман встретился с золотым пламенем. Огонь окрасился в красный, затрещал, разбрасывая во все стороны колючие искры. Ментальный кокон запульсировал, выкидывая в воздух новые порции психической энергии.
Движения киллмена замедлились. Морису приходилось все больше силы уделять на то, чтобы не подчиниться адепту темного братства. С’Тонак рассмеялся, высоко задрав худой обтянутый серой кожей подбородок. Рубин на пальце, улавливая рассеянную в воздухе душевную мощь, потеплел. Нечистый неторопливо спустился по неприметной тропинке, приблизился к дерущимся.
Киллменов почти не осталось. Только Морис кружился, раскидывая брызги солнечных зайчиков, да в сторонке, спина к спине, дрались двое копейщиков. Усталые, они с трудом держали в руках пики, но глиты и не нападали. Зачем? Достаточно немного подождать, воины устанут, потеряют бдительность и глянут в глаза лемутам. И тогда уже никакой ментальный щит не защитит жертву.
С’Тонак ударил всей своей психической мощью, накопленной за многие годы тренировок. Худощавое тело изогнулось, выбрасывая в воздух колоссальную энергию, рубин в перстне вспыхнул пронзительным алым цветом. Глыба серого струящегося льда обрушилась на ментальный щит. Какое-то мгновение тот полыхал, сдерживая вражескую волю, а затем погас, словно задутая порывом ветра свеча. Киллмен замер, сабля выпала из ослабевшей руки, со звоном скатилась по гранитному склону в море. Морис покачнулся и мешком осел на камень. Упругое, такое же жилистое, как и сам хозяин, сердце остановилось. С’Тонак наклонился над трупом, приложил ладони к вискам, выпивая последнюю судорогу умирающего мозга. Черной каплей застыл в золотой оправе рубин.
Темный брат неловко поднялся, двумя короткими мыслительными ударами добил оставшихся копейщиков. Развернулся к своему отряду.
— Я приказываю догнать и уничтожить остальных. Именем господина!
И в этот миг С’Тонак почувствовал стрелу, нацеленную ему в горло. Так, не видя человека, мы замечаем пристальный взгляд. Адепт крутанулся на каблуках, всматриваясь в окружающую степь. И в этот момент на него обрушился неожиданный по сложности и силе удар. Противник почти одновременно блокировал центр речи, мышцы спины и ног, и только до мозга и сердца неизвестный враг дотянуться не сумел — слишком хорошо Нечистый защищал эти столь необходимые для жизни органы. С’Тонак, еще не успевший отдохнуть от прошлой битвы, ударил в ответ. Ему было много тяжелее, ведь он не видел противника. Не мог уцепиться за взгляд, по неловкой позе понять, какая часть тела хуже всего защищена.
И все-таки сила и знания посвященного второго круга с лихвой перекрывали мастерство невидимого киллмена. С’Тонак ощутил, как ослабевает напор, как все больше энергии уходит у противника на защиту. Адепт почувствовал, как приливает кровь к ожившим пальцам. Исказив в улыбке сведенные судорогой губы, Нечистый выплеснул новый поток ментальной силы, острым конусом направив ее в живот противнику.
Сагенай согнулся, мышцы на животе вздулись непомерными буграми. Из разорванной кожи на расстегнутую куртку закапала светлая кровь. Киллмен застучал ногами по земле, выплюнул в траву осколки раскрошившихся зубов и, собрав оставшиеся силы, ударил. По-вражески, нечестно.
Мучительная рвота вывернула С’Тонака наизнанку. Перед глазами помутнело. Он хотел упасть, но одеревеневшие после удара мышцы не слушались. Волна тошноты поднялась от желудка, похмельной волной затекла в голову. Мир закружился, теряя привычные очертания, но все же в последний миг С’Тонак разглядел высокого стройного лучника и наконечник стрелы, хищно поблескивающий в скарлатном свете заходящего солнца. На мгновение Нечистому почудилось, что все это с ним уже не раз было, а затем тело пронзила тупая свербящая боль.
— Убейте их! — прохрипел Нечистый.
Поднял руку, ухватившись за древко. Ломкое дерево хрустнуло под пальцами, рассыпалось крошевом щепок. От камня на пальце потек рубиновый свет. Он лучился, переливался, постепенно высветляясь, и наконец совершенно белым туннелем застыл перед глазами. Адепт Нечистого шагнул вперед, покачнулся и упал лицом в кровавый песок побережья. Обломок стрелы, неприятно чавкнув, пробил шею и вышел с другой стороны…
*
Лорс пробежал чуть больше двух миль. Затем зверь захрипел, на мягких губах проступила пена. Из выбитого глаза снова заструилась кровь. Животное покачнулось, застонало негромко, и осело на землю. Подбежавший Малейн наклонился над зверем, прислонил ухо к теплой широкой груди. Прислушался.
— Все, — проронил стоявший рядом Андрес. — Отъездилось наше стеклышко.
— Замолчи! — процедил Эдвард. — Дальше мы повезем хрусталь на себе. Тебе понятно?
— Да ты что? — выдохнул позади высокий нескладный киллмен. — Нас же тогда лемуты догонят и перережут. Нас всего восемь человек осталось.
— А ты о том подумал, что толстяк Пьюза там умирать остался только для того, чтобы мы стекло в Мельт привезли? Понятно?