Литмир - Электронная Библиотека

— А может, все-таки, — досказал Бабенко, — назад в поселок свернул? По санной тропе?

На опушке показалась медвежья фигура Лахно. Издалека еще развел руками: «Никого…»

Мысль, в начале показавшаяся нелепой, вошла в сознание внезапно, как гвоздь. Андрей уже почти не сомневался, озаренный острой догадкой: «Ну и хитер, хитер, сволочь…»

— На всякий случай мотай к Довбне, — приказал он подошедшему Лахно. — Как вернется, пусть даст знать по дорожным пунктам.

— Ясно.

— Сержант и ты, Бабенко, — прочесать лес у поселка. Должен быть след. Николай со мной… Сойдемся у оврага.

«Не может быть. А что, если… этот бандюга, — Андрей даже мысленно не мог уже произнести имени Степана, — в впрямь спетлял в лесу, а сам от дороги, кустарником бросился к дому. Зачем?» Это было невероятно, дико, но в эти минуты он вдруг вспомнил о внезапно и без следа исчезнувшем Монахе — факт, которому не придал значения и лишь потом, в разговоре с Настей, сообразил, что тот пришлый на хуторах обнаружен не был, значит, прятался неподалеку, не без помощи Степана! Догадка еще не находила прямого объяснения, все больше крепла, и он прибавил шагу.

Спустились к овражку: на небольшом пятачке меж дорогой и кустарником были следы, может быть, случайные, не Степана, потому что дальше все было истоптано, исполосовано санными колеями — сани, очевидно, наезжали в перелески за валежником и дровами.

Из лесу к оврагу уже подходили сержант и Бабенко. Юра, помахав рукой, крикнул: «Есть. Давай сюда!» Оба враз бросились по склону, скатившись в самый лог.

— Его! — сказал Бабенко, осторожно плутавший возле следов на пятачке. — Его это подковка на левом сапоге.

На склоне чуть оттаявший снег хранил четкий отпечаток.

— Уверен?

— Сдохнуть мне. Стеклодува подковки. Он всем ставит.

— Вот именно. У кого их нет?

— На одном же сапоге! Степан как-то говорил Ляшко, что одна оторвалась, надо бы подбить, да, видно, не собрался…

— Пошли.

Впереди, на пригорке, в густеющей синеве, четко рисовался дом председателя. Закатно отсвечивала жестяная крыша. Что-то тут не так, трудно было поверить в причастность Митрича к случившемуся, но ворваться в дом к нему — значило поставить последнюю точку.

По истоптанному снегу они снова вышли к дороге, и Андрей, мысленно продолжив ее, представил, как она идет, огибая заросший кустарником овраг, прямо к околице, мимо дома председателя. Он еще колебался, но не сбавлял шага, хотя на разъезженной дороге уже никаких следов отыскать было невозможно. Шел, будто гончая, принюхиваясь к воздуху, к неслышному, тревожащему запаху хуторка, откуда началась его беда.

Над сугробами на крутояре снова открылась алая председательская крыша, над ней в ранних сизых сумерках мирно курился дымок. И снова, на этот раз Николай, первым подымавшийся по тропке с фонариком в руках, застыл, легонько свистнув. Тонкий лучик высветил смазанный след на обочине.

— Полундра, — сказал Николай, — знакомая лапа.

— Он тут мог и раньше ходить.

— Мог, конечно. А почему одна, с разворотом? Оглянулся, видно, на бегу и ступил в сторону.

— Может быть.

С пригорка вдруг скатился запыхавшийся Политкин, оставленный дома за повара.

— Еле нашел вас…

— Присоединяйся. Как там Стефа, не слышал?

— В больнице вроде. Не знаю.

Мороз брал круто, только сейчас Андрей почувствовал, как прихватило остывающие после ходьбы щеки.

В крайнем окошке хаты горел свет, косая сгорбленная тень недвижно ломалась у притолоки.

— Обходить тихо. Николай, останься снаружи, остальные со мной. — И, расстегнув кобуру, нащупал липучую от мороза рукоять пистолета.

Рывком распахнув дверь, заметил, как вскинулась сидевшая в углу хозяйка. Что-то необычное было в ее позе, будто плечи давила страшная тяжесть. Тонкие руки ее дрожали, сжимая моток ниток, лоскут вязанья лежал отдельно на табуретке.

— Ох, совсем залякали меня. Заходьте, заходьте, — словно заведенная, произнесла она, не пошевельнувшись, лишь крепче сжала моток. На полу у порога таял ошметочек снега, и Андрею словно шепнули на ухо, здесь Степка, недалеко.

