— Простите, — пробормотал Виталий. — В общем, множество вселенных объединяет темное вещество, общее для всех миров, которые никаким иным образом друг с другом не соприкасаются. Полная масса темного вещества не бесконечна, и чем больше вселенных возникает в Большом взрыве, тем меньше приходится темного вещества на каждую вселенную.

— Ну, я бы не стал так… — начал Ланде, но Виталий не дал ему договорить:

— Я не говорю, что меньше по массе, это мы потом обсудим. Перефразирую: чем больше вселенных, тем труднее в каждой из них обнаружить темное вещество. Чем больше вселенных, тем слабее темное вещество себя проявляет.

— Не понял… — Адвокат тоскливо перевел взгляд с Виталия на

Ланде: — Вы говорите, что темное вещество ни с чем не реагирует. Вы пытаетесь связать физику с преступлением… хорошо — с тем, что произошло в среду. Давайте говорить об этом!

— Прошу прощения, — пробормотал Виталий. — Короче — темное вещество рассеяно в нашей Вселенной, как газ. Темное вещество везде, оно заполняет и эту комнату, но мы его не замечаем, а когда возникают сгущения, то появляется эффект вроде того, что случилось с «Пионерами».

— При чем здесь ваша жена, Виталий?

— Человек в коме. Или аутист. Эти люди также теряют связь с реальностью. Мозг не реагирует на сигналы из внешнего мира и только поэтому способен взаимодействовать с темным веществом, понимаете? На самом деле мозг и в состоянии комы не теряет активности. Но взаимодействует он теперь не с обычным веществом, а с темным. И значит…

— Стоп, — сказал адвокат, и в его взгляде появились признаки заинтересованности. — Ну-ка, давайте я сам попробую. В обычном состоянии мозг с темным веществом не реагирует. В состоянии комы — да. Но темное вещество связывает вселенные, так? Значит, человек в состоянии комы… или аутист… имеет возможность связываться с другими вселенными?

— Связываться — не то слово, — поморщился Ланде. — Я же вам вчера объяснял…

— Хорошо. Не связываться. Называйте иначе, это ваши проблемы. Но человек в коме находится будто между многих миров сразу.

— Не человек, — сказал Виталий. — Тело тут ни при чем. Психика. Мы думаем, что человек в коме — как растение. На самом деле почти до нуля ослабляются связи с нашей реальностью. Но закон сохранения действует: психическая деятельность связана теперь с темным веществом, оно ведь и объем мозга заполняет, верно? А темное вещество связывает мозг с другими вселенными.

— И что? Человек не осознает того, что с ним происходит здесь, — Спенсер пытался сам делать выводы. — Значит, он не воспринимает и другие ваши вселенные. Он и там будто в коме, верно?

— Верно, — кивнул Ланде. — Это я и пытался доказать Виталию во время наших дискуссий.

— Нет, не верно! — воскликнул Виталий. — Эндрю вообще не сторонник привлечения психологии для описания физических процессов. Он считает…

— Я сам могу растолковать мистеру Спенсеру свои взгляды, — обиженно сказал Ланде. — Вы его только запутываете, упоминая о наших разногласиях. Мистер Спенсер задал вопрос, на него и отвечайте.

— Я же сказал: интенсивность взаимодействия зависит от плотности темного вещества. Здесь — у нас, на Земле, — оно разрежено, да, но в другой вселенной мозг может реагировать с гораздо более плотными сгустками…

— Это ваше предположение, — бросил Ланде.

— Но оно подтверждается! Как иначе объяснить…

— Да-да, — Спенсер колотил по столу уже не пальцем, а всей ладонью. — Оставьте, черт возьми, в покое ваши теории. Как, черт возьми, и кто, черт возьми, раздавил аппарат в палате вашей жены?

— Но это следует из теорий, — устало произнес Виталий. — Дина это сделала сама.

— Как?

— Изменив плотность темного вещества внутри этого чертова аппарата! Разве не ясно?

— Мне — нет. И Мэнтагу, который сидит за соседним столом и ловит каждое ваше слово, тоже не ясно.

— Говорите за себя, Спенсер, — бросил детектив.

— А вы все поняли? Не верю!

— Можно? — Мэнтаг поднялся и переставил стул ближе к Виталию. — Подвиньтесь немного. Спасибо. Все равно я слушаю, так, может, позволите и мне поучаствовать?

