Подошла действительно Карина, и он пробормотал в трубку:

– Здравствуй, Карина.

– Здравствуй, Мурад. – Она ждала его звонка, хотя именно сегодня торопилась на важную встречу.

– Как дела?

– Работаю. Как у тебя?

– Тоже работаю.

Они говорили так, словно их могли подслушивать.

– Когда ты приедешь в Москву? – спросила Карина.

– Пока не знаю. Наверное, скоро. Постараюсь выбить себе командировку.

– Старайся, – сказала она достаточно спокойным голосом, чтобы не выдавать своего волнения. Но он понял, как Карина нервничает.

– Я приеду, – неожиданно вырвалось у него, – в эту субботу. Возьму билет и прилечу на один день, если ты не возражаешь.

– Не возражаю, – ответила Карина, – я же не могу приехать к тебе.

– Я приеду, – повторил он, – приеду в субботу утренним рейсом и сразу позвоню. Мне только нужно заказать гостиницу.

– Закажи, а я буду тебя ждать.

Они попрощались, и Мурад положил трубку. Эти разговоры становились все более и более тягостными. Оба понимали, насколько невозможна их встреча в Баку или Ереване, и вообще, насколько невозможна их будущая совместная жизнь. Но обоих неудержимо влекло друг к другу, словно после стольких лет разлуки они пытались наверстать упущенное.

Билетов в Москву, конечно, не было в свободной продаже, хотя в столицу летали четыре рейса. Пришлось звонить и заказывать билет. В руководстве местным отделением Аэрофлота обычно оставляли билеты на каждый рейс. Это была бронь ЦК, Совета министров и Верховного Совета. Билеты стоили сорок рублей, при галопирующей инфляции и девальвации по рыночному курсу рубля к доллару на тот момент это составляло всего лишь… полтора доллара. Все понимали невозможность подобных цен, и разговоры о скором повышении тарифов шли уже давно.

На следующее утро Мурад послал водителя взять билет, а сам отправился к себе в Союз. На работу он старался не опаздывать, и это вызывало удивление у его коллег. В Союзе писателей привыкли появляться на работе к полудню, чтобы к двум или к трем часам дня уже завершить ее. При этом один из пожилых секретарей поучал Мурада, как именно нужно работать. Понедельник – тяжелый день после выходных, и не нужно ничего планировать. По пятницам все обычно уезжают на дачи и за город, тоже не очень удобный день. По четвергам в Баку обычно поминают умерших, и мы, как руководители Союза, должны ходить на эти мероприятия. Значит, у нас есть два рабочих дня – вторник и среда, когда можно планировать разные собрания или встречи.

Вспоминая об этом, Мурад всегда улыбался. Хотя он прекрасно знал, что еще более «сложная» обстановка в Москве, где в аппарате Союза сотрудники появлялись к полудню, чтобы уже через минуту оказаться в кафе или ресторане Центрального Дома литераторов, куда вел подземный переход, и просидеть там до окончания рабочего дня, если срочно не позовут обратно. Любой посетитель или гость рано или поздно оказывался либо в ресторане, либо в кафе вместе с сотрудниками аппарата.

Последний месяц Мурад работал в основном с документами. Они готовились к съезду, который впервые должен был состояться после событий конца восьмидесятых и начала девяностых. Никто не знал, каким будет этот съезд, кого изберут, кто останется и вообще как пройдет этот форум писателей, которые всегда отличались своими независимыми суждениями и взглядами.

Он просматривал бумаги, когда позвонила секретарь. Мурад поднял трубку. К селектору он еще не привык. В девяносто первом ему было чуть больше тридцати. Шрам на подбородке, оставшийся после военных действий в Афганистане, постоянные головые боли из-за тяжелого ранения и ранняя седина, несмотря на молодые годы.

– Мурад Керимович, к вам посетитель, – приглушенно сообщила секретарь.

– Пусть войдет, – удивился Керимов. Обычно к нему входили без доклада.

– Говорит, что он – ваш родственник и хотел бы, чтобы вы вышли из кабинета, – продолжала шептать секретарша.