— Где сын? Говори! — резко бросил Бабенко. Быстро подошел к хозяйке, встряхнул за плечо.

— А бо ж я…

— Говори, быстро!

Так он, бывало, брал нахрапом пленных немцев, пытавшихся что-то утаить на предварительном «солдатском допросе», не давая им опомниться перед отправкой в штаб. И то, что старуха не кинулась на обидчика с ухватом, даже не вспылила, а лишь уронила свою с ровным пробором голову, подтвердило догадку — тут звереныш.

При свете керосиновой лампы лицо хозяйки казалось блестящей маской, потом Андрей понял, что она беззвучно плачет. Он тронул ее за рукав:

— Скажи, мать, все равно ведь отвечать ему придется. Лучше без лишней драки, без смертей, будь разумной…

— Не знаю, бог бачить, не знаю! Оставьте вы меня, оставьте! Вин бросил, и вы бросаете. Я ж казала — на що тебе Польша, тут твоя колыска, и хата твоя.

— Давно ушел?

— Не… на поезд же, может, час… Уместях со всеми.

Готовность, с какой она отозвалась, и легкая едва уловимая заминка лишь подхлестнули Андрея. Он прощал ей ложь. Все было ясно.

— Советую в последний раз — скажи правду. Обшарим все вокруг, на земле и под землей… Ему же хуже будет.

От него не укрылось, как она вздрогнула и залилась пуще прежнего, беззвучно, с пробившимся стоном.

— Где муж?

— В сельсовете ж.

— Бабенко, быстро за хозяином… — и не докончил фразы — за окнами глухо, сдвоенно, треснули выстрелы. И тут же сорвалась автоматная очередь.

* * *

Николай лежал, уткнувшись головой в угол хаты, сжимая руками автомат. Чуть поодаль темнела соломенная копна, открывавшая дыру погреба — обычный схорон для картофеля, по-здешнему — бурт. С той стороны хаты с автоматом наготове уже стояли Юра и Бабенко.

— В чем дело, Николай?! Коля!

Андрей затряс отяжелевшее тело Николая, запрокинув его голову, и почувствовал, как взмокли ладони: из-под шапки липкой гущиной сплывала кровь.

Искатель. 1978. Выпуск №4 - i_007.png

— Николай, — тихо, на выдохе, повторил Юра. Подбежавший Бабенко поддержал дружка. Тот на миг словно бы очнулся, дернул рукой в сторону бурта.

— Там… они, — вырвалось у него с хрипящим клекотом, — нос… папаха…

— Не Степка?

— Не… ох, — произнес он совсем внятно, с коротким всхлипом, — не повезло…

Юра, отчаянно взвизгнув, точно ему придавили ногу, рванулся к бурту, замахнулся гранатой.

Гулкий взрыв смешался с треском автоматной очереди откуда-то из-под земли. Юра странно крутанулся и, упав, неуклюже и торопливо пополз назад, сел и рассмеялся странным квохчущим смехом, зажав плечо.

— Ранило меня, — сказал он удивленно.

Бабенко, все еще на снегу, держал на коленях голову Николая.

— Все, лейтенант.

— Всем за угол! — приказал Андрей. — Держать бурт под прицелом. — Он вырвал из неумелых Юриных рук пакет, с треском рванул обертку. — Не хватало еще всех тут потерять! Кто тебя толкал к яме, щенок чертов?!

— Жалко Николая… Как по сердцу ножом! Но я успел… успел бросить, — бормотал Юра, в котором, жалость, очевидно, уже смыло новым жарким ощущением собственной раны, сделавшей его ужасно разговорчивым. — Тут все ясно, как день, товарищ лейтенант… Они решили уходить. Все, как только вернулся Степка… А не успели. Думали — Николай тут один, иначе зачем этот глупый выстрел, они же теперь в капкане… А я их из автомата.

— Кончай болтать.

— Что?

— Что слышал. Тут больно?

— Нет, почти нет.

— А здесь?

— Ой…

— Пустяки, ключица. Главное — не кисни. Отправим тебя в тыл.

— Зачем?

— Сказано — не болтай! Посмотрят, перевяжут как следует.

Кончив бинтовать, Андрей приказал появившемуся Лахно раздобыть сани и отвезти Николая, — он так и назвал его по имени, как живого — в поселок, и заодно захватить помкомвзвода в больницу.

24
{"b":"167814","o":1}