— Вас только не хватало, — недовольно сказал адвокат. — Вам не кажется, Мэнтаг, что вы превышаете…

— Если вы против, я пересяду обратно, — вежливо произнес детектив, — слушать вы мне запретить не можете, верно? Разве что встанете и уйдете.

— Мы не против, — быстро сказал Виталий, пока Спенсер не начал возмущаться. — Вы хотели что-то сказать, мистер Мэнтаг?

— Хотел, да. В отличие от Спенсера, не в обиду ему будь сказано, у меня были хорошие оценки по физике в колледже. Я бы сказал, отличные оценки. В свое время я запоем читал Хокинга. И этого японца… как его… Мичио Каку, да. Телевизор я тоже смотрю, в отличие от вас, мистер Спенсер.

— Мэнтаг!

— Не хочу сказать ничего дурного, сэр! Послушайте, — обратился детектив к Виталию, — если вы хотите убедить меня — вы ведь меня прежде всего хотите убедить, а не мистера Спенсера, который вас все равно будет защищать, поскольку получает за это деньги? — да, так если вы хотите меня убедить р том, что ваша жена решила таким экстравагантным образом покончить с собой, то, пожалуйста, убедите меня сначала в том, что она не хотела вас подставлять. Согласитесь: все улики против вас. Включая отпечатки пальцев…

— Моих?

— Я имею в виду первую экспертизу, результаты которой никто не отменил. И вопросы вам мистер Спенсер задает не те, что нужно.

— Не те, что нужно вам, Мэнтаг, — раздраженно произнес адвокат, сделав ударение на слове «вам».

— Вам, мне, — пожал плечами детектив. — Почему вы не спрашиваете об отпечатках пальцев, об обломках аппарата, о том, что происходило с мистером Дымовым в тот день и в последующие? Кое о чем он рассказывал, а кое-чему я сам был свидетелем. Почему не спрашиваете о мальчишке этом, Линдоне? Почему, черт возьми, все эти странные события происходили на ограниченном отрезке времени: начались незадолго до смерти миссис Дымов и закончились двое суток спустя? Больше ничего не происходило — я имею в виду ничего такого, что нельзя было бы объяснить с помощью здравого смысла.

— О, — пробормотал Виталий, — вы еще не все знаете.

— Я что-то упустил? — поднял брови детектив.

— Я вам не рассказывал, как ходил в магазин. Это было…

— Я знаю, как вы ходили в магазин, — кивнул Мэнтаг.

— Что вы можете знать?

— Скажу. Вы вышли из квартиры в двадцать три тридцать. Дошли до перекрестка, свернули на улицу Катерины, и здесь мой человек вас потерял. Он утверждает, что вы от него сбежали — когда он секунд через десять после вас свернул за угол, вас не было в пределах видимости. Он решил, что вы обнаружили наблюдение и спрятались в каком-нибудь из близлежащих магазинов. Он остался на углу и стал ждать. Ждал он двадцать три минуты, после чего увидел вас возвращающимся по противоположной стороне улицы. По его словам, вы появились неожиданно, будто возникли ниоткуда. Вернулись домой — тут уж он за вами проследил, будьте уверены. Так где вы были, а?

— Ходил за продуктами… — Медленно, подбирая слова, Виталий рассказал о том, что с ним происходило на улице и в магазине, что он чувствовал и как свалился дома в изнеможении. А потом начались звонки…

— Это верно, — сообщил Мэнтаг. — В вашем мобильном зафиксировано шестнадцать принятых звонков. Возникла проблема. Вам звонили репортеры, я говорил с некоторыми, они утверждают, что разговаривали с вами часов в семь-восемь вечера, время звонков отмечено в их мобильных телефонах. В вашем этих звонков нет, все шестнадцать зарегистрированных — в начале второго ночи, в пределах пятиминутного интервала. Эксперты отметили эту особенность, но объяснения не нашли.

— Вот видите, — пробормотал Виталий.

— Почему эта информация не была оглашена в суде? — возмутился Спенсер.

— Успокойтесь, — Мэнтаг не повернул головы в сторону адвоката, он говорил сейчас с Виталием, только на него смотрел, только его реакция на сказанное была детективу интересна. — Сегодня эти детали были бы ни к чему, вы не согласны?