Он положил трубку и вышел из кабинета. В приемной действительно стоял родственник его матери. Кажется, он работает в каком-то научно-исследовательском институте Академии наук. Странно, зачем он пришел сюда?

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Мурад, – проходите ко мне в кабинет, пожалуйста.

– Нет, – возразил родственник, оглядываясь по сторонам, – я не один. Со мной приехал наш директор. Он внизу, в машине. Если ты разрешишь, он поднимется к тебе.

– Конечно, – растерялся Мурад. – Почему в машине? Какой директор? Почему он не поднялся вместе с вами?

– Это академик Джалал Алиев, брат Гейдара Алиева, – доверительно шепнул родственник.

– Не понимаю, почему он не поднялся вместе с вами, – повторил Мурад. – Пусть заходит.

– Сейчас мы поднимемся, – обрадовался родственник, – только ты не обижайся, я вместе с ним не зайду. Он хочет поговорить с тобой наедине.

– Пожалуйста. – Мурад удивлялся все больше и больше.

Через несколько минут в его кабинет вошел высокий мужчина с характерным и узнаваемым лицом. Это был академик Джалал Алиев, брат бывшего руководителя республики Гейдара Алиева. Они пожали друг другу руки, и гость уселся к приставному столику. Мурад, из уважения к возрасту прибывшего, сел напротив.

– Прежде всего я хочу поблагодарить вас от имени всей нашей семьи, – начал Джалал Алиев.

– За что? – изумился Мурад.

– За ваше мужество, – ответил академик. – Вы недавно выступали в академии и защищали моего брата. Спасибо вам за это. Сейчас все выступающие говорят такие неприятные вещи о нем, и все это бессовестная клевета и ложь.

Мурад вспомнил, как это было. Группа активистов Народного фронта начала дискуссию о бывших партийных работниках, считая, что почти все они являются потенциальными коллаборационистами. Попытки возражений подавлялись криками и свистом, почти никому не давали говорить. Один из активистов особенно настаивал на осуждении всех бывших партократов, в том числе и Гейдара Алиева. Это возмутило Мурада, и он попросил слова.

– Человек уже несколько лет не работает, и не забывайте, это был единственный азербайджанец, который за столько лет стал членом Политбюро, входил в руководство страны, столько сделал для республики. Почему вы сейчас позволяете себе подобные высказывания? Это ведь просто нечестно – нападать на человека, который уже не во власти…

Ему не дали договорить. Раздался свист, крики, шум. Несколько человек даже поднялись, чтобы силой сместить его с трибуны, но он продолжал говорить. Когда кто-то прорвался к нему, Мурад даже отпихнул этого активиста. И договорил все, что хотел сказать. Несколько человек ему аплодировали, другие боязливо оглядывались по сторонам. Активисты кричали и свистели. Уже выходя из зала, Мурад столкнулся с мужчиной среднего роста, и тот, протягивая ему руку, сказал:

– Я онколог Джамиль Алиев, тоже родственник Алиевых. Позвольте пожать вам руку, вы сегодня выступали, как настоящий мужчина.

И вот сейчас к нему приехал сам брат бывшего лидера. Странно, что он забыл об этом выступлении. В конце концов, ничего особенного не сделал, просто сказал правду.

– Я хочу вас еще раз поблагодарить и передать вам кассету с интервью моего брата журналистам, – подчеркнул Джалал Алиев.

– Спасибо, я ее обязательно посмотрю.

– И покажите вашим коллегам, – попросил академик на прощание.

Уже после его ухода позвонил родственник.

– Спасибо, что принял нашего директора. Есть еще одна просьба, но если только ты сможешь. Я понимаю, что это очень сложно…

– Какая?

– Можно организовать приглашение Гейдара Алиева на ваш съезд? Это было бы здорово. Он сейчас не занимает никаких должностей, а ты сам знаешь, как на него нападают в Верховном Совете. Приглашение его сильно поддержало бы.

– Я подумаю, – ответил Мурад.

Кадры с заседаний Верховного Совета показывали каждый день. Было омерзительно наблюдать, как издеваются над пожилым человеком те, кто еще вчера так пресмыкался перед ним, пытаясь хотя бы поймать его благожелательный взгляд. Было стыдно и гадко наблюдать за этими репортажами.